[200x304]Рецензию/отзыв на саму книгу напишу, когда прочитаю до конца, а пока подборка цитат. Точнее, конспект этой замечательной провидческой книжищи =0)
ЗЫ: книга написана 1960-70е. Читая, этого вообще не замечаешь, настолько все затронутые проблемы современны. Что ли автор - профессиональный предсказатель? Скорее всего, просто очень много повидавший человек, умеющий все увиденное проанализировать и сделать должные выводы о том, что ждет человечество через 30-40 лет.
ЗЫ: автор пишет в основном о промышленном дизайне и под дизайном понимание нечто более сложное, чем просто украшательство стразиками.
Конечно, существуют и более вредные профессии, нежели промышленный дизайн, но их совсем немного. И, возможно, лишь одна профессия превосходит его по степени надувательства – рекламный дизайн. Убеждать людей приобрести то, что им не нужно, на деньги, которых у них нет, чтобы произвести впечатление на тех, кому до этого нет никакого дела, – сегодня это мошенничество стало поистине виртуозным. Промышленный дизайн, смешивая в безумных пропорциях все безвкусные глупости, которыми вразнос торгуют рекламщики, прочно удерживает второе место. Еще никогда в истории человечества взрослые люди не занимались всерьез проектированием электрических расчесок, коробок для файлов, украшенных стразами, и туалетных ковриков из меха норки, а затем не составляли подробные планы производства и сбыта этих безделок миллионам потребителей.
Эта книга написана с точки зрения человека, который убежден, что концепция патентов и авторских прав по своей сути неправильна. Если, например, я придумал игрушку, благодаря которой дети с физическими проблемами могут заниматься лечебной физкультурой, наверное, следует как можно быстрее наладить ее производство, а не затягивать процедуру патентования на полтора года. Я знаю, что идей много и они дешевы, и очень плохо наживаться на бедах других. Мне повезло, я сумел убедить многих моих студентов принять эту точку зрения. (...) Сам Томас Джефферсон высказывал серьезные сомнения по поводу целесообразности практики выдачи патентов. Когда он изобрел машину для трепания конопли, он предпринял конкретные шаги против получения патента и написал одному своих друзей: «Нечто подобное уже давно требовалось всем, кто занят выращиванием конопли, и потому, как только я смогу с уверенностью говорить об эффективности моего изобретения, возможно, анонимно напечатаю его описание в газетах, что-бы какой-нибудь ретивый любитель получать патенты не пользовался им».
Мы уже поняли, что большие автомобили – пожиратели бензина, теперь мы должны понять, что наши дома – поглотители пространства. Сейчас, когда затраты на отопление и кондиционирование воздуха высоки, проектирование больших домов с громадными стеклянными стенами и гостевыми комнатами, которые пустуют большую часть времени, уже неактуально.
Тот факт, что множество жилых домов, спроектированных и построенных в Нигерии молодыми скандинавскими дизайнерами, стоят неиспользованными и непригодными к использованию, стал важным уроком того, что модели жилищного строительства должны быть рассчитаны на многочисленные семьи, развивать добрососедские отношения и цементировать социальные связи, превра- щая сообщества жильцов в сильные, жизнеспособные коммуны.
Современный дизайн в значительной мере удовлетворял только мимолетные желания, в то время как подлинные потребности человека часто оставались без внимания. Удовлетворить экономические, психологические, духовные, социальные, технологические и интеллектуальные запросы человека обычно сложнее и не так выгодно, как тщательно спланированные и поддающиеся манипуляции «желания», насаждаемые обычаем и модой.
В том, что касается одежды, потребность в безопасности-через-идентичность была неоправданно преобразована в ролевую игру. Теперь потребитель может разыгрывать различные роли, наряжаясь в ковбойские сапоги, псевдовоенную униформу, кожаные куртки, разного рода «одежду для выживания», а также в рассчитанные на чисто внешний эффект «прикиды» (...) броская, рассчитанная на зрителей мода развивается еще быстрее, ведь люди всегда лихорадочно пытаются сообщить другим, кем они хотели бы быть.
Сильно ускорившимися изменениями в технологиях воспользовались, чтобы создать явление технологического устаревания.(...) Экономика рынка, однако, все еще ориентирована на статичную философию «покупка-владение», а не на динамичную «прокат-пользование», и ценовая политика не стремится к снижению потребительской стоимости. (...) Вместо этого реальная ценность настоящих вещей оказывается вытеснена произвольной ценностью фальшивых вещей – это своего рода Закон Грэшема∗ в области дизайна.
В результате неопределенности, а также под давлением новых разнообразных требований нашего общества многие люди чувствуют, что для возвращения утраченных жизненных ценностей логичнее всего пойти и купить раннеамериканскую мебель, постелить на пол лоскутный половик, купить готовые поддельные портреты предков и повесить кремневую винтовку над камином. Газовое освещение, столь популярное у владельцев собственных домов с участками, – опасный и бессмысленный анахронизм, который отражает лишь стремление неуверенных в себе потребителей и дизайнеров вернуться к добрым старым временам. (...) Невозможно просто переместить предметы, инструменты или артефакты из одной культуры в другую и ожидать, что они сохранят свои функции. (...) Покрытый татами пол – только часть более широкой системы дизайна японского дома. Хрупкие, скользящие бумажные стены и татами придают дому определенные и исполненные значения акустические свойства, которые повлияли на дизайн и развитие музыкальных инструментов и даже мелодическую структуру японской речи, поэзии и театра. Если пианино, предназначенное для гулких, звукоизолированных стен и полов западного дома и концертного зала, поставить в японском доме, невозможно будет сыграть замечательный концерт Рахманинова не превратив его в пронзительную какофонию. Подобным же образом тонкость, изящество японской музыки (сямисен) нельзя полностью оценить в гулкой коробке американского дома. Американцы, старающиеся сочетать японский интерьер с американским образом жизни, обнаруживают в ходе этого экспери- мента, что нельзя безнаказанно вырывать отдельные элементы из телезисного контекста (Телезис: «Обдуманное целенаправленное использование процессов в природе и в обществе для достижения определенных целей»).
Большинство ассоциативных ценностей являются универсальными в рамках определенной культуры и часто основаны на традициях этой культуры. Эти ценности определяются бессознательными, глубоко укоренившимися стремлениями и побуждениями. Существует бессознательная связь между ожиданиями зрителя и конфигурацией предмета. Дизайнер может манипулировать такой связью. Это может подчеркивать «стульность» стула и в то же время нагружать его ассоциативными ощущениями изящности, официальности, портативности, безукоризненно обработанного дерева и т. п. (...) Возрастающая сопротивляемость потребителей по отношению ко многим видам продукции свидетельствует, что дизайн пренебрегает ассоциативным аспектом функционального комплекса. (...) Влияние рекламы в прессе стало настолько могущественным, что она действует как великий маг, превращающий публику в пассивных потребителей, не желающих отстаивать собственные вкусы и пристрастия. Возникает образ безвольного потребителя с коэффициентом IQ пунктов в 70, согласного принять любые произвольные ценности, которые ему собирается навязать грешная троица – Мотивационные исследования, Анализ рынка и Отдел продаж. Короче, ассоциативные ценности дизайна деградировали до наименьшего общего знаменателя и определяются скорее невесть откуда взявшимися предположениями и всяческими графиками продаж, чем действительно глубоким пониманием потребностей потребителя.
Поскольку для анализа эстетики нет готового мерила, принято считать, что это личное самовыражение, полное тайны. Мы знаем, что нам нравится, а что не нравится, и ограничиваемся этим. Сами художники в последнее время все чаще считают свою работу самолечением и вместе с тем способом самовыражения, путают вседозволенность со свободой и пренебрегают всякой дисциплиной. Они часто не могут прийти к согласию относительно различных элементов и атрибутов эстетики дизайна.
Проекты «обновления городов» и «расчистки трущоб» сделали гетто вертикальными, превратив их в монолитные небоскребы, что привело к крайне негативным социальным последствиям для людей, вынужденных в них жить. Самоубийства, разобщенность, агрессия, насилие, убийства, злоупотребление наркотиками, а также отклонения от сексуальных норм – все это можно было наблюдать после каждого проекта обновления города (Питер Блейк «Форма следует за Фиаско». Бостон, Литтл Браун, 1979; Виктор Папанек «Дизайн в человеческом масштабе». Нью-Йорк, Ван Ностранд Рейнольд, 1983).
...серьезные последствия может вызвать наш способ хранения радиоактивных отходов. На разработку контейнеров для этих наиболее разрушительных из всех известных человеку отходов, период полураспада которых в некоторых случаях составляет 24 000 лет, уходит менее одного процента усилий по дизайну и инжинирингу, применяемых в атомной промышленности.
Дизайнеры часто пытаются пойти дальше первичных функциональных требований метода, использования, потребности, телезиса, ассоциации и эстетики; они стремятся к более сжатой формулировке: точность, простота. В такой формулировке мы находим эстетическое удовлетворение, подобное восхищению логарифмической спиралью моллюска наутилуса, легкостью полета чайки, силой узловатого ствола дерева, цветом заката. Свойство вещи вызывать своей простотой подобные чувства может быть названо элегантностью. Когда мы говорим об элегантном решении, то имеем в виду превращение сложного в простое. (...) ...удовлетворение интеллектуальное и вместе с тем эстетическое; оно показывает нашу зачарованность всем, что близко к совершенству.
...крайне удручает чрезмерная специализация различных наук и технологий. Часто к решению наиболее сложных проблем могут приступить только команды, состоящие из различных специалистов, каждый из которых говорит лишь на своем профессиональном языке. Промышленные дизайнеры, часто являющиеся членами такой команды, обнаруживают, что помимо выполнения своих профессиональных задач, им приходится брать на себя роль своеобразного «коммуникационного моста» между другими членами команды. Часто дизайнер оказывается единственным, кто может разговаривать на разных профессиональных языках; его подготовка позволяет ему взять на себя роль «переводчика» в команде.
Промышленный дизайнер начал с устранения излишних украшений, его настоящая работа началась, когда он решил разобрать изделие, чтобы увидеть, почему оно тикает, и придумать способ, чтобы оно тикало лучше, – и только после этого улучшить его внешний вид. Он никогда не забывает, что красота всегда поверхностна. (...) Он подробно консультируется с производителем, его инженерами, рабочими, персоналом отдела продаж, не упуская из виду те конкретные проблемы, которые могут быть у фирмы в сфере бизнеса или промышленности. Он в чем-то может пойти на компромисс, но твердо отстаивает принципы дизайна, в здравости которых он уверен. Иногда он может потерять клиента, но уважение клиента он теряет редко. (с) Генри Дрейфус, один из основоположников профессии, книга «Дизайн для людей»
На рынке времен Великой депрессии производителю требовались новые хитроумные трюки для увеличения доходов от продаж, и промышленный дизайнер модифицировал изделия, стремясь к улучшению внешнего вида и уменьшению расходов на производство и продажу. (...) Пионерами дизайна в Америке были Гарольд Ван Дорен, Норман Бел Геддес, Раймонд Лоуи, Рассел Райт, Генри Дрейфус, Дональд Дески и Уолтер Дорвин Тиг. Важно, что все они до этого занимались театрально-декорационным искусством или оформ- лением витрин. В то время как архитекторы торговали яблоками на улицах, бывшие театральные декораторы и оформители витрин «творили» в роскошных апартаментах.
Смешение технологий и искусственное подстегивание потребительских прихотей породило зловещих близнецов: модернизацию и устаревание. Есть три типа устаревания: технологическое (открывает новый или более элегантный способ делать вещи), материальное (вещь изнашивается) и искусственное (вещь заранее обречена на преждевременную смерть; либо материал нестандартен и износится в предсказуемый промежуток времени, либо основные детали не подлежат замене или ремонту). Начиная со Второй мировой войны наибольшее внимание уделяли стилистическому и искусственному устареванию.
Честный дизайн, стремящийся к подлинной простоте, в последнее время встречается очень редко. В специальных телепередачах (например, CBS White Papers), а также в журнальных и газетных статьях указывают, что американская военная промышленность в конце 1970 – начале 1980 годов, похоже, встала на тот же путь развития, что и индустрия потребительских товаров. Теперь в броневиках и танках действительно есть «легко- матические» взрыватели. Многие истребители настолько загромождены сложной электроникой, бортовыми компьютерами и внутренней видеоаппаратурой, что возникает опасение, сможет ли все это оборудование выдержать превратности реального ис- пользования. При неудавшейся попытке спасения американских заложников в Иране у пяти из восьми вертолетов – их дизайн и устройство замечательно подходили для лабораторных испытаний – из-за климатических условий пустыни отказали приборы, и в конце концов они врезались друг в друга. Независимые нации, покупающие товары военной промышленности, все чаще включают в «списки покупок» прочные, подлежащие ремонту изделия, сделанные в Чехословакии, Бразилии, Восточной Германии, во Франции или в Израиле. Только с помощью крупных финансовых стимулов их можно убедить выбрать наши высокотехнологичные товары. Похоже, теперь даже в военной промышленности США царит менталитет «усовершенствованного тостера».
Технологическое устаревание набрало темпы и масштабы. (...) Но чувствуется новая тенденция: большая сопротивляемость к покупкам у некоторой части населения. Люди начинают понимать, что, если они годик-другой подождут, прежде чем купить электронное приспособление, они перепрыгнут два-три новых поколения этих изделий и к тому же меньше заплатят, так как рост количества продукции и улучшенные технологии снижают потребительскую стоимость.
...мы видим, сколько творческой энергии в этой стране расходуется на подписание сделок и объединение корпораций, а не на производство и продажу функциональных вещей.
Безудержный рост творческой индивидуальности, ее эгоцентризм в ущерб зрителю и/или покупателю, начался в области искусств, затронул ремесленную среду и, наконец, достиг сферы Дизайна. По мере того как художник, ремесленник или в некоторых случаях дизайнер перестали считаться с нуждами потребителя, многие творческие заявления стали предельно индивидуалистическим и небольшими заметками художника для самого себя.
С появлением новых приемов и нескончаемого перечня новых материалов художник, ремесленник и дизайнер теперь стали страдать от тирании абсолютного выбора. Когда все становится возможным, когда нет никаких ограничений, дизайн и искусство могут легко превратиться в непрекращающийся поиск новизны до тех пор, пока новизна-ради- новизны не станет единственной целью.
...одна из важнейших прежде задач искусства – стремление к совершенству – теперь уже не столь актуальна. «Совершенства» можно достичь на сборочном конвейере или на фабрике. (...) Одни художники воспринимают машины как угрозу, другие – как образ жизни, третьи – как спасение. Но во всех случаях они вынуждены находить способ сосуществовать с ними.
Сюрреалисты, унаследовав иррациональный подход дадаизма, попытались проникнуть в сферу подсознательного, которая является одновременно и сточным колодцем, и прекрасным садом. Используя в своих полотнах подсознательные символы, они стремились превратиться в современных медиков, знахарей, шаманов. Главная проблема такого подхода заключается в том, о тождественно мотивированные эмоции у каждого человека различны. (...) Несмотря на множество пустых разговоров о том, что «левая рука является мечтателем», о юнговских архетипах, стиле поэтических чувств, метафизике, мистицизме и т.д., тотемные и фетишистские символы сюрреализма, построенные на идиосинкразических и очень личных ассоциациях, не стали популярными. Дизайнер, напротив, старается использовать ассоциативные ценности, которые приняты и понимаемы в культуре или субкультуре более широко.
Бегство от окружающего мира в угоду служению небольшому избранному кругу (как и в «Игре в бисер») достигло своей кульминации у Ива Кляйна, чьи методы описаны в книге «Коллаж» Ему не показалось утомительным приклеить 426 тысяч губок на стену хорошо посещаемой гостиницы, он с удовольствием делал акварельные работы и затем выносил их в свой внутренний двор во время сильнейшего ливня для того, чтобы «добиться динамического взаимодействия между природой и рукотворными изоб- ражениями». С этой же целью он писал картины маслом в медленно движущейся повозке, а затем помещал полотна на крышу своего «Ситроена» и быстро ездил по кругу, чтобы «краски стали прозрачными». Пика своей карьеры он достиг в 1958 году, когда в галерее Айрис Клерт был выставлен его первый ненаписанный снег. Галерея была торжественно выкрашена в белый цвет; единственными объектами для рассмотрения были простые бе- лые рамы, висящие на стенах с небольшой биркой типа: «Некартина, 30 х 73 см, 80 000 франков». Выставка была распродана. Сотни парижан и американцев абсолютно серьезно оплачивали и несли пустые белые рамы к своим машинам и затем, вероятно, торжественно развешивали их в своих квартирах. Было бы поучительно, если бы мистер Кляйн получил бы взамен «некартин» «не-чеки».
Энди Уорхол, Рой Лихтенштейн и Роберт Раушенберг относились к своим произведениям еще более рационально. Их попытки свести нечто необычное к банальному и придать банальному статус необычного не знали границ. Пятьдесят раз повторяя одно и то же лицо Мэрилин Монро, они тем самым превращают голливудский секс-символ в одну из особей «стада». Человеческие эмоции низводятся до уровня комичного с целью защитить себя от жизненных проблем через банальное. Марсель Дюшан однажды сказал: «Если человек берет пятьдесят банок с супом «Кэмпбелл» и изображает их на холсте, нас интересует не возникшее в результате этой акции изображение, а оригинальность мышления человека, додумавшегося изобразить пятьдесят банок супа «Кэмпбелл» на холсте».
Остается только одно – случай, ибо хорошо запрограммированный компьютер не ошибается. Хорошо спроектированная машина также не делает ошибок. Что в такой ситуации может быть более логичным, чем возвеличивать ошибки и благоговеть перед случаем? Ханс Арп, один из сооснователей дадаистского движения в Цюрихе во время Первой мировой войны, впервые заявил об этом в своей статье «Формы, расположенные в соответствии с законом случая». Арп разорвал одну из своих работ, выполненных гуашью (не глядя), затем взобрался на верхнюю ступеньку стремянки и сбросил вниз разорванные куски. Он осторожно приклеил их там, где они упали. Несколькими десятилетиями позже другой швейцарец по имени Споэрри пригласил свою девушку на завтрак, затем приклеил к столу все блюда, а мятые бумажные салфетки, шкурки бекона и хлебные корки разбросал на столе; результат назвал «Завтрак с Мэри» и выставил его, то есть стол со всем содержимым, в музее. Было практически неизбежно, что после картин Джексона Поллока сороковых и начала пятидесятых годов, с кляксами и брызгами, другие художники дружно признают это незапланированной случайностью.
Постепенно многие из нас (особенно молодежь) приходят отрицанию дальнейшего накопления материальных благ. Это стремление вызвано в значительной степени пониманием того что мы живем в постиндустриальном обществе, переполненном техническими новинками, безделушками и фабричными поделками. Поэтому сейчас мы имеем «концептуальное искусство», в 1971 году один ведущий художник Западного побережья создает произведение, состоящее из пятнадцати листов бумаги желтого цвета, где на каждой странице он описал во всех деталях размеры, цвета, фактуры и композиции около 400 картин, которые он мог бы написать. Дополнением к этому были описания условий создания этих полотен, если бы они вообще были созданы. После публичного прочтения этих пассажей он сжег все листы и выставил лишь банку с золой.
Теперь представим себе, что посетителей музея приглашают на формальное открытие выставки. Но им предлагают идти не в сам музей, а на некую станцию метро «Шестьдесят третья авеню» и смотреть в зеркало автомата, торгующего жевательной резинкой; в это же самое время их друзьям предлагают провести время в туалете за чтением «Тишины» Джона Кейджа; еще одной группе рекомендуется снять номер в отеле «Американа» и провести время за бритьем. Это подобие деятельности, которой, надо сказать, с удовольствием занимаются люди в разных местах в одно и то же время, и есть открытие выставки и сама выставка одновременно. Мы наблюдаем за тем, как люди пытаются играть в выбранные наобум игры. И вот эта непредсказуемость, или случайность, как мы уже обсуждали раньше, именно то, чего не в стоянии сделать ни одна машина, и, таким образом, это активно, явно направленная против машин.
В XX веке авангард попытался изменить банальные стандарты общепризнанного вкуса, установленные буржуазией. Дадаистское движение в начале двадцатых годов пыталось шокировать средний класс нападками на само искусство. Но сегодня для ху- дожника границы потеряны. Как следует из официального каталога Калифорнийского института искусств, «художник – это тот, кто создает искусство», и «искусство – это все, что создает художник». Другими словами, все утрачено. Если каждый является художником и если все является искусством, в таком случае авангарда быть не может.
Ответственность дизайнера должна быть гораздо большей. Она должна определяться его общественной и нравственной позицией задолго до того, как он приступит к работе, ведь именно дизайнер принимает решение, причем априори: заслуживает ли товар, которым его просят заняться, внимания вообще. Другими словами, окажется ли его дизайн на стороне общественного блага или нет.
Оборудование для научных исследований обычно представляет собой наспех состряпанные конструкции; в результате ученым сложно работать из-за отсутствия рационально спроектированных лабораторий. Начиная с радаров телескопов и заканчивая простой химической посудой – всюду дизайн отстает. А как насчет потребностей пожилых людей и глубоких стариков? Беременных женщин и людей, страдающих ожирением? как быть с отчуждением молодежи во всем мире? Как насчет транспорта? (Конечно же, тот факт, что американский автомобиль самое эффективное орудие убийства, изобретенное после автомата, не позволяет нам почивать на лаврах.) (...) За тринадцать лет, прошедших между первой публикацией этой книги и ее новой редакцией, мне часто вспоминалось одно недоразумение: многим профессиональным дизайнерам трудно было принять мой тезис о том, что дизайн для тех направлений, которым ранее не уделялось внимания, – это еще одно направление дизайна. Вместо этого им казалось, что я предлагаю заменить весь ныне практикующийся коммерческий дизайн заботой о глобальных потребностях человечества. Это весьма далеко о истины; я предлагаю только, чтобы мы добавили несколько разумно спроектированных изделий на всемирный рынок, заваленный в настоящее время некачественной продукцией. Около двух миллионов защитных очков, которые производятся в нашей стране, небезопасны – линзы легко поцарапать, некоторые бьются, и большинство под ударом могут сломать переносицу. Так называемые жесткие ботинки, предназначенные для защиты пальцев ног от падающего строительного мусора, недостаточно поглощают кинетическую энергию и поэтому бесполезны; стальная вставка в носке ботинка может быть раздавлена небольшой стальной балкой, падающей с высоты одного ярда. Большинство кабин грузовиков, совершающих рейсы на дальние дистанции, вибрируют так сильно, что за пять-десять лет они могут физически разрушить человеческие почки. Этот список можно продолжить. Несмотря на растущий интерес и проведенные за последние тринадцать лет исследования, каски все еще ожидают усовершенствования, а условия работы фермеров, водителей грузовиков и рабочих все еще опасны.
Цель, с которой человек изучает себя, – не что иное, как полная реализация потенциала его существа, победа над триадой ограничений, которые рок, или Бог, или судьба, или простая случайность на него наложили. Люди заключены в железный треугольник, являющийся настоящей тюремной камерой для рода человеческого. Одна сторона – среда, в которой они должны жить; вторая – орудия, которые у них есть или которые они могут сделать, с помощью которых они живут; третья – их смертность. Все усилия, все существование направлены на устранение стен этой ограды. Если есть цель жизни, то эта цель должна заключаться в том, чтобы прорваться через ограничивающий человечество треугольник в новый порядок существования, где уже нет такой триады ограничений. Это цель, для достижения которой живет каждый индивид, и вид в целом; это цель, к которой стремится человеческий род; это цель, которая дает жизни смысл и основу.
Производство товаров, которые никому по-настоящему не нужны, но которые занимают первые этажи всех больших магазинов – один из многих внешних симптомов некоего глубокого нарушения в мире перепроизводства и недоедания. Для того чтобы избежать перепроизводства, не утруждая себя поисками рынка сбыта, необходимо, чтобы где-то постоянно шла разрушительная война. (с) К.Дж.Понтюс Хюльтен, «Машина с точки зрения конца механического века» (1968)
Многие годы опыта убедили меня, что «временные эксперты» никогда не справляются с работой. Когда иностранные эксперты приезжают в развивающиеся страны и сталкиваются с новыми проблемами, им часто удается выдвинуть решения, которые ка- жутся разумными и функциональными. Но их кажущаяся способность дойти до сути проблемы иллюзорна: не знакомые с культурой страны, религиозными и социальными табу, экономическим положением и многими другими местными особенностями, они все же дают решение, которое выглядит на первый взгляд весьма убедительным. Через три недели, когда они уже на борту своей «серебряной птицы» готовятся отбыть в штаб ООН в Женеве, Париже, Вене или Нью-Йорке, люди на месте начинают понимать, что, хотя они и решили проблему как таковую, но это «решение» породило двадцать-тридцать новых проблем.
Когда людей с помощью рекламы, пропаганды и преследований убеждают избавляться от автомобилей задолго до того, как они придут в негодность, выбрасывать свою одежду по первому требованию моды, менять свои аудиосистемы с появлением сле- дующей электронной новинки и так далее, тогда мы, возможно, станем считать, что устаревает все. Наша привычка выкидывать мебель, транспортные средства, одежду и приборы скоро может заставить нас почувствовать, что брак (и другие личные отношения) также рассчитан на одноразовое пользование (...). То, что мы выбрасываем, мы не ценим. Когда мы создаем вещи, предназначенные на выброс, мы уделяем недостаточно внимания дизайну, факторам безопасности и не думаем об отчуждении работника/пользователя от этих эфемерных безделушек.
В течение почти 15 лет мы с Ральфом Нейдером и еще несколькими дизайнерами ратовали за установку третьего стоп-сигнала наверху автомобиля. Это сократило бы количество столкновений при большом скоплении машин и в транспортных пробках. Национальная ассоциация дорожной безопасности поместила такие стоп-сигналы в порядке эксперимента на 12000 такси в Нью-Йорке, Филадельфии, Бостоне и Сан- Франциско. Через три месяца было обнаружено, что столкновений стало на 54% меньше. Администрация дорожной безопасности определила, что установка такого дополнительного стоп-сигнала на уровне глаз других водителей повысила бы стоимость автомобиля на 4-6 долларов. Как и следовало предполагать, представители Детройта назвали его «некрасивым и ненужным дизайнерским аксессуаром, который увеличит стоимость каждого автомобиля на сотни долларов». (ABC News, 13 октября 1983 г.).
Но потребители начинают давать отпор. В Филадельфии три года назад был сформирован Комитет по делам потребителей, который информирует американских родителей о безопасности игрушек и ежегодно их исследует. Сотни таких игрушек ежегодно бракуются, так как представляют угрозу безопасности и здоровью детей из-за того, что они чрезмерно сложные или просто глупые. Самолет «Ф-15» производства компании «Тутси Той» был забракован Комитетом по делам потребителей как «потенциально опасный из-за его дизайна, веса, острых краев и конструкции». Об игрушке «Родан» фирмы «Маттель» они сказали: «Инструкция состоит из двенадцати пунктов, и нашим одиннадцатилетним испытателям понадобилось сорок пять минут напряженной сосредоточенности, чтобы собрать ее. Результат не стоил затра- ченных усилий».
Для практичных людей «Дейзи Стриппер» с помощью электричества очищает яблоки, апельсины и даже мандарины – по одному зараз. Всего лишь за 29 долларов 95 центов мы получаем удовольствие десять минут чистить эту электронную модель, когда ею будет очищен апельсин, вместо того чтобы просто сполоснуть руки (Aztech, зима 1983-1984).
Несмотря на сильный экономический спад в США и других странах мира, бесполезные пустяки, похоже, стали постоянной частью нашего предметного окружения. Life (январь 1983 г.) перечисляет множество этих идиотских вещиц в статье под названием «Прелесть означает наличные!». Продолжать список абсолютно ненужных, но невероятно дорогих безделушек – поистине удручающее занятие. Достаточно сказать, что жители Северной Америки расходуют на «игрушки для взрослых» больше, чем на воспитание своих детей или общественное здравоохранение для бедных. Список новейших радостей для слабоумных включает электрическую морковкочистку, электронный очиститель рыбы от чешуи, нагревающиеся полки для обуви, электрогидравлические дровоколки, миниатюрные пожарные машины образца 1906 года для детей (по цене 9000 долларов за штуку), электрические посудные полотенца и полный мешок гвоздей «по два пенни», сделанных из 18-каратного золота, продающийся за 8500 долларов. Эти безделки, даже если они сделаны качественно, включают устаревание в свои исходные характеристики, потому что предметы по сути своей бесполезные, быстро надоедают владельцу.
Прокат становится предпочтительнее владения. В некоторых штатах дешевле взять автомобиль напрокат по трехлетнему контракту, чем владеть им. Эта концепция включает добавочный фактор мотивации: человека, который берет автомобиль напрокат, уже не беспокоит стоимость технического обслуживания, страховки и меняющаяся стоимость продажи подержанного автомобиля. В некоторых самых больших городах стало возможно брать напрокат такие большие агрегаты, как холодильники, морозильники, духовки, посудомоечные машины, стиральные машины и сушилки, кондиционеры и телевизоры. (...) Теперь необходимо убедить потребителя, что фактически он мало чем владеет даже теперь. Дома в наших пригородах покупают в рассрочку с выплатой в течение 20-30 лет, но (как было показано выше), поскольку обычная семья переезжает каждые 56 месяцев, их продают и перепродают много раз. Большинство автомобилей покупают в рассрочку с выплатами в течение 48-52 месяцев. Обычно их перепродают за несколько месяцев до истечения контракта, причем продают частично неоплаченный автомобиль. Понятие владения в применении к машинам, домам и крупным агрегатам в высокомобильном обществе станов фикцией.
Те, кто вынужден экономить, а также новые бедные сделали два интересных открытия. Поскольку денег не хватает, начался бунт потребителей против искусственного устаревания, а также нецелесообразных товаров. Впервые за несколько десятилетий потребители стремятся к качеству, долговечности и простым, незатейливым изделиям. Кроме того, потребители готовы при возможности заплатить немного дороже за кастрюлю, которая послужит 20-30 лет, хорошо сделанный велосипед, качественную мебель и приличные инструменты. Второе открытие касается хорошего дизайна старых вещей. Все больше людей вынуждены покупать подержанные вещи в магазинах благотворительных организаций (...). И тут выясняется, что тостер тридцатилетней давности работает лучше, чем его новейший дешевый эквивалент; что книжная полка из вишневого дерева (если очистить ее от противной на вид краски) выглядит и служит лучше, чем какой-нибудь стеллаж из древесностружечной плиты.
Именно самые счастливые народы, которым повезло с географическим положением и историей, сегодня отличаются наиболее вульгарным менталитетом и слабой приверженностью нравственным принципам. Однако я бы не назвал эти народы счастливыми, несмотря на внешние проявления их процветания. Но если даже богатые чувствуют подавленность из-за отсутствия идеала, для терпящих настоящие лишения идеал – это первая жизненная необходимость. Там, где хватает хлеба и недостает идеалов, хлеб не заменяет идеала. Но там, где не хватает хлеба, идеалы – это хлеб (Евгений Евтушенко «Преждевременная автобиография». Перевод с английского).
Любой дизайн – это своего рода воспитание. Дизайнер пытается воспитать своего клиента-производителя и людей на рынке. Ведь в большинстве случаев дизайнеру отводится роль (или, еще чаще, он сам себе отводит роль) производителя «игрушек для взрослых» и целого попурри блестящих, сверкающих, бесполезных технических новинок, и при этом вопрос ответственности становится сложным. Молодежь, подростков и детей призывают покупать, коллекционировать и вскоре выкидывать бесполезный и дорогой мусор.
Я написал сатирическую заметку с целью показать, как сочетание безответственного дизайна, мужского шовинизма и сексуальной эксплуатации может послужить разрушительной жажде наживы. Под названием «Проект „Лолита"» эта заметка была опубликована в 1970 году в апрельском выпуске The Futurist. В моем фельетоне выдвигалось предположение, что в обществе, все еще рассматривающем женщин прежде всего как сексуальные объекты, ловкий предприниматель вполне может заняться производством и маркетингом искусственных женщин. Эти пластиковые женщины должны двигаться, термически нагреваться, обеспечивать обратную связь, иметь розничную цену около 400 Долларов и широкий выбор цвета волос, оттенков кожи и расо- вых типов. Мой мифический дизайнер-производитель также предусмотрел различные «усовершенствования природы», предлагающиеся Отделением специальной продукции, которое призвано выполнять заказы, например на женщину с две грудями и тремя головами, ростом 19 футов, покрытую кожей ящерицы и т.п. (...) Увы, действительность превзошла самые ужасные мои ожидания: после выпуска статьи в The Futurist в продаже появился широкий ассортимент искусственных женщин ценой от 19,95 до 89,95 доллара (последняя была снабжена электронными отверстиями и двигающимися пальцами). Такие порножурналы, как Hustler и Screw, поместили рекламные объявления на целую полосу.
В книге Джея Доблина «Сто великих проектов промышленного дизайна» упомянут один давний случаи использования дизайна для поддержки политических устремлений. В 1937 году Адольф Гитлер поместил на одно из первых мест в списке приоритетных проектов дизайн автомобиля для всех, понимая его фантастическую пропагандистскую ценность. Он отдал распоряжение о создании нового автомобильного завода для разработки «Фольксвагена» – «народного автомобиля в начале 1939 года в местечке, которому суждено было ста родом Вольфсбург, где и возник завод «Фольксваген». "Гитлер был убежден, что большие автомобили – единственный тип машин, которые производились в Германии в начале тридцатых годов, – созданы для привилегированных классов и, следователь противоречат интересам национал-социалистов. Весной 1933 года встретился с Фердинандом Порше, чтобы обсудить возможность со здания массового автомобиля – Klein-auto. Порше, который уже много лет экспериментировал с маленькими автомобилями, воспринял энтузиазм Гитлера как шанс осуществить свою мечту. В то время Порше бьи одним из наиболее уважаемых конструкторов автомобилей в Германии. Так как Порше работал главным конструктором в нескольких автомобильных компаниях, в том числе «Лонер», «Аусто-Дайм-лер», «Даймлер-Бенц» и «Стейр», он идеально подходил для поставленной задачи. Они договорились с фюрером о том, что «народная машина» будет рассчитана на четырех пассажиров, иметь мотор с воздушным охлаждением, средний пробег 35-40 миль на галлон и максимальную скорость 70 миль в час. Кроме того, Гитлер заявил, что покупка должна обходиться немецкому рабочему примерно в 6оо долларов. На расходы по предварительной разработке выделили 65 тысяч долларов; примерно через два года Порше в своей мастерской в Штутгарте завершил работу над первым образцом автомобиля".
Немцы воспользовались старым добрым американским ноу-хау: массовым производством. Они сделали только один аппарат с разными подключающимися деталями, в то время как в США производилось более дюжины аппаратов с небольшими различиями, чем и завлекали покупателя в ловушку. (...) Наша система рассчитана на неудовлетворенность покупателя и ускоренное устаревание. К тому же американские товары дороги и небезопасны.
Для того чтобы работать непосредственно в интересах потребителя, вся отрасль дизайна должна уделить особое внимание роли дизайнера как адвоката, защитника. Например, новый секретарский стул разрабатывается потому, что производитель мебели понимает: можно получить выгоду, выставив на рынок новую модель стула. Тогда он сообщает дизайнерскому коллективу, что нужен новый стул и в какую цену надо уложиться. На этой стадии используется эргономика (или дизайн человеческих факторов), и дизайнеры сверяются со своими картотеками основных параметров в данной области. Большинство секретарей в США – женщины, а большинство данных дизайна по Человеческому фактору основаны, к сожалению, на мерках белых мужчин в возрасте от i8 до 25 лет. Как можно узнать из нескольких книг по эргономике, приведенных в библиографии, данные были практически полностью собраны с призывников (Маккормик), моряков (Университет Тафт) и персонала голландской авиации (Баттеруорт). (...) При проектировании усовершенствованного стула для машинистки в дизайнерский коллектив должны входить сами секретарши. Однако, слишком часто «среднюю» машинистку просят посидеть (иногда всего пять минут) на уже готовом новом стуле и после этого спрашивают: «Ну что вы об этом думаете?» Когда она отвечает: «Ого, стул с красной обивкой – совсем другое дело!», ее высказывание принимают за значимую оценку, и стул запускают в массовое производство. Но даже если бы секретарш привлекали к более целесообразным испытаниям стульев, как можно обеспечить, чтобы именно сами секретарши принимали решение, какой именно стул приобрести? Обычно это решение принимает директор, архитектор или (боже сохрани) дизайнер по интерьеру.
Хотя дизайнерские круги, по-видимому, не поощряют новаторские решения, потребители с ними не согласны. В 1972-1973 годах Международный центр дизайна в Западном Берлине провел свою ежегодную выставку новой мебели «Хорошая форма». Директор центра Франсуа Буркхардт пригласил меня одновременно провести выставку самодельной и переносной мебели. Мои инструкции по изготовлению самодельной мебели раздавались бесплатно, более крупные предметы мебели были изготовлены для выставки заранее, и жителей Западного Берлина тоже попросили принести мебель, которую они изобрели и сделали сами. Число посетителей превзошло прежние рекорды посещаемости Международного дизайн-центра. Франсуа Буркхардт восторженно поделился со мной впечатлениями: «Пришли тысячи людей, которые никогда не приходили на наши выставки раньше, – пожилые люди, молодые защитники окружающей среды и малообеспеченные люди!» Весной 1973-Г974 годов подобная выставка была проведена в галерее Града Загреба в Югославии. И здесь тоже были побиты все рекорды посещаемости. Галерея ожидала, что на мою вступительную речь придут 60-80 человек. Когда пришли более 6000 человек, пришлось установить громкоговорители на улицах. Листовки с инструкциями – их раздавали бесплатно, как и в Берлине, – закончились через 15 минут, хотя напечатанный запас был рассчитан на два месяца. Когда людям дается возможность активного участия, в музеях, выставочных центрах и галереях просто не хватает места, чтобы вместить всех желающих.
Но законодатели вкусов нашего общества показали свою некомпетентность в отборе наилучших образцов. Нью- Йоркский музей современного искусства обычно считается первым арбитром хорошего вкуса в отношении дизайнерских объектов. На эту тему музей за последние тридцать шесть лет выпустил одну книгу и два буклета. В 1934 году вышла в свет книга «Машинное искусство» – обильно иллюстрированный путеводитель по выставке, цель которой, популяризация «эстетически полноценных» предметов машинного производства среди населения. Из 397 предметов, которые в то время сочли ценными и долговечными, 396 не выжили. Только химические пробирки и мензурки фирмы «Курс» из Колорадо, после краткого периода созданной музеем моды, в течение которого интеллигенция пользовалась ими как графинами для вина, вазами и пепельницами, дожили до наших дней и продолжают использоваться в современных лабораториях. В 1939 году музей провел вторую выставку: ее экспонаты были представлены в буклете «Органический дизайн». Только один из семидесяти проектов за номером А-3501 (дизайнеры Сааринен и Имс) стал использоваться для дальнейшей разработки. Сааринен преобразовал его в «кресло-лоно» (1948), а Имс в 1957 году разработал на его основе свой вариант шезлонга. Второй буклет посвящен состоявшейся в 1950 году международной выставке «Лучшие дизайн-проекты современной мебели». Только один из сорока шести экспонатов дожил до сегодняшнего дня. Поскольку вышеупомянутые кресла Сааринена и Имса продаются по цене более 500 долларов, их реальное воздействие на население ничтожно мало. Но если мы обратимся к законодателям вкуса Музея современного искусства, соотношение трех успешных проектов к 510 провальным вызывает некоторое беспокойство.
Интересно сравнить многочисленные музейные каталоги «образцов хорошего дизайна». Независимо от того, выпущены эти каталоги в 20-х, 30-х, 50-х, 70-х или 80-х годах XX века, предметы обычно одни и те же: несколько стульев, несколько авто- мобилей, столовые приборы, лампы, пепельницы и, возможно фотография вездесущего самолета ЭС-3- Нововведения все чаще сводятся к разработке банальных безделушек для ежегодного рынка рождественских подарков, изобретению игрушек для взрослых. В двадцатые годы, купив первые электрические тостеры, немногие потребители могли предвидеть, что всего лишь за 50 лет та же технология, благодаря которой человек долетел до Луны, даст нам электрическую расческу для усов, электрический нож на батарейках для разрезания жаркого и электронные программируемые вибраторы.
Куклы Барби (вместе с другом Барби Кеном и множеством мелких второстепенных персонажей, одеждой, модными машинами, бассейнами и тому подобным) лидируют на рынке кукол вот уже тридцать лет. Изобретатель и дизайнер кукол Барби из компании «Маттел» недавно публично отрекся от своих созданий («Если учесть все», 7 октября 1983 г.), говоря, что они насаждали сексистский взгляд на женщин и что детей провоцировали на покупку все большего количества аксессуара для кукол. Игрушки для детей одного-двух лет и чуть старше часто отличаются хорошим дизайном, например «Фишер-Прайс» или игрушки по мотивам «Улицы Сезам». Но здесь начинают действовать новые нравственные соображения. Многие такие игрушки делают из дешевой пластмассы, они быстро пачкаются, ломаются или изнашиваются. Ребенок, играющий с ними, не может не усвоить некоторых ценностных установок: вещи сделаны плохо, их качество не имеет значения, кричащие цвета и аляповатые украшения – это норма, а когда вещи изнашиваются, их выбрасывают, и сразу, как по волшебству, появляются новые. (Темой диссертации на степень доктора философии может быть сравнение веры маленьких детей в волшебное появление новых игрушек с практически идентичными верованиями примитивного населения южных островов Тихого океана в «культ Грузового корабля».) (...) Детям, особенно маленьким, нужно ощущать в игрушках высокое качество, постоянство и приятные материалы. Мне особенно хотелось бы порекомендовать серию простых деревянных игрушек из Финляндии. Их создали дизайнеры Норма Веннола и Пекка Корпияако – ведь дети должны получать удовольствие усваивая такие навыки, как кручение, поворачивание, продевание веревки в отверстие, сжатие и толкание.
«Улица Сезам» – программа, показ которой запрещен законом в большинстве стран Северной и Западной Европы по следующей причине: коллектив «Телемастерской», заметив, что маленькие дети больше интересуются рекламой, чем телепрограммами, поставили рекламоподобные сценки, в которых объясняются простые слова, буква А, число 7 и вообще все что угодно. Хотя дети что-то узнают о буквах, словах и цифрах, они одновременно привыкают к рекламным сообщениям как таковым – это Доказано. Такая реклама, грубая и громкая, создает (намеренно или ненамеренно) пассивных мини-потребителей, готовых принять любую рекламную чушь, которую им предложат беззастенчивые рекламщики.
Иногда необходим дизайн для вещей, которые нужны прямо сейчас. Часто их не спешат проектировать, ожидая появления новых технологий. Но если слепому нужен усовершенствованный письменный прибор для записей по Брайлю, нет смысла объяснять ему, что через десять лет диктофоны размером с сигаретную пачку будут стоить менее га долл. Во-первых, письменный прибор нужен ему сейчас; во-вторых, из-за сегодняшней политики монополий такие прогнозы будущих цен весьма недостоверны. В конце концов, именно монопольные соглашения и жесткая ценовая политика приводят к тому, что слуховой прибор, состоящий из ушной вставки и карманного усилителя, производство которых обходится примерно в 100 долл., продается в розницу за 750 долл.
...дел еще предостаточно. Большинство пандусов в США было построено только для того, чтобы выполнить законы, защищающие права инвалидов. И материалы, выбранные для этих пандусов, и их угол наклона часто приводят к тому, что пандусы покрываются льдом и становятся скользкими зимой или в сильный дождь. В большинстве маленьких городков США людям в ходунках, с детскими колясками или на инвалидных колясках все еще невозможно перейти улицу. Кухонные раковины, как правило, слишком высоки для детей, людей низкого роста, пожилых и тех, кто пользуется инвалидными колясками. То же самое можно сказать о кухонных полках, столах и других предметах, которыми пользуются повсеместно. Еще ничего не сделано с полками в супермаркетах. Ведь наверняка та изобретательность, с которой самые соблазнительные витрины с леденцами и журналами National Enquirer размещают рядом с кассой, а самые необходимые товары, такие, как молоко, масло и хлеб, на задворках магазина, чтобы заставить покупателей пройти мимо всех прилавков, может быть направлена на орга- низацию удобного доступа ко всем товарам.
Одно из самых опасных транспортных средств в США – школьный автобус. Он небезопасен, так как недостаточно защищает детей и водителя. Превосходные немецкие школьные автобусы не покупают, а американские транспортные фирмы не хотят конструировать улучшенную модель автобуса, так как у местных школ ограниченный бюджет. Поэтому тридцатилетние колымаги тарахтят по извилистым горным дорогам Северной Каролины, где по местному закону их могут водить пятнадцатилетние подростки. С начала до середины 1970 годов я работал дизайн-консульнтом в шведской автомобильной компании «Вольво» в Гутенберге. Мы разработали несколько моделей школьных автобусов для рыночного распространения в США. Эти машины были в высшей степени безопасны и удобны; они позволяли устраивать уроки для детей прямо в дороге. Нефтяные кризисы 1973-го и 1976-го годов, а также сокращение финансирования системы образования в США вынудили нас прекратить дальнейшие дизайнерские разработки.
Но, повторяю, мы не можем сидеть в плюшевых офисах в Нью-Йорке или Стокгольме и думать, как обустроить жизнь в этих странах.
Когда делаешь вещь, новую вещь, так трудно ее сделать, Что чаще всего она оказывается уродливой. Но тем, кто Будет делать ее после тебя, уже не надо думать о том, Как ее делать. И она может проучиться вполне Привлекательной, так что начнет нравиться каждому, Когда другие сделают это после себя. Пикассо (цитируется по Гертруде Стайн)
Важнейшей способностью дизайнера является его умение осознавать, выявлять, определять и решать проблемы. На мой взгляд, в дизайне главное – это чувствовать смысл проблем, быть их «первооткрывателем» и уметь обозначить проблемы, которые еще не осознаны, не выявлены, и придумать, как их решать. Количество и сложность таких проблем возросли настолько, что нужно постоянно находить все новые и все лучшие решения.
Наши способы мышления можно разделить на несколько типов. Есть аналитическое мышление (сколько времени у меня займет путь туда, если учесть сильный дождь и остановку на обед?). Когда мы размышляем о том, «какой из трех бифштексов менее прожарен», то рассуждаем оценивающе. А если мы задаем вопрос «Какой толщины должна быть сталь, чтобы построить прочный мост при известной нам температуре закалки этого сплава?», то это будет обычный расчетный тип мышления. И в этом случае нам хочется заглянуть в конец учебника и подсмотреть ответ. Расчетное мышление – процесс, который, как кажется, неотделим от профессии инженера. Возможно, поэтому меня много лет приглашали промышленные компании США, Германии и Англии проводить двухдневные семинары по «техникам творческого решения проблем». Для других профессий такой тип мышления не так характерен. И наконец, существует творческое мышление. Выявлены три его разновидности. Есть внезапное, моментальное озарение – «божья искра», – иногда снисходящее на нас в ослепительной вспышке откровения. Ни психологи, ни сами новаторы не могу исчерпывающе объяснить это состояние. Есть второй способ найти новое решение – это открытие, которое мы делаем во сне. В научной литературе существует масса описаний этого процесса: ученый бьется над созданием новой теории, засыпает и просыпается с ясным решением в голове. Этот механизм тоже не объяснен; по моему собственному убеждению, такие откровения интуитивны; они представляют собой упорядочение фактов, ожидавших синтеза на подсознательном или предсознательном уровне. Здесь мы рассмотрим третью разновидность: систематический ориентированный на решение проблемы поиск нового способа действий. (...) ...в скрупулезном и исчерпывающем труде «Акт творчества» Кестлер обнаруживал сходство между юмором и остроумием (комическое сравнение), «искусством открытия» (мышление по аналогии) и «открытием искусства» (метафора). В каждом случае он установил, что новое озарение происходит в результате акта столкновения. Он определил эти моменты открытия, как последовательные реакции (Ха-ха! - Ага! - Ах!). Кестлер дал превосходные рабочие определения творческого акта: «творческий акт заключается в комбинировании ранее не связанных структур таким образом, что возникающее в результате целое оказывается больше, чем сумма его частей». Или: «Восприятие ситуации или идеи в двух внутренне завершенных, но взаимоисключающих референтных рамках или ассоциативных контекстах». Решение проблем новым, творческим способом уже миллионы лет является биологическим и культурным наследием человека. Но поскольку мы живем в обществе, которое высоко ценит конформизм, наши творческие устремления всегда притуплялись или подавлялись, а часто и отвергались как явная эксцентричность.
Хотя способность к решению проблем на протяжении всей истории человечества считалась весьма ценным качеством присущим человеку, массовое производство, массовая реклама, манипуляция с помощью средств массовой информации и автоматизация – эти четыре современные тенденции, усилившие конформизм, сделали творческий подход труднодостижимым идеалом 20-е годы Генри Форд, стараясь снизить цену на свои автомобили путем стандартизации методов производства, сказал: «Они [потребители] могут получить любой цвет, какой захотят, если только это черный». После ограничения выбора цвета цена одного автомобиля понизилась примерно на 95 долл., но пришлось убедить потребителей, что черный цвет – именно то, чего они хотят. Дух конформизма прививался удивительно быстро. Человека постоянно убеждают соответствовать нормам: не только национальные, региональные и местные власти предписывают определенные стандарты поведения, что можно понять, но вдобавок к этому, если ты живешь в пригороде, то вынужден учитывать мнение соседей, конформистское сознание формируется в школах, на работе, в церкви и даже вне их. Что происходит, если мы неспособны действовать в такой агрессивно конформистской среде? У нас «едет крыша», и нас отвозят к ближайшему психиатру. Первое, что, вероятно, скажет нам (пусть и не совсем такими словами) этот врачеватель человеческих душ: «Ну теперь мы вас должны адаптировать». А что такое адаптация, как не синоним конформизма? Я вовсе не ратую за абсолютно антиконформистский мир. Ведь конформизм – ценное человеческое качество, он помогает поддерживать целостность всего социального устройства. Но мы сделали грубейшую ошибку, спутав конформизм в действиях с конформизмом в мыслях.
Подробное психологическое тестирование показало, что таинственное качество, которое мы называем «творческое воображение», существует у всех людей, но резко уменьшается уже к тому времени, когда индивид достигает шестилетнего возраста. Школьное окружение («Не делай то! Не делай это! Вот это ты называешь портретом твоей мамы? Но ведь у твоей мамы только две ноги». «Хорошие девочки так не делают!») практически блокирует психику ребенка, который позднее подавляет свою способность свободно генерировать идеи. Конечно, некоторые запреты социально обусловлены: моралисты говорят, что они помогают ребенку понять, что такое совесть; психологи предпочитают называть это формированием Сверх-Я; религиозные вожди называют это осознанием добра и зла, или душой. К чему только не прибегает общество, чтобы воспитать больший конформизм и защититься от всего, что большинство современников любит называть отклонениями, – это поистине удивительно. В 1970 годах д-р Арнольд Хутшнекер в докладной записке президенту Никсону предложил всех детей в возрасте от шести до восьми лет подвергать психологическому тестированию, чтобы определить, нет ли у них склонностей, из-за которых они впоследствии могут стать преступниками. При обнаружении таких склонностей предлагалось постоянно давать детям транквилизаторы, подобно тому, как миллионам пожилых пациентов в домах престарелых дают успокоительное, чтобы облег- чить работу обслуживающего персонала.
Неправильная формулировка проблемы также может заблокировать эффективное решение. Примером этому служит поговорка «Усовершенствуй мышеловку, и народ к тебе потянется». В чем суть проблемы: поймать мышей или избавиться от них? Предположим, мой город заполонили грызуны и я действительно усовершенствовал мышеловку. В результате мне, возможно, придется управляться с десятью миллионами пойманных мышей и крыс. Возможно, мое решение проблемы по-настоящему новаторское; однако сформулирована задача неправильно. Реальная цель: избавиться от мышей и крыс. Было бы гораздо лучше передавать в течение нескольких часов по всем радио- и телеприемникам ультразвук или инфразвук, который стерилизовал бы всех крыс и мышей, не влияя на Другие живые существа. Через несколько недель все грызуны ис- чезли бы. (Правда, возникает этический вопрос: стоит ли позволять крысам и мышам смотреть телевизор?) Это затронуло бы и сферу экологии: насколько необходимы мелкие грызуны в экологической системе?
Мы живем в обществе, которое наказывает творческие личности за их нонконформистскую автономию. В результате научить решать проблемы становится неблагодарной и трудной задачей. Двадцатидвухлетний студент приходит в институт уже заблокированный против новых способов мышления; эти блоки порождены шестнадцатью годами неправильного обучения – это наследие детства и отрочества, когда он подвергался «моделированию», «приспособлению», «формированию».
Чад Оливер в своем научно-фантастическом романе «Тени на солнце» пишет:
...он должен был придумать это сам. Это звучит просто, будучи одним из распространенных выражений в английском языке, но Пол Эллери знал, что это не так. Большинство людей живут и умирают так, что им ни разу не приходится решить совершенно новую проблему. Ты задумался, как заставить велосипед ездить стоймя? Папа тебе покажет. Ты думаешь, как бы провести водопровод в твоем новом доме? Водопроводчик тебе покажет. Следует ли зайти к миссис Лейн после тех сплетен о том, что к тебе в гости приходил футболист? Ну позвони девочкам и обсуди это. А не подать ли кузнечиков к барбекю? Да вы что, никто ведь так не делает. Когда вы придете домой из офиса, то, может, стоит переодеться в легкую тогу и совершить жертвоприношение на заднем дворе? А что подумают соседи? Но – как справиться с Умфом в масле? Что делать с Грлзидами на лестнице? Сколько заплатить за новый Лттангнуф-фел? Можно ли абнакавить прваатцем? Что за глупости! Никогда такого не слышал. У меня своих проблем хватает, чтобы забивать голову такой чепухой. Умф в масле! Ну знаете ли! Ситуация, полностью выходящая за рамки человеческого опыта...
Мы знаем, что способность свободно порождать новые идеи – функция бессознательного, и здесь действуют ассоциативные возможности мозга. Способность выдвигать новые идеи от рождения присуща нам всем независимо от возраста (за исключением старческого маразма и раннего младенчества) или так называемого интеллектуального коэффициента ( за исключением, однако, клинических идиотов). Но для свободного ассоциирования необходимы многодисципли- нарные способности. Количество знаний, качество памяти и ее быстрота также могут обогатить этот процесс. Все это помогает смотреть на вещи по-новому.
Владение вторым языком развивает новую точку зрения. Ведь структура каждого языка дает нам разный способ комбинирования и восприятия реалий. По-английски совершенно нормально сказать: «Я собираюсь в Сан-Франциско». То же заявление можно сделать по-немецки (Ich gehe nach San Francisco), но лингвистически оно не имеет смысла. В немецком языке надо уточнить способ действия, например: «Я лечу в Сан-Франциско, я еду на машине в Сан-Франциско». На языке навахо и эскимосском языке, чтобы эта фраза имела смысл, надо еще более точно пояснить сообщение: «Я (один, или с двумя друзьями, или другое) еду (иногда я буду вести машину, иногда мой друг будет вести машину) (на телеге, на санях) в Сан-Франциско (потом я вернусь, а мой друг поедет дальше)». Формулируя проблему на нескольких языках, мы углубляем ее.
В обществе, ценящем конформизм, люди легко усваивают, что надо «не высовываться» и «не раскачивать лодку». Простой эксперимент убедит читателя, в ситуации группы. Спросите у группы из 25-30 человек, не занимается ли кто-нибудь из них в качестве хобби наблюдением за птицами. Не принимайте в расчет тех, у кого есть такое хобби, и спросите оставшихся: «Кто из вас может распознать и различить тридцать разных птиц?» В ответ мало кто, если вообще кто-нибудь, поднимет руку и дело в том, что большинство нормальных шестилетних детей различают от тридцати до тридцати пяти птиц, а большинство взрослых легко могут отличить или узнать шестьдесят и более как в этом списке. В групповой аудитории каждый в отдельности находится под сильным эмоциональным давлением. Люди «не высовываются», боясь, что их могут попросить опознать какую-нибудь необычную экзотическую птицу. Это хороший пример действия эмоциональных блоков.