Как-то так получилось, что этот роман Мураками я не читал. И не то чтобы сознательно не читал, как, к примеру, «Подземку» (ну не хочу я читать про Аум Синрикё), а просто эта книга выпала из моего поля зрения.

               

             Все произведения Мураками я прочитал несколько лет назад, почти сразу, взахлеб, без передышки. Первым был «Дэнс…», и хоть и нарушился порядок чтения «Трилогии Крысы», но впечатление было сокрушительным. Скажу без преувеличения, что тогда Мураками даже повлиял на мой образ жизни и мыслей, особенно когда, вернувшись из армии в конце 2005 года, я еще раз перечитал «Охоту на овец» и «Норвежский лес». Почти год, до конца 2006-го, я жил, как я сам это назвал, «в стиле Мураками». Мне трудно точно охарактеризовать, что я подразумеваю под этим, но в «стиль Мураками» в обязательном порядке входили абсолютная открытость миру, несопротивление моменту, мгновению, отброс всех условностей и, как следствие, шаблонного образа мыслей, смакование своих эмоций и переживаний, одиночество и вместе с тем легкое, если не сказать, беспорядочное, отношение к сексу и любовным связям. Возможно, тот, кто читал и проникся романами Харуки Мураками, поймет, что я имею в виду.

             Но… с тех пор прошло время. И вот я прочитал книгу «Кафка на пляже».

             Я не стану говорить, что разочаровался в одном из своих самых любимых писателей современности. Не осмелюсь утверждать, что Мураками исписался и его золотые времена позади. Нет. Скорее всего, изменился я сам, и то, что еще два года назад могло полностью трансформировать мое сознание, теперь воспринимается, как любопытная, но не цепляющая за душу безделица. Просто изменились мои взгляды, в очередной раз трансформировалось сознание. Кстати, по этой причине я боюсь перечитывать своего самого любимого писателя – Достоевского – которого читал чуть ли не в школьные годы. Потому что боюсь разочароваться, потерять еще один идеал.

             В «Кафке на пляже» в наличии весь спектр типичных приемов Мураками. Параллельное повествование (см. «Страна чудес без тормозов»). Юноша 15-ти лет (Мураками любит писать о лицах пубертатного возраста). Полоумный старикан, то разговаривающий с кошками, то вызывающий дожди из селедок и пиявок. Девушка – студентка философского факультета – во время изумительного минета рассуждающая о Гегеле и немецкой классической философии. Непонятные существа, которых зовут то Джонни Уокер, то Полковник Сандерс, и которые выполняют роль эдакого deux et machine. А главное, все герои Мураками занимаются, если рассудить здраво и трезво, совершенно непонятными и невообразимыми делами, и вдобавок много рефлексируют на такие же непонятные и странные темы. Все это в полной мере проявилось в «Охоте на овец», и, как говорится, это мы уже проходили.

Один из героев «Кафки на пляже», существо непонятной половой принадлежности по имени Осима, то и дело повторяет фразу: «Наш мир – это метафора». Очень хочется перенести эту фразу на сам роман и считать, что «Кафка на пляже» одна большая метафора, но, увы, не получается у меня это, хоть убей. Возможно, пару-тройку лет назад я бы воспринял все это как большую метафору и, как минимум, начал бы разговаривать с окрестными кошками, но… Сегодня я воспринял это как довольно затянутое повествование о том, что…ну, наверно, о том, что все в этом мире взаимосвязано. Но вот беда: эту мысль высказывал еще Достоевский, причем в более внятной форме. «Кафку на пляже» можно прочесть и как современную вариацию на тему мифа об Эдипе. А можно как фрейдистский роман о человеческой психике, где сознание – лишь верхушка айсберга, а все самое интересное и темное сокрыто под мрачными водами. Можно видеть в романе художественное описание путешествия души в потусторонний мир. В конце концов, «Кафку на пляже» можно воспринимать и как обычную детективную историю с неплохо закрученным сюжетом. Этим, пожалуй, и хорош японский писатель, тем и привлекает, что произведения его допускают столь многогранную трактовку. Но… Сейчас, в данный момент времени, мне почему-то хочется чего-то более гармоничного, ясного, ОДНОСТОРОННЕГО. Безо всяких там метафор, подводных айсбергов, крышесносящих рефлексий и минетчиц-философов. Возможно, я вышел из того возраста, когда мир воспринимается, как одна большая метафора, и мне хочется конкретики, реализма и здоровой жизненности. А, может, это сказывается некоторая моя нелюбовь ко всякого рода фантастике и фантастическому, ибо, как сказал опять же почтенный Федор Михалыч, «Нет ничего более фантастического, чем реальность». Наверно, не зря мои любимейшие книги Мураками – это «Норвежский лес» и «К югу от границы, на запад от солнца», самые «нефантастические», реалистические его романы, в которых «стиль Мураками» проявляется в полной мере.

И после томительнейшей и неуловимой грусти «Норвежского леса», грусти такой японской и вместе с тем отдаленно напоминающей чеховскую (недаром японцы обожают нашего классика), чувство, возникающее после прочтения «Кафки на пляже», кажется слабым отголоском, легким эхо того, что когда-то приводило меня в восторг и умиротворяло и примиряло с окружающим миром.

А жаль, очень жаль, ибо так хотелось…