— Я понял тебя, Рено. — говоря по телефону, Шиан застёгивал пуговицы рубашки. — И просмотри вчерашние выписки. Уже сделал? Хорошо. — автоматическим движением мужчина надел на руку часы — массивный металлический браслет, охватывающий его запястье словно наручник. Габриэль знал, что часы эти тоже умеют звонить, и передавать сообщения, и даже разговаривать, и открывать двери. — Да, разумеется. Уже еду.
Шай Нинг коротко закончил разговор и какое-то время возился с галстуком, впрочем, недолго — движения его были плавными и спокойными. И ещё — однообразными. И каждое утро здесь, в мире Гайи, теперь начиналось одинаково. С раннего подъёма и чашки кофе. А потом мужчина одевался, всегда — в один и тот же форменный костюм: строгие чёрные брюки и пиджак, безукоризненно белая рубашка. Часы на запястье. Перстень-печатка с чёрным камнем на безымянном пальце — единственное, что напоминало о мире Тьерры, их родном мире.
— У тебя всё хорошо, Габриэль? — обратился он к компаньону, допивающему свой кофе.
Этот вопрос уже тоже стал обычным. Таким же вежливо-безукоризненным, как костюм главы Департамента безопасности. Таким же чёрно-белым, как последние недели.
В ответ Риэ моргнул, словно выныривая из своих мыслей. Кивнул:
— Да… Почему ты спрашиваешь?
— Потому, что мне важно, чтобы у тебя всё было хорошо. — мужчина подошёл к нему и едва коснулся щеки Габриэля. Чуть улыбнулся краешком рта. Потом взглянул на часы. — Мне пора.
— Удачи. — Манола улыбнулся, и продолжал улыбаться до тех пор, пока за Шианом не закрылась дверь. Тогда Риэ устало провёл по лицу рукой, словно стирая эту улыбку, и позволил себе встревоженно нахмуриться.
Изо дня в день происходило одно и то же. Они вставали, готовили кофе, пили его… каждый из них пил его. Шиан — быстро, решительно, почти машинально, словно по привычке. Габриэль — неторопливо, смакуя вкус, добавляя разные сиропы и специи. И всё чаще он чувствовал, как разрастается ледяная пропасть между ними. Разумеется, Риэ понимал важность работы Шиана, требующей как можно быстрее найти способ, который помог бы спасти многие жизни. Понимал его трудности и то, что поиск этого решения требует времени, которого у них не было. И всё же, всё это словно крало у Габриэля его возлюбленного. Манола с тоской вспоминал их долгие беседы, прогулки, игры в го или занятия каллиграфией. Он вспоминал, как они тренировались — вместе. Конечно же, он не был равным Шай Нингу в боевом спарринге, но куда больше компаньону нравились занятия дыхательными практиками, в плавности неторопливых движений позволяющие обрести душевную гармонию и равновесие. В те волшебные моменты он чувствовал, как их с Шианом дыхание становится одним на двоих, а сердца начинают биться в унисон. Сейчас же Шай Нинг предпочитал тренироваться в Шин-Ра.
Иногда ощущение того, что на самом деле Риэ нет то ли в этом доме, то ли вообще в этой реальности, становилось невыносимым. Словно бы он наблюдал за жизнью Шай Нинга (Ценга?) из-за стекла. И даже привычные уже взгляд и вопрос о том, всё ли у него хорошо, были похожи на то, как человек смотрится в зеркало перед выходом из дома: проверяя, всё ли в порядке, выключен ли свет, не течёт ли вода. С каждым таким утром Габриэль всё больше и больше чувствовал себя то ли жителем зазеркалья, то ли частью интерьера. Вещью. И чем дольше он сидел вот так, в тишине, почти не двигаясь — тем больше ему казалось, что и сам он не слишком-то жив. Наконец, Манола глубоко вздохнул, стряхивая с себя оцепенение. В конце концов, он пока ещё вполне живой человек, наделённый собственной волей, способный менять то, что ему не нравится. Он допил уже порядком остывший кофе и оглянулся вокруг, прикидывая, что именно он хотел бы изменить к этому вечеру.
Да, конечно, он уже не раз пытался устроить что-то особенное, чтобы как-то расшевелить возлюбленного, отвлечь его от рутинных, чужих ритуалов и ритмов жизни. Но, всё время что-то не складывалось: то Шиан приходил домой не один и вместе с Рено или с Сефиротом уходил в свой кабинет. То возвращался настолько поздно под утро, что Габриэль засыпал, одиноко свернувшись калачиком на краю постели и отчаявшись дождаться его. Даже в их близости Шай Нинг становился всё более отстранённым: казалось, работа и само пребывание в этом мире забирает у принца все силы и желания, и всё, на что его хватает — это прийти домой и провалиться в тяжёлый сон, чтобы утром вновь продолжить бесконечный цикл непрекращаемых дел.
Впрочем, в этот раз Риэ решил во что бы то ни стало дождаться своего генерала. Напомнить ему, что он здесь, с ним, и очень скучает по их отношениям. Напомнить о том, что любовь всё ещё хранит их сердца.

Но, и на этот раз Шай Нинг пришёл домой гораздо позже того времени, о котором написал в сообщении. Замок в прихожей тихо и как-то испуганно клацнул электронными зубчиками, покорно глотая ключ-карту. Несмотря на то, что было уже далеко за полночь, Габриэль понял, что Шиан пришёл не один. Мужчины тихо говорили между собой, и, так и не прерывая беседы, направились в кабинет. Риэ закусил губу и перевернул страницу книги. Забавно: он снова поймал себя на горькой мысли о том, что уже давно не чувствовал себя настолько компаньоном. Не возлюбленным, не партнёром, а всего лишь привычным дополнением к интерьеру, послушной вещью, покорно дожидающейся своего постоянного клиента. Словно прошлое, от которого он так пытался убежать, снова и снова настигало его.
Зелёные цифры электронных часов показали полвторого ночи, когда Рено, наконец, уехал, на прощание виновато кивнув Риэ. Шиан закрыл за помощником дверь и вернулся в комнату. Устало опустился в кресло, даже не заметив приготовления к ужину.
— Почему ты не спишь? — спросил он.
— Я ждал тебя. Мы уже так давно не проводили время вместе. — Габриэль мягко улыбнулся, стараясь показать, что это не упрёк, а лишь констатация правды. — Ты голоден?
— Нет.
— Устал? Хочешь, я сделаю тебе массаж? — Риэ поднялся со своего кресла, чтобы подойти ближе к мужчине, прикоснуться к нему. Манола почти физически ощущал, как напряжён в его присутствии (от его присутствия?) Шиан. Это задело его.
Шай Нинг покачал головой: то ли своим мыслям, то ли в ответ на вопрос компаньона. Хотя, с его стороны было довольно-таки странно отрицать усталость. Впрочем, он не чувствовал себя усталым физически. Скорее уж — измотанным морально. И отчего-то искренняя забота Габриэля совсем не способствовала расслаблению. Шиан вдруг поймал себя на мысли, что чувствовал бы себя куда легче, если бы Риэ уже давно спал. Мужчина встал.
— Пожалуй, я приму душ и лягу. Прости, Риэ.
— Да что же это с тобой?.. — Габриэль замер в шаге от возлюбленного.
Шиан как-то странно посмотрел на него, словно оценивая непройденное компаньоном расстояние, и преодолел его сам.
— Тебе тоже стоит как следует высыпаться, а не засиживаться допоздна, ожидая меня. — прохладные пальцы коснулись подбородка полукровки, легко погладили его губы. — Работа моделью требует бережного к себе отношения. — в голосе Шай Нинга вдруг отчётливо прозвучала холодная сдержанность или что-то очень похожее.
Риэ даже отшатнулся от равнодушия этих интонаций и холода прикосновения, словно от удара.
— Что с тобой происходит? С… нами, Шиан? — повторил он, чувствуя, как дрожит в голосе напряжение.
— Думаю, мы оба очень устали. — с этими словами (нет, не Шиан! Кто угодно…) Ценг снял пиджак, повесил его на спинку стула и принялся расстёгивать рубашку, более не глядя на своего собеседника.
— Мы не устали. — возразил Риэ. — Устал ты. Каждый день ты уходишь с рассветом и возвращаешься лишь ночью. Я вижу, что твоё сердце полно тревог. Почему ты больше не рассказываешь мне об этом? Ты избегаешь меня! Так, словно тебе стало неприятно общаться со мной, даже смотреть на меня! Если я в чём-то ошибся или сделал что-то неправильно — скажи мне! Ты наказываешь меня своей холодностью! — Риэ почувствовал, что дрожит: от боли и от злости, от несправедливости происходящего. — О каком «мы» может идти речь? Неужели ты думаешь, что я настолько слеп?..
Слова Габриэля разбились о спину Шиана. Мужчина повернулся к нему лишь тогда, когда компаньону не хватило воздуха, чтобы продолжать дальше. Глаза его были полускрыты тьмой, и что-то опасное притаилось в них.
— О чём ты?
— Это ты мне скажи! — Габриэль почувствовал, как его заливает волной обиды, которая напоминает реку, стремительно выходящую из берегов. — Теперь каждый день ты предпочитаешь проводить в компании своего прекрасного помощника! Я не могу так больше! Скажи мне, Шиан, а может быть, у нас уже не осталось никакого «мы»?
— Успокойся. — Шай Нинг отбросил длинную прядь волос за спину, однако она вернулась обратно, хищно скользнув по его плечу и в полумраке комнаты, освещаемой лишь одной настольной лампой, живо напомнив змею, готовую к броску. — Ты знал о том, куда и зачем мы идём. И сам выразил желание сопровождать меня, не так ли? Я искренне рад, — пальцы мужчины неожиданно жёстко сомкнулись на подбородке Габриэля, заставив Манола поднять голову. — Что ты смог найти здесь… занятие себе по душе. Я не мешаю тебе играть в эти игры.
Последние слова прозвучали холодным обвинением. И когда Шиан приблизил к Риэ своё лицо, компаньон понял, что ему не показалось: глаза генерала действительно были наполнены тьмой.

… В какой-то момент рука Кадажа легко коснулась плеча компаньона, потом прошлась по спине, остановившись, наконец, на его талии. Сильвер чуть прикрыл глаза, легко шагая туда, куда вёл его Риэ, дополняя его сказку. Это была игра — не только для них двоих, но и на публику, как когда-то давно, когда он был ещё Лотосом. И Риэ вдруг почувствовал, насколько соскучился по ней, по этому вниманию, восхищению и желанию в глазах совершенно случайных, незнакомых людей…

Это неожиданное воспоминание отчего-то вдруг всплыло на гребень сознания Габриэля, и когда тот поднял потрясённые глаза на Шай Нинга, то понял, что Шиану известно не только об этом, но и о том, что случилось между ним и Кадажем гораздо раньше, ещё в Шиаме.
— Если ты — и мужчина выделил голосом это слово и голос его был чужим, — Принял решение закончить наши отношения, я не стану тебя неволить. Ты ничего мне не обещал и по-прежнему свободен в своём выборе. — пальцы принца наконец разомкнулись, дав Риэ свободу. — Но, не впутывай сюда Рено, мой цветок.
В следующее мгновение перед внутренним взглядом бывшего компаньона вспыхнули шёлковые волны рыжих волос. Белая кожа, золотые голодные глаза — это был Амадео, с которым Габриэль пытался забыть свою боль одиночества, когда считал, что они с Шай Нингом больше не пара. Но, почему это воспоминание вдруг пришло сейчас?..
Манола судорожно вздохнул, внезапно осознавая, что это Шиан вытягивает из него картины воспоминаний. И они правдивы… И сразу за пониманием, ледяным и болезненно острым, а заодно и за выражением «мой цветок», произнесённым с холодным пренебрежением, пришли злость и обида — такие сильные и ослепляюще яркие, что Риэ сам не уловил тот момент, когда его рука рванулась вверх. Звук пощёчины прозвучал в повисшей тишине громче выстрела.
Тёмная волна длинных волос мягко качнулась за плечами Шиана. Он чуть повернул голову, но не отвёл тяжёлого взгляда чёрных глаз от компаньона.
— Нечего сказать? — и голос его, как это порой бывало, заполнил всю комнату целиком. Только на этот раз ощущение было таким, как будто холод этого голоса вытеснил весь воздух вокруг, не оставив больше возможности дышать.
— Не думал, что ты будешь копаться в моём прошлом, тем более… так. — Габриэль снова почувствовал, как по телу пробегает крупная дрожь, а гнев смешивается с испугом от собственной беззащитности. Что-то нечеловеческое просыпалось в Шай Нинге. Что-то полузабытое, словно из кошмарного сна. Кроме того, генерал знал, что вспомнить и что сказать, чтобы причинить боль, сделать неуверенным в себе и виноватым. — Это так… низко… Я не узнаю тебя, Шиан. Чем ты становишься?..
В следующее мгновение компаньон оказался в стальных объятиях мужчины, крепко прижатый к его груди. Одна рука легла на затылок Риэ — пальцы вплелись в волосы, не позволяя вырваться. Из полурасстёгнутого выреза рубашки Манола видел чешую чёрного дракона, украшающую тело Шиамского принца. И ему показалось, что дракон этот живой, и он рвётся на свободу, трансформируя, изменяя облик Шай Нинга.
— Боишься меня? — спросил Шиан, равнодушно наблюдая за беспомощностью компаньона. Что-то чужое, но в то же время очень знакомое появилось в его, ставшей хищной, улыбке.
— Прекрати! — Габриэль дёрнулся, но лишь сильнее почувствовал себя в западне. Кажется, ещё никогда он не испытывал на себе полную силу генерала. Одна рука обхватывала Риэ за талию, другая держала голову, не позволяя ни отстраниться, ни отвести взгляд. Манола чувствовал пробегающие по телу волны ужаса и желал лишь одного: немедленно вырваться, убежать, сделать что угодно, только чтобы ослабить стальную хватку ставшего по-змеиному гибким тела… И он вспомнил. Запах горячего железа и пепла, и тонкие жёсткие пальцы, и страшные шрамы вокруг глаз. И то же самое ощущение смертельной опасности, с трудом сдерживаемой ярости, хищной тьмы…
Шиан вдруг замер, словно прислушивался к чему-то, что слышал только он один. Риэ заметил, как затрепетали его ноздри, и почувствовал, как пальцы генерала сжались сильнее, причиняя боль.
«Меня и нужно бояться»… — вдруг отчётливо прозвучали слова. Так, словно кто-то произнёс их вслух, стоя совсем рядом. Шай Нинг, прищурившись, всматривался в Габриэля, словно видел его впервые. И увидели они оба. Увидели, как развернулись за спиной принца жёсткие, чёрные крылья, а пальцы удлинились, словно на них выросли когти. Черты лица Шиана в одночасье потеряли сходство с человеческими, и всё же, это был Шай Нинг. Губы его изогнулись, и полукровка скорее догадался, чем разобрал в этом шипении одно единственное слово:
— Он…
Габриэль зажмурился. Он никогда не описывал Шиану подробности своего посвящения в компаньоны. Лишь то, кем на самом деле был его первый клиент. Риэ загнал эти воспоминания в самый дальний угол своей памяти, на самое дно — так, чтобы они перестали ранить его самого, так, чтобы его принц не смог случайно перехватить даже эхо от них. Но, сейчас эти воспоминания вырвались на свободу и оказались почти невозможно живыми и яркими. Манола чувствовал, что он словно раскололся и существует одновременно в двух реальностях: в одной его беспомощностью и ужасом наслаждается дракон старый, пепельно-седой, в другой — молодой, иссиня-чёрный.
Он отчаянно дёрнулся ещё раз, снова пытаясь вырваться, и, потеряв равновесие, они упали на пол. Впрочем, это не помогло: Шиан почти мгновенно оказался сверху, снова обездвижив компаньона, и Габриэль уловил в драконе отголоски хищного удовольствия, которое принесла эта короткая борьба. Они оба знали, что последует дальше, но на этот раз Риэ не был уверен, что он останется жив. В конце концов, тот, первый дракон всего лишь играл, стремясь развеять свою скуку, а этот — был по-настоящему рассержен.
Словно в ответ на его мысли, Шиан провёл пальцами-когтями по щеке Габриэля, по-прежнему надёжно удерживая руки компаньона другой рукой. А потом он поцеловал его, яростно и жёстко. И Риэ вдруг показалось, что нежные губы того, кто был Шай Нингом, на этот раз сделаны из металла. Не дождавшись от замершего полукровки никакой реакции, кроме расширившихся от ужаса зрачков, дракон продолжил целовать его и дальше: щёки, скулы, беззащитно открытую шею… Поцелуи его были злыми и больше всего напоминали жидкий огонь.
— Я никогда никого так не хотел, как тебя. — слова, больше похожие на шипение, снова накрыли Габриэля с головой.
Риэ почувствовал, как по его щеке скатилась слеза. Наверное — это конец. Настоящий конец их «мы». Может быть, так даже лучше, — подумал он. — Может быть, лучше умереть здесь и сейчас, в объятиях этого дракона, чем жить дальше — без Шиана. Без его взгляда, мягкого голоса и, ставшего таким родным — тепла. Спутанные мысли вихрем проносились в сознании, не успевая оформиться. У Габриэля больше не осталось ни тайн, ни секретов, скрытых в потаённых уголках сознания даже от него самого. Не осталось у него и сил, чтобы сопротивляться дракону. Он хорошо помнил, насколько это болезненно и бесполезно. Что ж, пусть делает что хочет, как хочет и пока хочет. Даже, если эта ночь станет последней. Ведь в отличие от того, первого — этого дракона Манола любил. Но, ведь и Шиан, его Шиан, кем бы он ни был, тоже любил его. Ведь Риэ уже не раз и не два сталкивался с его тьмой… Это не может, не должно закончиться вот так. Нужно просто… достучаться…
И компаньон вдруг подался вперёд, отчаянно продираясь сквозь пелену собственных страхов, прижимаясь всем телом к Шай Нингу.
— Хорошо, пусть так, — шептал он, словно успокаивая дракона и… себя. И, дождавшись, когда их взгляды встретились, тихо проговорил. — Если ты хочешь, то просто возьми меня. Иди… Иди ко мне…
Шиан моргнул и на мгновение замер. Потом слизнул со щеки компаньона солёную слезу, покатав её вкус на языке.
— Мне… не нужно твоё тело. — сказал он и неожиданно отпустил его.
Габриэль вздрогнул:
— Что же тебе нужно?
Тьма из глаз генерала опасно уставилась на Риэ:
— Я хочу тебя всего. Чтобы ты… был только моим.
— Шиан… — полукровка глубоко вдохнул. — Я не властен над своим прошлым. — он почти всхлипнул, чувствуя своё полное бессилие. — Но, с тех пор, как мы встретились — я твой, и только твой. С самого первого дня я любил только тебя. И даже когда тебя не было рядом, я видел в других лишь твои отражения. Моё сердце, моя душа принадлежат тебе. Моя жизнь, если хочешь. Если желаешь — возьми и её, и я буду счастлив, потому что был с тобой до своего последнего вздоха. Я весь — только твой.
Бездна из глаз Шай Нинга недоверчиво смотрела на Риэ. Взгляд её был острым, испытующим, и внезапно компаньон разглядел в глазах Шиана что-то ещё более тёмное, чем сама тьма. И понял — это были зрачки дракона, вертикальные и блестящие, словно у змеи. Они выделялись на общем фоне темноты и делали его взгляд более осмысленным. Менее хищным.
— Иди ко мне. — сказал дракон. И Риэ послушно потянулся к нему, словно зачарованный.
Однако, этой ночью генерал не дал Габриэлю ничего, кроме нескольких безнадёжно горьких поцелуев и тяжёлых объятий сна под утро. А когда Манола открыл глаза, Шиана в доме не было.