Честно говоря, я недолюбливаю этот фик за жестокость реалий, но, когда-то давно не смогла отказать в просьбе своему бывшему соавтору. Кроме того, мне стало интересно, как далеко я смогу зайти. Оказалось, могу далеко, но это не приносит мне абсолютно никакого удовольствия. Пожалуй, существенный плюс этой истории в том, что я бесконечно рада осознавать, что мои сильверы никогда не пойдут по описанному ниже пути, хотя, на мой взгляд, это была бы весьма логичная история с точки зрения канона.
Если я правильно помню, этот текст был выложен на Fandom Combat 2013 и на Фикбуке, однако, мой любезный соавтор не потрудился указать моё имя. Здесь же будет выложен небеченный (вернее, отредактированный, но уже мной) вариант, т.к. я терпеть не могу, когда в мои тексты лезут со своими поправками незнакомые мне люди.
И да, предупреждение: AU, М+М, R-21 и смерть второстепенного персонажа.


Солнечный зайчик проскакал по светлому исцарапанному пластику столика, перепрыгнул и чуть-чуть подрожал на перекинутом через спинку стула пиджаке, а потом скакнул на лицо Язу, прямо в глаза. Но, сильвер был готов к этому: девчонку с зеркальцем, театрально поправляющую макияж, он заприметил сразу. Впрочем, как и её интерес к нему, сидящему на самом солнечном месте, в то время, как остальные посетители маленького кафе старались устраиваться подальше от окон — в тени и хотя бы относительной прохладе. Так что, он просто улыбнулся и вовремя опустил ресницы, защищаясь от яркой вспышки света. Обычно в такие, почти чёрно-белые от разлитого по улицам солнца, дни, сильвер носил очки с непроницаемо-затемнёнными стеклами, от изобилия слишком яркого света у него слезились глаза. Врач участковой поликлиники, к которой Язу был приписан сейчас, очень давно поставил ему диагноз «двусторонняя колобома». Сильно удивлялся и возмущался. Удивлялся тому, что форма зрачков в обоих глазах была абсолютно одинаковой — кошачьей, а возмущался тем, что у Язу не оказалось ни медицинской карты, ни ID. Но и отказать в приеме не мог: в больницу сильвера привезли на «скорой» и в бессознательном состоянии.
Проще говоря, его нашли в обломках старого Шин-Ра Билдинга какие-то неизвестные, но, несомненно, добрые люди. А еще, Язу невероятно, просто фантастически повезло, что его не повезли в центральную больницу Края, а быстренько скинули куда поближе. «Поближе» была больница 5-го сектора, места не очень-то населенного, а потому он остался неузнанным, получил необходимую медицинскую помощь и временный ID до выяснения личности. Нечеловеческая выживаемость помогла ему встать на ноги уже через полторы недели, и ему хватило сообразительности обменять временный ID на постоянный за пределами Мидгара.
Потом он вернулся в Край — не мог не вернуться. Он мало что помнил, кроме своего имени и взрыва, после которого наступила темнота. Какая-то звериная осторожность подсказала ему разыграть полную потерю памяти, и, сказать честно, оно почти так и было. В прошлом, покрытом туманом неопределённости, плавали какие-то обрывки воспоминаний, никак не желающих складываться в единое целое. Разгадка была где-то там, во взрыве и предшествовавших ему событиях. И потом, надо же было откуда-то начинать вспоминать? Так что, Язу вернулся и завел обыкновение в свободное время лазать по обломкам Билдинга в надежде вспомнить еще хоть что-нибудь.
Между тем, ему нужно было на что-то жить. И где-то. Тут обнаружилась полная беспомощность сильвера в денежных вопросах: считать он умел, но ему очень сложно было соотнести цену и товар. И еще он абсолютно не представлял себе, где люди берут деньги.
На вторые сутки после возвращения в Край голодный и замерзший Язу сидел на скамейке у границы сектора, размышляя о том, где и каким образом добыть еды. Не может же он все время промышлять мелким воровством? Когда-нибудь его все равно поймают… Тогда-то и подошел к нему вёрткий неприятный тип в надвинутом по самые глаза капюшоне. Задав несколько вопросов, он представился как Дэнни и повел Язу закоулками, пока не привел в некое заведение, суть которого дошла до сильвера не сразу. А когда дошла, Язу был уже накормлен, согрет и никуда в темную ночь и неизвестность ему уходить не хотелось. Так он и остался в борделе не самого высокого пошиба. Морально для него это не составило особенного труда по той простой причине, что Язу совершенно не ведал о том, что занятие, которое начало приносить ему деньги на жизнь, считается низким и постыдным. А физически… Что ж, сильвер был достаточно вынослив и сам не знал, до каких пределов эта выносливость может дойти. Точнее, он не помнил. Но догадывался.
Впрочем, в том самом борделе Язу оставался недолго, ровно столько, сколько ему потребовалось для того, чтобы обрести покровителя и переехать в более благополучный район. И, кстати, не без помощи того же Дэнни, оказавшегося, к слову, вовсе и неплохим парнем. По крайней мере, к сильверу он относился с некоторой долей сочувствия, и когда тот только начинал свою, с позволения сказать, «карьеру», подыскивал ему клиентов пожирнее.
Завязав с этим недолгим периодом в своей новой жизни, Язу оборвал все связи и знакомства, понимая, что если он не хочет в конце концов так и сдохнуть где-нибудь под забором в обществе бутылки низкосортного пойла – а пить представители этой «профессии» начинали все, рано или поздно, и конец был у всех одинаков – старость, а с ней нищета и смерть, в этом сильвер более чем убедился, он был достаточно любопытен, наблюдателен, и с логикой у него было всё в порядке, – так вот, если он такого конца для себя не хочет, то следует взобраться по социальной лестнице как можно выше. Насколько удастся.
И первое, на что он обратил своё внимание – это образование. У Язу его не было, можно сказать, вообще никакого. Недолгие наблюдения за жизнью людей принесли выводы, что в их обществе больше ценится интеллектуальный труд, и с выбором будущей профессии, которая должна будет вывести его в мир нормальных людей, сильвер колебался недолго. Он будет художником: ему нравилось рисовать и, даже не имея никакого представления о технике, он рисовал так, что наличие таланта было несомненным.
Сейчас он был студентом художественного колледжа, учиться ему оставалось совсем немного, а потом… потом он сможет, наконец, попробовать жить самостоятельно. Он, собственно, и раньше мог, но не хотел. Или нет, не то, чтобы не хотел… Просто, его все устраивало. Покровитель навещал его раз в неделю, с расспросами не приставал и вообще был не особо требователен. Бывало так, что он приезжал и сразу валился спать, или даже не приезжал вообще. Но деньги на карточку сильвера продолжали исправно поступать в любом случае. Когда Язу заявил о том, что хочет учиться, мужчина ничего спрашивать не стал, только иронично изогнул тонкую, будто нарисованную бровь, и велел обращаться, если возникнут сложности. Сильвер даже задумывался иногда, а с какого ж, извините, хрена этот человек тратит такую уйму денег на то, что, похоже, ему не очень-то и нужно? Как-то он спросил, после очередного секса, когда лежал на груди у мужчины, а тот лениво перебирал его волосы:
– Зачем я тебе?
– Я ждал, что ты это спросишь гораздо раньше.
Язу пожал плечами, не поднимая головы и продолжая слушать ровный стук сердца.
– Сначала я думал, что нравлюсь тебе.
– А теперь ты так не думаешь?
– Ты же не будешь утверждать, что пылаешь неудержимой страстью? – в подтверждение своих слов Язу потеребил вялый член любовника. – А тратишься на меня, как некоторые на жён не тратятся.
– Ну, допустим, мне нравится всё красивое. Такой ответ тебя устроит?
– То есть, я – вроде экспоната в коллекции?
– Что-то вроде того, – согласился мужчина и повернулся на бок, спихивая сильвера с себя. – Что ж, «супружеский долг», – на этих словах он усмехнулся, – я исполнил, теперь в душ и спать.
Этот разговор Язу долго поворачивал в голове так и сяк в попытке понять. Что-то здесь было не так, и он никак не мог понять, что именно. Тогда, когда он увидел покровителя впервые, тот сразу назвал его по имени. Это было не удивительно, - скорее всего, имя сообщил ему Дэнни. Человек долго рассматривал сильвера с совершенно каменным лицом, потом взмахнул рукой – неуловимо быстро, так, что Язу успел заметить только призрак движения. Но, перехватить брошенный в него нож в сантиметре от горла он почему-то тоже успел. Мужчина удовлетворенно кивнул, увидев растерянные глаза Язу, и велел собирать вещи. Первая странность.
Вторая была много позже, когда сильвер водил пальцами по его коже, повторяя изгибы шрамов – их у покровителя было много. Но, о себе мужчина ничего не рассказывал и имени своего не называл, однако, Язу был уверен, что он – военный, настоящий или бывший, не важно: у него была та грация и отточенность движений, которая достигается лишь годами соответствующих тренировок. Откуда у него было понятие об этих тренировках и их результатах – тоже скрывала завеса в памяти. Но, он знал и не сомневался, что его наблюдения верны. Тогда же рискнул спросить о происхождении некоторых шрамов. Мужчина долго молчал, потом перехватил руку сильвера чуть выше запястья и повел по своей груди.
– Ничего не напоминает?
– А должно? – тут же напрягся Язу.
Покровитель скривил губы в подобии улыбки, но глаза, которые пытливо вглядывались в лицо сильвера, оставались по-прежнему холодны.
– Не должно.
На этом вопрос о шрамах был закрыт.
Но не вопрос в голове Язу. Отчего-то ему казалось, что нынешний покровитель связан с его прошлым, упорно не желавшим вспоминаться. Теперь, несколько лет спустя, Язу смог идентифицировать взгляд, которым мужчина наградил его при первой встрече. Это было узнавание, тщательно скрытое, но… И снова загадка: если он знал его раньше, почему скрыл это? Что же там, в его прошлом, скрывалось такого, о чем подсознание Язу предпочло прочно забыть?
Сильвер допил свой капучино, облизнулся, как сытый кот, собирая кончиком языка тонкие «усы» от пенки, бросил на столик пригоршню мелочи, снял пиджак со стула и вышел на улицу. Была суббота, и он намеревался очередной раз прогуляться к развалинам Шин-Ра Билдинг. Уже без особой надежды, скорее, даже с неохотой.
В серых иззубренных обломках бетонных плит, в которые превратилось некогда величественное (Язу видел на старых фото) здание, таилось что-то, вызывавшее у него глухое безотчетное беспокойство и какую-то непонятную тоску. Безнадежность. Пыль, прах и тлен – вот что должно было быть написано большими буквами на каждом обломке. Наверное, здесь он пережил что-то очень страшное, если в тишине заброшенного места ему слышались шёпоты и краем глаза виделись размытые тени-движения. Буквально везде, на каждом шагу. Ему было неуютно, и даже в такой жаркий день, как этот, по позвоночнику гуляла ледяная струйка иррационального ужаса. Но, Язу был не из трусливых, и ему просто необходимо было вспомнить… Зацепок к прошлому не было никаких, кроме относительной известности места, где его обнаружили почти при смерти, и странных взглядов покровителя, когда тот полагал, что Язу на него не смотрит. Но, ни развалины, ни покровитель пока ничего не рассказали, и временами сильвер приходил в отчаяние от того, что память раз за разом сбоила, как он ни пытался вытянуть из неё хоть что-то.
Передернув плечами, Язу поплотнее запахнул пиджак, нагретый солнцем до почти обжигающей температуры, и принялся карабкаться вверх по одной из груд. Путь был ему известен, он ходил этой тропкой — иначе и не назвать — не один раз. За грудой будет пролом в остатках стены, а там и пустые, искореженные давней катастрофой коридоры, по которым можно добраться до самого верха. Наверху всегда гулял ветер, бросал длинные пряди волос в лицо, трепал одежду. А еще, там было настолько пусто, что в голове у Язу тоже образовывалась гулкая пустота, и если постоять так с полчаса, не двигаясь, подставив ветру лицо, то где-то в самой глубине сознания начинал звучать голос. Он был едва различим, и потом, спустившись, сильвер даже не был уверен в том, что действительно что-то слышал. Но, в тот момент, когда голос звучал, Язу испытывал первобытный темный страх, стоял, вытянувшись в струнку, и не мог заставь себя прекратить это, и голос был реальнее всего существующего вокруг. Спустя какое-то время он затихал, как будто разочаровавшись в попытке дозваться, и Язу отпускало. Морок уходил и начинало казаться, что он просто сходит с ума. Может быть, так оно и было. Кто знает, что и зачем погнало его сюда, в давно заброшенный и нежилой сектор, тем проклятым днем, в который он потерял свою память?

В этот раз что-то явно пошло не так. Голоса он не слышал, но в воздухе сгустилась почти физически ощутимая угроза, от которой у Язу встали дыбом мелкие волоски на руках. Он чувствовал на себе чей-то давящий взгляд и не рискнул оставаться наверху долго. Повернувшись, он шагнул обратно, стремясь как можно быстрее покинуть это место, и…
Двадцать минут спустя, сильвер смотрел на свои руки, мелко подрагивающие и заляпанные черной маслянистой жидкостью, и не мог понять, что он сделал, и как это вообще было возможным. Что ему подсказало пригнуться как раз в тот момент, когда над головой со свистом пронесся пучок тонких стальных проводов. И что случилось потом. Нет, никаких провалов в памяти на сей раз не было: он четко помнил, даже, как в замедленном фильме, до мельчайших подробностей, как молниеносно развернулся и оттолкнулся от усыпанной бетонным крошевом площадки в немыслимом, невозможном с точки зрения физики, прыжке, с такой скоростью, что эта самая крошка веером-шрапнелью брызнула из-под подошв. Как приземлился на спину шипастой бронированной твари и одним точным ударом проломил броню в самом уязвимом – откуда он знал?! – месте, там, где тонкие края пластин смыкались, переходя из спинного гребня в основание шеи. Как в ту же секунду его пальцы нащупали, намертво сжались и дернули что-то, похожее на связку кабелей, вырывая их из тела твари. Как взметнулось и осыпалось облако искр, а тварь мгновенно обмякла и распласталась на покрытом трещинами бетоне, произведя неимоверный грохот и подняв тучу пыли. Язу соскользнул вниз по заржавленной членистой конечности, бывшей в обхвате едва ли не толще его самого… и только потом пришел в себя. Будто в голове щелкнула и отключилась какая-то программа.
Боевой робот Шин-Ра, одна из старых моделей – всплыло в голове определение твари. И тут же следом мысль, отдающая холодным, чужим удивлением: «я думал, их давно не осталось». Чужим, потому что Язу знать не знал ни о каких роботах Шин-Ра и, тем более, не мог думать о том, остались ли они вообще. Точнее, он наверняка знал об этом раньше… Но не сейчас.
– Кто ты? – задал он вопрос своим рукам, сжал и разжал кулаки, поднес ладони к лицу, рассматривая так внимательно, будто видит их впервые.
– Тебя зовут Язу, - раздался из-за спины, оттуда, где лежал поверженный робот, звонкий голос, знакомый настолько, что сильвер застыл, потрясённый этим безусловным узнаванием, а еще – невозможностью происходящего. Он точно знал, что обладатель этого голоса давно мертв. «Ты умер у меня на глазах» - сказал внутренний голос, но Язу промолчал, только начал поворачиваться. Очень медленно, куда только девалась недавняя молниеносность реакций.
На роботе, в том же месте, где недавно стоял он сам, возвышалась тонкая фигурка, в ослепительном свете солнца кажущаяся не наделенной жизнью, а выточенной из камня или дерева и потом искусно раскрашенной. Только вечный ветер высоты трепал светлые, холодного снежного оттенка, волосы – цвет, которого не бывает в природе.
– Я знаю, – шёпотом отозвался Язу, когда наконец повернулся. У него в голове творилось что-то невообразимое, какая-то мешанина образов, чувств, эмоций. Его вдруг затошнило и очень захотелось сжать голову руками, чтоб не разорвалась, и самому сжаться в комочек, спрятаться, замереть… Перестать существовать, только чтобы это – прекратилось. Но, он стоял и смотрел, как долго, невыносимо долго Кадаж спускается вниз. Кадаж, который зелеными огоньками растворился в воздухе и дожде вот здесь же, несколько лет назад.
Изменился, и сильно – стал заметно выше и шире в плечах, волосы отросли до почти той же длины, что была у самого Язу. Полуденный беспощадный свет не скрывал ничего – ни жестких складок, наметившихся у губ, ни заострившихся и повзрослевших черт лица, бесследно утратившего детскую округлость, ни стрельчатых теней от длинных-длинных – ни у кого больше Язу не видал таких – ресниц, лежащих на высоких скулах и скрывающих прозрачные зеленые глаза с ехидным прищуром. Но это был Кадаж и никто иной. Язу не перепутал бы его ни с кем, никогда. Кто-нибудь другой, может, и не узнал бы. Но, только не он, его брат.
– Ты спросил, я ответил, – сказал Кадаж, подойдя поближе и останавливаясь прямо перед средним. – Ты зачем робота сломал, разрушитель? Лоз расстроится.
– Я… – Язу не знал, что сказать, вопросы теснились на языке сразу все и разом, и главным из них был – как? Но, его он почему-то не мог задать, и беспомощно молчал, только стиснул кулаки так, что ногти впились в ладони, в отчаянной попытке убедить самого себя, что это не сон, не бред, что погибший на его глазах младший брат стоит сейчас перед ним, абсолютно и бесповоротно живой.
– Да починю я его. Подумаешь, питание оборвано!..
Глубокий баритон, которым были сказаны эти слова, слышался откуда-то из-за робота, а потом показался и сам обладатель голоса, неспешно обошедший поломанную махину.
– Привет, Язу. Ты долго.
Средний сильвер моргнул, а потом обессилено опустился там же, где и стоял. Ноги вдруг перестали держать его, так что, присесть было просто необходимо. Сглотнув тугой комок в горле, он попробовал заговорить, получилось хрипло и до отвращения неуверенно:
– Вы живы.
Лоз за спиной Кадажа невозмутимо кивнул, как будто ничего особенного в этом факте не было, а Кадаж добавил:
– Главное, что жив ты. Мы уже боялись, что нет. Мы искали тебя, – чуть прищурившись, он цепко оглядел среднего с головы до ног, и взгляд его был настороженным и пронзительным, таким, что отчего-то всё переворачивалось внутри. – Я знал, что рано или поздно ты сюда придёшь. Ты ведь тоже слышишь, да?
Язу мотнул головой. Он не очень понимал, о чем его сейчас спрашивает Кадаж. Если о голосе, – теперь он знал, что ему не казалось, и также знал, чей это был голос... – то да, конечно, он его слышал. И по-прежнему боялся. До этого дня он не представлял, почему, и полагал, что это такая защитная реакция психики – вроде как он испытывает слуховые галлюцинации, подсознательно понимая это, и страхом защищается от осознания того, что сходит с ума. Жест получился не то отрицанием, не то подтверждением, но Кадаж же должен был понимать, в каком состоянии сейчас находится Язу? Он всегда понимал гораздо больше, чем мог в силу своего возраста. А сейчас и возраст перестал быть помехой – вон он какой, почти вровень с Лозом и вряд ли намного его слабее. Совсем взрослый, уже не тот полуребёнок, который однажды ушел в Поток Жизни с этой самой площадки. Или же… он не уходил?
Кадаж подавил вздох, едва заметно поморщился, словно в ответ на какие-то собственные мысли, а потом, недолго думая, подхватил среднего под локоть, вздернул его вверх и потащил в сторону одного из коридоров. Там он усадил брата на кучу обломков и молча пристроился рядом. Не так близко, чтобы касаться его, но и не настолько далеко, чтобы Язу не чувствовал тепло его тела. Говорить отчего-то совершенно расхотелось.
Дневной свет разбивался о серые стены, и в этой рамке, словно на фантастической движущейся фотографии, было видно, как Лоз возится с поверженной машиной, как когда-то давно возился с тремя байками цвета хаки.. В отличие от Кадажа, он почти совсем не изменился. Даже его старая кожаная куртка, сейчас небрежно брошенная на пол – казалось, что Язу узнал на ней каждую царапину и потёртость. Хотя, конечно, нет. Вряд ли куртка могла быть той же самой. По крайней мере, если судить по тому, в каком состоянии был плащ самого Язу, который он получил запаянным в целлофан при выписке из больницы: его оставалось только выбросить. Лоз стоял плечом к плечу с Язу в том давнем взрыве – вряд ли стоило бы рассчитывать на то, что он пострадал меньше.
Средний сильвер прикрыл глаза, слушая дыхание Кадажа рядом. Ему казалось, он способен расслышать даже стук сердца младшего брата и шум, с которым кровь бежит по его венам. Не более, чем иллюзия, конечно же, но она давала ему то ощущение, которого он так долго был лишён, и не знал об этом, даже не подозревал, чего ему так не хватает – их единения.
– Я видел, как ты погиб, – некоторое время спустя, тихо сказал Язу. Его интонация не была вопросительной, и тем не менее, это был вопрос. В этой короткой фразе было всё – и отчаяние, бьющееся в висках вместе с пульсом, запирающее дыхание внутри, и неверие – «так не бывает» – и в то же время страшное понимание необратимости случившегося. Это было предложение рассказать то, чего Язу не знал и не понимал.
– Я похож на мёртвого? – скривился Кадаж, потом фыркнул и заговорил.

Он пришёл в себя на куче покорёженных бетонных обломков и в луже крови. Судя по количеству, кровь была не его. Во всяком случае, не вся. Разум устало играл в игры бессознательного, показывая мозаику отрывочных воспоминаний, в которых он сначала падал, потом его расщепляло на биллионы частиц, мерещились какие-то голоса, и он снова куда-то летел или опять падал. Одним словом, выбирай – не хочу. Кадаж, честно говоря, картину из этих кусочков собирать не хотел. Во всяком случае, не сейчас. Впрочем, забегая вперёд – он её так и не собрал до конца. От посильной помощи Лоза тоже толку никакого не было, кроме как «ты снова упал». Откуда и куда он упал, выяснять оказалось бесполезно. Но, судя по тому, как ныла каждая косточка в его теле, болела голова и тошнило – упал он с хорошей такой высоты. Так что, ему, судя по всему, очень повезло. Беглый анализ собственного состояния на предмет несовместимых с жизнью ранений показал, что жить, скорее всего, он будет. Кадаж смог даже встать на ноги. Чувствовал он себя, как после драки и хорошей попойки, если бы тогда знал, что это такое. Как и где ему удалось отыскать братьев, он не запомнил. Помнил лишь странное облегчение от того, что оба, несмотря на бессознательное состояние, живы. Дальше он мучительно долго решал, как поступить. Он чувствовал, особым, звериным чутьём, что надо уходить, бежать, но поднять двоих ему было не по силам. В конце концов, Кадаж остановился на Лозе. Тот был тяжелее, следовательно, усилий на то, чтобы доволочь его до какого-нибудь мало-мальски безопасного угла, нужно больше. Сильвер боялся, что если сначала займётся Язу, на Лоза совсем не останется сил. Но, когда он оставил старшего брата привалившимся к мусорному баку в какой-то подворотне и кое-как вернулся обратно, Язу уже не было. Пришлось возвращаться назад с камнем на душе и тошнотворным ощущением полного своего бессилия.
– Эй, чуваки, кумарим? Скорой помощи не требуется? – этот голос вырвал Кадажа из липкого забвения, возвращая в неласковую реальность. Пейзаж был всё тот же – тёмная подворотня, мусорный бак. В лицо заглядывал вороватого вида парень.
– Чего? – еле-еле просипел сильвер, голоса отчего-то не осталось совсем.
– Дури, говорю, не надо? Совсем крыша отъехала? Деньги есть?
Так они познакомились с Филом. Впрочем, долго это знакомство не продлилось. Тот притащил их в притон, где они с Лозом и провалялись несколько недель, кое-как перевязанные, по виду мало чем отличаясь от тех, кто уже давно забил на всё, существуя лишь от дозы до дозы. Кадаж очень смутно помнил, что случилось потом – то ли очередные разборки, то ли просто налёт, но очнулся он, стоя вместе с Лозом посреди груды тел. И сделал вывод, что слабости больше нет, но зато в избытке есть злость. После этого от них в квартале разбегались врассыпную, пока однажды не подвалил некий тёмный тип на раздолбанном джипчике и не предложил «работу». Дело пошло, что говорится, «на ура». Сильверы интересовались только именем клиента, невзирая на его положение и статус в обществе, а муками совести не страдали вовсе. Так, постепенно в их карманах появились сначала деньги, потом документы, а потом и завязались соответствующие связи.
Довольно быстро Кадаж сообразил, что его теперешнее положение позволяет ему использовать работу в своих интересах, не выходя за рамки, так сказать, интересов заказчиков. О лабораториях Шин-Ра он знал достаточно, а чего не знал о самой Корпорации, ему рассказали доброжелатели, коих, к слову, оказалось не один и не два. Ненависть к Шин-Ра у сильвера была яростная, она жгла его изнутри, лишая покоя. Они заплатят. Заплатят за всё сполна. За Лоза, за боль, за потерянного Язу, за него самого. С-суки.
Со временем он свёл несколько нужных знакомств, аккуратно оборвал ненужные связи, некоторые – и в прямом смысле этого слова, и постепенно из «вон того очень странного парня с приветом» превратился в незаменимого человека, каждый ход которого отзывался крупными неприятностями для всех, имеющих несчастье работать на нового президента. Людей, имевших свои причины ненавидеть Корпорацию нашлось достаточно, остальное было лишь делом техники. Манипулировать у младшего сильвера всегда получалось виртуозно.


Продолжение следует.