В колонках играет - тишина - с исполнении произжающих под окном машин...
Настроение сейчас - пообниматься с подушкой.

Не хочу лечь спать и ни чего не напечатать, но моё прелесное создание сегодня добивала сессию, а я бегал по делам и рассказать не сего, но хочу опубликовать, что-то из старого:

Есть у меня одно знакомое создание, всю жизнь отложено запутывала себя во всяких глупостях, обычно она не говорила, что же её мучит, ей нравилось мучаться, она не играла со мной не в коем случае это были вполне реальные проблемы – решения которых человеческим путём сразу же отвергалось. Пытался ли Я ей помочь? Кажется да – этого ответа хватило бы, если не сказать что однажды её нашли повешенную на собственных чулках в своей комнате. Хотелось ли ей чтобы ей помогли? Это не вопрос это ответ, она и сама не знала чего же хотела. Она с виду не была на столько сильным человеком, чтобы повеситься можно было бы понять если бы она отравилась, но это было повешенье, долгие муки, представление себе что вот, вот пальцы ног оторвутся от стула и.... ты свободна. Она не любила смерть, но любила умирать, она играла в жизни трагические роли, которые у неё были в крови, а как иногда вынести такую до мозга костей трагичную, когда и у тебя не всё супер....



Мне было её жалко. И что с этого ей хотелось быль спасённой, она выдело как из неё вырывают её желания, её мысли. Кому она такая нужна? Кому-то нужна. Ей верилось, что на этой земле есть человек, который сможет понимать её, которому не нужны, будут слова, для неё и от неё. А главное ей хотелось верить, что она будет его достойна. Вы спросите к чему здесь я? А не к чему, мне по крайней мере не хотелось быть причастным к этому. Ей ведь не скажешь в лицо, что она не муза моих фантазий. А она этого не понимала. Если я её не прогонял – это оценивалось, как интерес, а беседы по телефону – это были для неё словно сонаты. Циник ли я? Скорее да, после её романа со мной, я больше не мог дарить безумных ночей девушкам меня от них вернуло, перед глазам была Лена. Любовью это не было - это было страшным патологическим влечением. С её страстью она могла опустошить многих моих знакомых за пол часа. А как говорил Саша я могу доставить девушке только 15-ть секунд удовольствия, теперь же ...



Потом она исчезла. Мне было никак. Было легко и грустно, ещё одна история закончилась. Официального разрыва не было, да и врят ли будет. Я не боялся представлять её с другими, мне было даже забавно, как эти люди не ценят это наваждение, порой болезненное, порой граничащее с повышенной кислотностью в желудке. У неё наверняка будет много таких как я. Помню один режиссер мне сказал если хочешь что бы тебя поняли - раскрой себя не восемь десятых, по моему она даже не пыталась себя раскрывать, она просто была. Буду ли я её помнить в старости? Не знаю, но точно что теперь меня, уже она не разбудит ночью звонком и не будет доставать после обеда. Внутри возникла странная пустота. Тогда я ещё не знал чем кончился наш роман и она сдержала своё слово любить меня до гроба, мне это казалось смешным. Как можно так говорить, она наверно слишком легкомысленна или не знает, что такое любить (или может я не знал, что такое любить?!), передо мной тогда только раскрывалась жизнь, о чём можно думать основательно в 20-ть лет, не о чём кроме себя. Было ли у нас что-то? Было, наверно было, если я продолжаю её помнить. У нас была странная тяга огня к бумаге, волка к ягнятам, странная тяга художника к холсту и краскам. Жизнь продолжалась, я взял мольберт на плечё и пошёл вперёд искать вдохновение, там вдалеке.

Она меня не вдохновляла жить.