Вчера побывал на опере "Евгений Онегин" в театре им. Станиславского и Немеровича-Данченко. Это красивый спектакль, что неудивительно. Сценография принадлежит Давиду Боровскому, после его смерти Александр Боровский реализовал постановочные идеи отца. Декорации Давида Боровского всегда были строги, лаконичны, очень функциональны и образны. В новом "Онегине" они обращены к памяти о спектакле Станиславского, поставленном в 1922 году. Поначалу видим черный кабинет, белые колонны диагональю режут пространство сцены. Перед дуэлью Онегина и Ленского они, благодаря какому-то хитроумному устройству, повернутся к нам черной стороной. Второй элемент декорации - мостки, так называется конструкция, которая висит над сценой, обычно к ней крепятся софиты и она зрителю незаметна, но тут время от времени опускается и играет роль то мостика, то балкона, то вешалки в гардеробной, то люстры.

[540x360]

Спектакль одет в черно-белые или осенние тона - темно-зеленые или светлого шоколада. Здесь времена года сменяют друг друга с той же скоростью, с какой описана их смена в поэме Пушкина. Вот сцена устлана кленовыми желтыми листьями, их заметают хористки, они же крестьянки, а сверху уже сыплет снежок, и катит за собой санки с большой собакой дворовый мальчик. Еще в спектакль введены безмолвные персонажи, называется "белая пантомима", автор Игорь Ясулович. Занавес открыт и публика, войдя в зал, сразу видит декорацию и четыре фигуры: Онегина, Ленского, Ольги и Татьяны. Они расставлены возле колонн и сначала кажутся большими, в человеческий рост, куклами. На самом деле, это живые люди, в белых платьях, с набеленными лицами. Таких мимов часто встречаешь на европейских площадях, они зарабатывают на пропитание, долгими часами изображая бездвижные статуи. А в России обряжаются в исторические костюмы и за деньги фотографируются с туристами. В своеобразном прологе к спектаклю фигуры оживают, прохаживаются по сцене, мимически разыгрывают сцену дуэли. Боливар они используют для сбора денег, он весьма вместителен. Из ХХI века они с любопытством наблюдают дела давно ушедших дней.