Я люблю ночь. В эти минуты я, пожалуй, и бываю по-настоящему счастлив. Ярко-красные языки костра врываются в ночной сумрак, иногда взрываясь волной разноцветных искр. Треск сухих сучьев звучит как музыка, успокаивая мои внутренние бури. Я слушаю звуки ночного леса, и ко мне в сердце приходит покой. Я могу долго смотреть на небо. Здесь, в предгорном местечке Сакудзи, удивительно ясное небо. Когда долго смотришь на бесконечно-черное полотно, усыпанное мерцающими звездами, то думаешь, что все, происходящее с тобой сейчас, неважно. И тогда я невольно начинаю искать самую яркую Звезду. Самую яркую Звезду, которая светит именно для меня. Ее свет согревает в холодной ночи, и я все больше погружаюсь в ночное небо. Его бесконечность не пугает, а завораживает.

Рука, за которую укусила меня собака, ныла, не смотря на лечебный бальзам и тугую повязку. Она напомнила о моем глупом благородстве. Благородство вообще глупое занятие. Кто сказал, что я вообще понимаю, что такое благо? Я готов отдать свою жизнь тому, кто объяснит мне это. Это ведь единственное, что я могу отдать сейчас. А звезда продолжала светить. Казалось, что она – это оторвавшаяся искра от моего костра. И именно поэтому мне было тепло и уютно, тепло и уютно, тепло и уютно…

Я проснулся от того, что почувствовал прикосновение чего-то теплого и влажного к своей руке. Сначала появился лишь смутный силуэт рядом с догорающим костром и две светящиеся точки, приближающиеся ко мне. Моя рука инстинктивно сжала рукоять меча, лежавшего рядом. Темный силуэт дернулся в сторону, но не исчез. Я всмотрелся и увидел собаку. Ту самую, с запекшимися пятнами крови на шерсти, упругой походкой. Только теперь ее глаза не смотрели с ужасом и страхом. Я даже не знаю, как она на меня смотрела. В ее взгляде было все – и надежда, и настороженность и… благодарность. Какое-то время мы смотрели друг на друга, а потом она осторожно приблизилась ко мне и лизнула руку там, где была повязка. Лизнула и посмотрела на меня.

- Ну что ж, приятель, извинения приняты, - усмехнулся я и потрепал ее по загривку.

В ответ собака еще раз лизнула мою руку и уселась рядом. Было странно чувствовать тепло ее тела рядом с собой. Было странно и необычно чувствовать чье-то присутсвие, слушать и чувствовать биение сердца рядом.

- Ну и как мы тебя назовем? – спросил я. – Может Синдзо? А? У меня давно не было приятеля, с которым бы я смог разделять свой Путь. Пожалуй, я назову тебя Синдзо (яп. сердце). Ты не возражаешь?

Синдзо не возражал. Может быть, ему еще больше меня было странно чувствовать теплоту и близость кого-то рядом, странно было чувствовать биение чужого сердца. Мы сидели вместе и смотрели на догорающие краски ночи. Солнце медленно вставало, окрашивая лес своей рукой причудливого художника. Все замерло, будто в ожидании чего-то необычного. Стояла тишина. Такая тишина, какая может быть только на рассвете. На рассвете нового дня.