В своей статье я хотел бы в чем-то поправить и оспорить, а в чем-то — дополнить то описание молодежных группировок, которое Н.А. Халудорова составила на основе личных наблюдений и контактов, накопленных ею за пять лет обучения и проживания в Улан-Удэ. При этом сразу же должен заметить, что я не могу выступать в качестве исследователя, по обстоятельствам собственной жизни полностью отчужденного от своего предмета, поскольку мне пришлось быть непосредственным очевидцем, а подчас и участником событий, связанных с деятельностью молодежных объединений в 1980 — 1990-х годах.

История молодежных группировок начинается в республиканской столице с конца 1960-х годов. Уже тогда в Улан-Удэ сосуществовали уличные «союзы» городской молодежи и землячества недавних сельских ребят, прибывавших в столицу Бурятии для получения образования в средних специальных и высших учебных заведениях. Чего в Бурятии, достаточно удаленной от таких крупнейших центров общественной жизни, как Москва, Санкт-Петербург и даже Новосибирск, практически не было, так это объединений эпатажной направленности (хиппи, панки и др.). Правда, в 1983 — 1984 годах в школах города можно было наблюдать отдельные элементы панк-культуры: бритые виски, ношение булавок на штанине и т.д. Но в массовом сознании панки ассоциировались с фашиствующими группами и вызывали враждебность у большей части улан-удэнской молодежи. Поэтому школьные и вузовские администрации без особого труда пресекли подобную моду.

Неформальные ассоциации молодежи — неформальные по отношению к официальным ВЛКСМ и пионерии — появились в Улан-Удэ в конце 60 — начале 70-х годов. Толчок к их возникновению был дан активным строительством в городе новых микрорайонов. Самые первые группы именовались «гортоп» (городская толпа), «Зауда» (по разговорному названию территории, простирающейся от центрального рынка за мост через реку Уду) и «Батарейка» (промышленный микрорайон). Единым принципом объединения участников группировок стал территориальный (микрорайон, квартал, улица, двор, дом). В дальнейшем, по мере того как город продолжал застраиваться и появлялись новые «спальные кварталы», процесс усилился. Создавались новые «команды», расширилась база рекрутирования в них. Зародились и стойкие традиции поведения и саморегуляции молодежных группировок, которым преданно соответствовали, несмотря на неоднократную смену поколений.

Говоря об этническом составе группировок, необходимо отметить следующее. В среде старшего поколения (тех, кому за 40) бытует мнение, что первоначально он получал отражение в названиях объединений. Так, у «чанкайшистов», одной из первых и наиболее дерзких группировок, он хотя и не был совершенно однородным (поскольку в первую очередь ее участников все-таки объединяло совместное проживание в одном из микрорайонов по улице Геологической), в количественном отношении заметно преобладали буряты. Название этого объединения, в советское время по существу ругательное, не только подчеркивало антропологические особенности участвовавших в ней «азиатов», но и передавало еще настороженное отношение к ним других «команд», в которых преобладало славянское большинство. Нечто подобное имело место и с «хунхузами»: по воспоминаниям бывшего комсомольского функционера, на одном из совещаний комсомольского актива эту неформальную ассоциацию сравнили с новоявленными «хунвэйбинами». Поскольку «культурная революция» происходила в КНР в 1966 — 1969 годах, это воспоминание косвенно подтверждает предложенную мною датировку первых «уличных» объединений. Можно даже предположить, что тогдашняя политика СССР по отношению к Китаю и сопровождавшая ее пропаганда причудливым образом влияли на национальную расстановку сил в городских группировках на первом этапе их существования. Однако в последующие годы национальные различия отошли на второй план, что связано с проводившейся государством интернациональной политикой и со смешанным проживанием людей разных национальностей в одном микрорайоне, квартале, доме.

Наиболее трудно проходило самоутверждение в Улан-Удэ сельских юношей-бурят и бурят, приезжавших в республику из других регионов необъятного Советского Союза (например, из Магадана, где проживает довольно крупная бурятская община). Бурятский антропологический тип в большинстве случаев предполагает узкий разрез глаз и слабую растительность на лице. Эта национальная особенность подвергалась в некоторых случаях оскорбительным насмешкам («налим») со стороны отдельных недалеких представителей славян. В результате в конце 60 — первой половине 70-х годов по воспоминаниям былых участников «бурятских» группировок им иногда приходилось вступать в столкновения на улицах города с «русскими» от 2 до 5 раз в течение дня. В некоторых случаях это заканчивалось трагически для одной из сторон.

Наиболее боевитые юноши-буряты, так называемые «бабочки», закрепились на «пятачке» около кинотеатра «Прогресс». Кинотеатр примыкает к центральной площади города — площади Советов и расположен недалеко от хореографического училища, с танцовщицами которого некоторые из наших героев находились в дружеских или приятельских отношениях. Этим, видимо, и объясняется их несколько легкомысленное прозвище. Не столь безобидным было другое прозвище — «головары&№187;. Впервые я услышал его в конце 1970-х годов. Этимологию слова выяснить не удалось, но еще и десятилетие спустя так называли бурят — выходцев из сельских районов. Впоследствии, примерно со второй половины 1990-х, «головар» приобрел новое, неэтническое, звучание: человек без каких-либо моральных установок, попросту моральный «обрубок». У нынешней молодежи выражение «ведешь себя как головар!» означает высшую степень недовольства поведением сверстника; это своего рода клеймо несоответствия общепринятым цивилизованным моделям поведения, значимый упрек, адресуемый тем, кто наплевательски относится к общественному мнению.

Названия многих неформальных объединений отражали не только этнические и социальные различия, но и расположение в пространстве города или городского района места, где базировалась та или иная «команда», либо какие-то характерные особенности этого места. Например, в поселке Стеклозавод сосуществовали «верхи» и «низы», а так называемые «бруски» проживали в брусовых домах по улице Павлова. Но, пожалуй, прежде всего сказывалось огромное влияние на сознание молодых людей в начале 70-х американского кинематографа и музыкальной культуры Англии. Так, при выборе названий некоторых «пацанских» (см. ниже) группировок сыграла свою роль популярность кинофильмов «Генералы песчаных карьеров» и «Золото Маккены»: родились ассоциации «генералов» и «шошонов». (Близость проживания и совместное обучение в одной школе определили не только союзнические отношения этих двух групп, но и использование ими в некоторых случаях общего «гибридного» названия «генешошы».) При этом боевым кличем «индейцев-шошонов» стало название популярной песни группы «Beatles» — «Let it be!». Другие самоназвания были явно книжного происхождения; их заимствовали то ли по причине необычного звучания, то ли потому, что с ними ассоциировались какие-то выдающиеся качества, например, военная доблесть и одновременно «азиатскость». Таковы, с одной стороны, названия «бурбоны», «анархисты», «колонисты», с другой, «гунны» и «баргуты», взятые, что характерно, у предполагаемых древних предков бурят.

Во второй половине 1980-х годов группировки вышли за пределы Улан-Удэ, образовались в поселках Хоринск и Онохой соответственно Хоринского и Заиграевского районов республики. В Улан-Удэ же они распространились на все районы города: Октябрьский, Советский, Железнодорожный. В 1985 году в Улан-Удэ было 19 общеизвестных «команд» с численностью участников от 15 — 20 до 40 — 70 человек. Обком ВЛКСМ в своей информации о неформальных объединениях молодежи (кстати, то был единственный посвященный им документ всего на четырех страницах) дал явно завышенные цифры: более 30 группировок размером от 20 до 300 и даже 350 человек, к которым примкнули «в основном» учащиеся школ, ПТУ и других средних специальных учебных заведений, студенты первых курсов1. На взгляд автора, это возможно лишь в том случае, если включить сюда всех пионеров, октябрят и дошколят, проживавших на тот период в каждом микрорайоне или улице, где была замечена активность неформальных объединений.

В том же документе отмечалось, что возникновению группировок способствовали недостатки в организации молодежного досуга. Мол, вся работа с молодежью сводилась к проведению дискотек в выходные дни в клубах и домах культуры, и потому «уличные» союзы служили перечисленным категориям своеобразной «"отдушиной" для проявления своей активной позиции»2 . Решение проблемы обком ВЛКСМ также видел весьма упро-щенно: по мнению комсомольских работников, достаточно было оборудовать комнату для досуга в подвале каждого дома да развернуть строительство «простейших по конструкции молодежных клубов, где можно послушать доморощенный ансамбль, принять участие в дискуссии, конкурсе, потанцевать, просто посидеть»3 .

Активность уличных объединений в Улан-Удэ выражалась в агрессивном противостояни другим аналогичным группам, установлении и поддержании гегемонии на определенной территории. Если неприкосновенность этой территории нарушалась соперниками и если кого-то из «своих» «чужие» избивали или отнимали у него деньги, планировалась и предпринималась акция возмездия. Совершался неожиданный набег на микрорайон противника; или же отношения с ним выяснялись в дни проведения дискотек в местах обще-ственного отдыха молодежи: в городском Парке культуры, ДК «Строитель», парке им. Н. Орешкова. Туда из трех районов города стекалось большое количество молодежи, в том числе из неприязненно настроенных друг к другу группировок. Нередко конфликты с представителями враждебной группировки провоцировались преднамеренно и приводили к массовым дракам. В то же время между отдельными представителями «команд» были возможны вполне лояльные и даже дружеские отношения. Этому способствовали совместные занятия в спортивных секциях, отдых в летних лагерях, дружба, завязавшаяся до разделения по разным ассоциациям.

У группировок утвердились свои внешние атрибуты: манера одеваться, собственные боевые кличи и даже гимны. По этим признакам, а также по местам «базирования» и социальным характеристикам неформальные молодежные ассоциации могут быть подразделены следующим образом.

Чавы — молодые жители промышленных районов и окраин, рабочих поселков, деревянных бараков и так называемых «нахаловок» (районов индивидуальной застройки). Характерно, что к «чавам» относились и те из юной поросли, кто проживал в благоустроенных домах Железнодорожного района, в микрорайонах «Шишковки», ПВЗ — паровозо-вагонного завода, ЛВРЗ — завода по ремонту локомотивов и вагонов и т.д. В летний период отличительными чертами их экипировки были комнатные тапочки и рубахи навыпуск, осенью и зимой — мохеровые кепки, телогрейки, загнутые сверху валенки.

Чуваки — городские «денди». Изначально ими являлись дети интеллигенции: учителей, преподавателей вузов, представителей власти, врачей, научной элиты. В силу достатка и воспитания «чуваки» предпочитали костюмы, плащи, дубленки, галстуки, туфли. К этому разряду относились уже упоминавшиеся «чанкайшисты» и «хунхузы», а также «проспектовские» и так называемые Lenin Street 63, сокращенно LST-63, или «шестьдесят третьевские» (по номеру дома, во дворе которого и оформилось их объединение). Халудорова неправильно локализовала «чанкайшистов»: они контролировали микрорайоны школ № 19, 20 и 25 (ул. Терешковой, Геологическая, Ключевская) и никогда не жили в районе тонкосуконного комбината и ул. Столбовой. Территорией «хунхузов» считались ул. Борсоева и Гагарина, частично проспект Победы. Организация «Lenin Street 63» охватила жилые кварталы по ул. Шмидта и Кирова.

Пацаны — нейтральное и внешне не столь ярко выраженное звено, не примыкавшие ни к «чавам», ни к «чувакам», своеобразные махновцы. К ним относили себя «генералы», «баргуты», «шошоны», проживавшие по ул. Павлова и бульвару Карла Маркса, и др.

Среди боевых кличей стоит выделить наиболее известные и употребляемые. Обычно начало клича выкрикивал один человек, а концовку хором завершал весь «клан». «Чуваков» сопровождал клич «Урагша!», который в переводе с бурятского языка означает «Вперед!». Клич «Гунны — Мар!» приблизительно может быть «переведен» как «Гунны — гаси, бей!». Клич «Бабочки, на свет!» не требует дополнительных объяснений. По поводу клича чанкайшистов «Чанки — Угиняс!» мнения расходятся; чаще всего он в 1980-е годы интерпретировался как «Смерти нет!». «Генералы» фиксировали себя кличем «С нами Бог!», «делавары» — кличем «Viva fort!», видимо, навеянным самой схемой расположения домов в 20-м квартале, где они проживали. Не совсем точно Наталья Халудорова в своей статье назвала кличами распространенные в начале 1990-х годов обычные оклики «Ассо!», «Асса» и «Ууч!» — они не были «знаками» группировок, а служили в основном для того, чтобы привлечь внимание знакомого прохожего, иногда призывали к сплочению. А в начале 1980-х годов некоторые молодые люди использовали как пароль громкий щелкающий звук (он получался, когда язык прикладывали к нёбу и затем резко его отпускали). Кроме того, повсеместно было распространено написание согласными латинскими буквами названия той или иной группировки. Например, в салоне трамвая можно было встретить, наряду с другими, надпись HHZ («хунхузы»).

Некоторые объединения даже отмечали свои «дни рождения». Например, «шошоны» и «генералы» делали это 2 апреля и 20 октября соответственно. С уверенностью объяснить, чем определялся выбор именно этих дат, не представляется сейчас возможным. Вероятно, это как-то было связано с межсезоньем. В Бурятии резко континентальный климат с большими перепадами температур. Крутые морозы зимой и изнурительная жара летом (плюс еще пора отпусков, а значит, и выезда отпрысков из города) способствуют тому, что в неформальной жизни молодежи в эти сезоны устанавливается некоторое затишье. Напротив, переходное и, что немаловажно, относительно теплое время весны и осени наиболее удобно для уличного времяпрепровождения — сборищ на «пятаке», организации массовых акций. Неслучайно большинство массовых драк между группировками приходилось на весну и осень. Апрель же и октябрь — самые «подходящие» месяцы в школе: до мая с его экзаменационными заботами еще есть время, а к октябрю как раз заканчивается послеканикулярная реадаптация к жизни по расписанию. В апреле и октябре начиналась карусель школьных вечеров с неизменной дискотекой и выпивкой. Вероятнее всего, в такие вечера — накануне или после них — и были продуманы сценарии «дней рождений», призванных сплотить членов команд.

Были даже сочинены свои гимны. Впрочем, до таких высот поднялись только некоторые группировки — нет информации, что гимны сочинялись и исполнялись повсеместно. У тех же «шошонов», отличавшихся, как мы успели заметить, своеобразным культурным «синкретизмом», гимн был положен на общеизвестную мелодию из кинофильма «Генералы песчаных карьеров». К сожалению, текст его не сохранился ни в письменном виде, ни в памяти «ветеранов». Гимн «генералов» постигла сходная судьба, но все-таки мне довелось запомнить следующие строки, услышанные в начале 1980-х годов:

Мы выходим на рассвете, из Шанхая дует ветер,
Развевая наше знамя до небес.
Генералы — с нами Бог! И с нами знамя!
И тяжелый генеральский наш обрез!

Как верно отметила Халудорова, для любой группы была характерна внутренняя иерархия: «шпана» (13 — 15 лет), «середняки» (школьники 16 — 17 лет и доармейская молодежь, окончившая среднюю школу), «старшаки» (возраст свыше 20 лет). А вот «боссов» или «начальников», упомянутых Халудоровой, не наблюдалось. Были просто более или менее уважаемые люди. Имелись, конечно, лидеры — обычно от одного до трех на «команду» — с ближайшим окружением активных участников. Большинство составляли примкнувшие к этому ядру, так сказать, рядовые приверженцы идеи. Лидеры и актив направляли все действия членов ассоциации: планировали сценарии массовых потасовок или других групповых действий, продумывали возможность безболезненного отступления, назначали «пиротехников», ответственных за изготовление бомб для минивзрывов, решали текущие вопросы внутренней жизни.

В конце 1970 — начале 1980-х годов наибольшей популярностью и боевитостью в Улан-Удэ отличались примерно 8-10 «уличных» объединений: «чанкайшисты», «хунхузы», «63-ские», «ограда» и находившиеся с ними во временном или постоянном антагонизме «бабочки», «самураи», «делавары», «генералы», «шошоны» и некоторые другие. В начале 1980-х лидеры «чанкайшистов» и «чуваков», пребывавших в пике активности, организовывали в разных районах города свои «филиалы», именуемые соответственно «шанхаи», «цанхаи», «штаты». Обряд вступления в их ряды — как впрочем, и в ряды любой другой группировки — ограничивался обычно взносом спиртного, иногда сопровождался символическим избиением, вручением штакетника, дерзкой экспедицией в чужой микрорайон. О большинстве остальных команд, указанных в вышеупомянутом комсомольском отчете, их существовании и деятельности, похоже, никто и не подозревал. Например, на общегородском уровне никак не зарекомендовали себя «тигры» из поселка Вагжанова, ребята со станции Дивизионная («дивизка») и др. Здесь, скорее всего, «команды» собирались лишь тогда, когда случались локальные стычки и столкновения, к тому же местного значения. Девичьи «команды», типа описанных Халудоровой «султанок», всерьез не воспринимались.

В авгутсе 1987 года в газете «Правда Бурятии» впервые была опубликована объективная статья, касающаяся уличных группировок4. В ней на основе интервью с сотрудниками ОВД Л.Д. Бутухановым и Е.О. Беловой и с заместителем заведующего отделом пропаганды обкома комсомола А.В. Измайловым, а также с непосредственными участниками враждующих «команд» довольно правдиво была обрисована проблема агрессивности молодежных группировок города. Тот же Измайлов отметил безуспешную попытку сотрудничества с ребятами из 18-го квартала (с «чанкайшистами» пятого «шанхая». — А.Б.): договоренность по поддержанию порядка в баре, находящемся на их территории, была ими нарушена5. Несколькими месяцами раньше, в начале 1987, года в клубе ЗММК (завод металло-мостовых конструкций) состоялся первый диалог членов горкома ВЛКСМ с представителями дворовых компаний. Но и он закончился безрезультатно, договоренность о прекращении межгрупповой вражды достигнута не была. Это и не удивительно: редкие эпизодические встречи не могли привести к установлению тесных контактов; чиновники от комсомола не являлись образцом для подражания; их глянцевому облику мощно противостоял живой образ уличного авторитета. Что тут можно было сделать? Разве что поступать по примеру завуча школы, в которой я учился: когда меня и моих одноклассников принимали в ряды ВЛКСМ, он взял с нас устное обещание не принимать участия в массовых драках...

Если обобщить мои собственные наблюдения и данные упомянутой выше статьи, то можно выделить следующие черты, которые были присущи всем неформальным ассоциациям в эпоху их расцвета: 1) контроль над территорией; 2) внутренняя иерархия по принципу возрастных различий; 3) система наказаний за нарушение существующих правил и традиций (например, за неучастие в массовых драках, дезертирство с «поля боя» и т.д.); 4) образование коалиций, расширение влияния, создание «филиалов» сильных объединений; 5) стремление вооружиться, выражавшееся в изготовлении мелкокалиберных пистолетов, цепей, приобретении ракетниц и т.п.; 6) использование специальных приемов и методов разжигания вражды, поддержание в этих целях образа «врага»; 7) планирование акций; 8) сбор денег внутри группировки, поборы с других подростков, проживающих или учащихся на контролируемой территории.

Кроме того, по негласным обычаям уличных группировок непричастные к ним люди не должны были втягиваться в орбиту, тем более становиться жертвами их столкновений. Не было принято приставать к взрослым, особенно к пожилым людям, а также к парню, идущему с девушкой. Однако к началу 90-х годов эти «рыцарские» традиции были уже основательно размыты.

С другой стороны, если с середины 70-х и до конца 80-х годов массовые драки с использованием палок, кирпичей, обрезков арматуры, кастетов, цепей, ножей, взрывчатых веществ, ракетниц и мелкокалиберных пистолетов случались в Улан-Удэ регулярно, то к началу 90-х они практически сошли на нет. Продолжилась только «холодная» война: в ней главным способом «уязвить» противника стала настенная живопись — нанесение названия «своей» группировки на стены «чужих» домов.

На мой взгляд, эта резкая перемена в поведении молодых была в первую очередь вызвана потеплением общественного климата в стране, возросшим интересом молодежи к новым политическим веяниям, ранее неизвестной информации. Идеологическое давление на подрастающее поколение на какое-то время вообще исчезло. Появилась возможность качественно заняться самообразованием, учиться, что уже отвлекало городскую молодежь от участия в борьбе за поддержание искусственных уличных «границ». В результате не просто ослабел антагонизм между группировками, но и резко сократились возможности мобилизации ими своих старых членов и новичков. В более общем плане безусловно сказались углубление процесса урбанизации, совершенствование системы массовых коммуникаций — постепенно, но неуклонно они размывали территориальные, этнические и социальные барьеры, еще недавно, казалось бы, разделявшие различные фракции молодежи. Все это отразилось на жизненном выборе юного поколения, которое стало реализовывать свои возможности более творчески, независимо от групповых стереотипов.

В колонках играет: NTL - Время

LI 3.9.25