Зима, кибуцник торжествует... А может и нет, да и на кой мне сдался этот кибуцник?
Я не торжествую, это точно. В общем, торжества мне об то же место, что и кибуцник (вот привязался), но вот, вспомнил.
Было это, во время нашего очередного загула с Сережей Крыловым. Шел всего второй день гудежа, и период подавленности, предшествующий мыслям о глубоком раскаянии и самобичевании еще не овладел нами. Все началось как всегда. Кто-то получил какие-то деньги (основную сумму), остальные сбросились и пошло. Сначала пили и курили "на Айвазовском" (так мы называли любое место на природе, где можно было расположиться, бухать и курить, не привлекая лишних взоров, в основном из под ментовского козырька), потом пошли домой к Коке Лозняку, где все это продолжилось с какими то веселыми девицами, которые появились после его звонка. Помню, что одну я знал еще со времен учебы в музучилище. Она то училась, то брала академ-отпуск или декрет, но за время, что мы не виделись она успела закончить и училище, и даже консерваторию по классу вокала.
Услыхав это, Кока начал просить ее спеть, не обращая внимания на наши стремы, что 2 часа ночи, и соседи... Да, дом был милицейский. Во всех (ну почти во всех) квартирах 4-х-подъездного дома жили менты.
- Та я их... У Коки начался знакомый и неизбежный после определенного количества спиртного, бред мании величия. Я понял, что песен не избежать, но слушать и петь в этот раз не хотелось.
Мы спустились с 4-го этажа, вышли из подъезда, когда ночную тишину прервал хорошо поставленный вокал певицы-профессионалки с консерваторским дипломом.
- Ария?-поинтересовался Крылов.
-Ариозо,-уточнил я, брякнув первое, что пришло мне на ум.
- Си- бемоль мажор? - не успокаивался Крылов.
-Фа-диез минор,- парировал я.
-Колоратурное сопрано? - продолжая меня пытать, Крылов вытащил папиросу.
Я задумался.
- Ну так сопрано? -Сережа прикуривал, но явно не собирался оставить меня в покое.
Я думал о другом и молчал.
- Сопрано?! -гремело над моим ухом.
- Да пошел ты на хер ! - не выдержал я, но увидев Крылова, понял, что тот еле удерживает смех. Потом он сказал, что более серьезного, траурного и зловещего лица у меня, он не видал давно. Тут мы поняли, что расходиться нам совсем не хочется и пошли вперед, рассекая ночь остатками своего смеха.
Придется прервать. Продолжение следует.