«У Белинского где-то в письмах, помнится, есть такая мысль: мерзавцы всегда одерживают верх над порядочными людьми потому, что они обращаются с порядочными людьми как с мерзавцами, а порядочные люди обращаются с мерзавцами как с порядочными людьми.
Глупый не любит умного, необразованный образованного, невоспитанный воспитанного и т. д.
И все это прикрываясь какой-нибудь фразой: «Я человек простой…», «я не люблю мудрствований», «я прожил свою жизнь и без этого», «все это от лукавого» и т. д.
А в душе ненависть, зависть, чувство собственной неполноценности».
28 ноября, исполняется 119 лет со дня рождения Дмитрия Сергеевича Лихачёва (1906 – 1999), одного из крупнейших учёных XX века, который внес большой вклад в историю культуры России.
Не знаю, кого сегодня без пафоса можно было бы назвать мерилом порядочности и достоинства. Не иллюзорным, настоящим.
Лихачев был тем самым маяком, лакмусом честности русской интеллигенции. Говорят, незаменимых людей нет. Есть.
Есть такое понятие «уходящая натура». Дмитрий Сергеевич Лихачев - натура ушедшая. Безвозвратно.
«Мне много лет, и я думаю, конечно, о том, что скоро придется уйти. Мы приходим из тайны и возвращаемся в тайну. Страшно ли мне? Не знаю. Нет, я не боюсь, но печалюсь очень и тоскую, и думаю, все ли так я сделал? Всегда ли смог поступить по совести? Не часто ли обижал людей? Успевал ли вовремя извиниться?
Мне хочется напомнить мысль, быть может, банальную, но для меня очень серьезную: небольшой шаг для человека - большой шаг для человечества. Исправить человечество нельзя - можно исправить только самого себя.
Накормить ребенка, не сказать грубого слова, перевести через дорогу старика, утешить плачущего, не ответить на зло, дорожить своим призванием, суметь смотреть в глаза другому человеку. Все это гораздо проще для одного человека, но для всех сразу очень трудно.
Вот почему всегда нужно начинать спрашивать с себя. Это ведь тоже признак культуры - жить, не слишком многое себе прощая. Мое любимое изречение - обязательно посади дерево - даже если завтра конец света».
Из последнего интервью. «Культура», 9 сентября 1999 года.
«Каждый день – подарок Бога»
Людей, родившихся во времена православной Российской империи, выделяют особенные черты характера: стойкость духа, творческое начало, целеустремленность, самостоятельность суждений, жизнеспособность. Советская власть, получив грандиозное наследство, доставшееся от Великой империи, сумела на нем долго держаться. Ведь главные принципы энергостроительства, которые стали основой будущего плана ГОЭЛРО, были выдвинуты в 1915 году, проектирование метро также началось во времена царствования государя Николая Александровича, да и сам основоположник теоретической космонавтики Циолковский родился и жил во времена империи, а о расцвете русской культуры начала ХХ века говорить можно очень долго. Однако на подъеме одержанной победы в послевоенное время, в 1950–1970 годах, страна советов начала добиваться и своих собственных успехов, потому что особенным достоянием, перешедшим из прекрасного прошлого в советские времена, были «великодержавные» люди, которые могли созидать новые идеи и передавать потомкам накопленный веками опыт народной жизни.
Дмитрий Сергеевич Лихачёв
Одним из представителей этого «сословия» был Дмитрий Сергеевич Лихачёв – русский гуманист, советский и российский литературовед, филолог-медиевист, культуролог, искусствовед, член Союза писателей СССР с 1956 года, доктор филологических наук (1947), профессор (1951), академик АН СССР (1970; член-корреспондент с 1953). Основатель Российского (до 1991 года Советского) фонда культуры. Герой Социалистического Труда. Лауреат Государственной премии СССР, Сталинской премии второй степени и двух Государственных премий РФ. Первый кавалер возрожденного ордена Святого апостола Андрея Первозванного. Член-корреспондент Британской академии, иностранный член Американского философского общества. Одно только перечисление всех этих званий ярко свидетельствует о том, как плодотворно человек трудился для своей страны.
На судьбе Дмитрия Сергеевича отразились все беды и радости жестокого ХХ века. Как уже говорилось, его детство прошло в Российской империи. В 1906 году в семье инженера-электрика Сергея Михайловича Лихачёва и его жены Веры Семеновны появился на свет второй сын Митя. Отец, награжденный орденами святых Владимира и Анны, которые давали ему право на личное дворянство, происходил из богатого купеческого рода. Его основателем был Павел Петрович Лихачёв, приехавший в столицу империи из Солигалича Костромской губернии в XVIII веке. Он владел золотошвейной мастерской и магазином на Невском проспекте, расположенным напротив Большого Гостиного двора. В конце жизни Павел Петрович получил звание потомственного почетного гражданина Петербурга. Когда в 1993 году это звание возродили и Дмитрий Сергеевич стал его первым обладателем в новейшей истории, вспомнили и о том факте, что Лихачёв в любом случае был его носителем – просто по наследству. Дед будущего академика, Михаил Михайлович Лихачёв, был старостой Владимирской церкви, жил напротив нее в большой квартире, в которой по праздникам его навещали сыновья вместе со своими женами и детьми.
На судьбе Дмитрия Сергеевича отразились все беды и радости жестокого ХХ века
В год начала Первой мировой войны Митя Лихачёв поступил в гимназию Императорского человеколюбивого общества, но в следующем году перешел в школу Карла Мая на 14-й линии Васильевского острова, в которой учились целые поколения знаменитых семей – Бенуа, Римских-Корсаковых, Семеновых-Тян-Шанских, Добужинских и Гриммов. Девиз школы «Сперва любить – потом учить» точно отражал дух учебного заведения. В 1990 году академик Лихачёв, к тому времени старейший из «майских жуков», как называли ее воспитанников, стал соавтором книги «Школа на Васильевском», а в 1995-м он открыл музей школы, мемориальную доску и возрожденный барельеф майского жука на ее здании[1].
С 1923 по 1928 год, после окончания гимназии, Дмитрий Лихачёв учился на факультете общественных наук Ленинградского государственного университета, где получил первые навыки исследовательской работы с рукописями. Но в 1928 году, только успев окончить университет, молодой ученый попал в Соловецкий лагерь особого назначения.
Поводом для его ареста и заключения в лагерь стало участие в работе полушутливой студенческой «Космической Академии Наук», для которой Дмитрий Лихачёв написал доклад о старой русской орфографии, замененной на новую в 1918 году. Он искренне считал старую орфографию более совершенной и до самой смерти принципиально печатал на своей старинной машинке с «ятем». Этого доклада оказалось достаточно, чтобы обвинить Лихачёва, как и большинство его товарищей по «Академии», в контрреволюционной деятельности.
Как вспоминал сам Дмитрий Сергеевич: «…меня отправили в камеру ДПЗ на пятом этаже – дом предварительного заключения на Шпалерной (снаружи это здание имеет три этажа, но во избежание побегов тюрьма стоит как бы в футляре). Номер камеры был 273: градус космического холода»[2].
В Соловецком лагере Лихачёв работал пильщиком, грузчиком, электромонтером, коровником, исполнял роль лошади – заключенных впрягали в телеги и сани вместо лошадей, жил в бараке, где по ночам тела скрывались под ровным слоем копошащихся вшей, умирал от тифа. Перенести все это помогала молитва, поддержка родных и друзей.
Жизнь в «антижизненных» условиях научила его дорожить каждым днем, ценить жертвенную взаимную помощь, оставаться самим собой и помогать другим переносить испытания.
В ноябре 1928 года на Соловках массово истребляли заключенных. В этот момент к Дмитрию Лихачёву приехали родители, и когда свидание закончилось, ему стало известно, что за ним приходили, чтобы расстрелять. Узнав об этом, он не стал возвращаться в барак, а просидел до утра за поленницей. Выстрелы звучали один за другим. Счет расстрелянных шел на сотни. Что он ощущал в ту ночь? Этого никто не знает. Когда над Соловками затеплился рассвет, Дмитрий осознал, как он напишет позже, «нечто особое»: «Было расстреляно ровное число: не то триста, не то четыреста человек. Ясно, что вместо меня был "взят" кто-то другой. И жить мне надо за двоих. Чтобы перед тем, которого взяли за меня, не было стыдно»[3].
Здесь, в лагере, он обрел свободу от страха. Позже он напишет об этом периоде в своей биографии: «Пребывание на Соловках было для меня всю жизнь самым значительным периодом жизни».
В 1931 году Лихачёва вывезли с Соловков на строительство Беломорско-Балтийского канала. В 1932 году, за полгода до истечения срока заключения, 25-летний Дмитрий Лихачёв был освобожден: Беломорско-Балтийский канал, который строили узники, был успешно сдан, и вождь «всех строителей освободил». Причем Лихачёва «с красной полосой» – то есть с удостоверением о том, что он – ударник строительства Беломорско-Балтийского канала, и это удостоверение давало ему право проживать где угодно.
После выхода из лагеря Лихачёв вернулся в Ленинград и до 1935 года работал литературным редактором в издательстве Академии наук (получить более серьезную работу мешало наличие судимости).
В этом же году в его судьбе начались радостные перемены: спутницей жизни, верной помощницей и утешительницей Дмитрия Лихачёва стала Зинаида Макарова. В 1936 году по ходатайству президента Академии Наук СССР А. П. Карпинского с Дмитрия была снята судимость. А в 1937 году у Лихачёвых родились две дочки – близнецы Вера и Людмила.
Молодой семье и так приходилось несладко, но во время Великой Отечественной войны они смогли выжить только благодаря Зинаиде Александровне. Это она стояла в огромных очередях за хлебом в сорокаградусные морозы даже по ночам, она же носила воду с реки, обменивала на хлеб и муку свою одежду, драгоценности свекрови. Муж все это время занимался научной работой, писал вместе с историком Тихановой книгу по заданию руководства города «Оборона древнерусских городов». Книгу потом раздавали бойцам на фронте.
В эти годы Дмитрий Сергеевич ходил в Князь-Владимирский собор – храм, который не закрывался и в то страшное время. В своих «Воспоминаниях» он говорит об этих испытаниях русского народа: «В голод люди показали себя, обнажились, освободились от всяческой мишуры: одни оказались замечательные, беспримерные герои, другие — злодеи, мерзавцы, убийцы, людоеды. Середины не было. Все было настоящее. Разверзлись небеса, и в небесах был виден Бог. Его ясно видели хорошие. Совершались чудеса»[4].
В июне 1942 года Лихачёвых эвакуировали в Казань. Затем Дмитрий Сергеевич вернулся в Ленинград и позже уже смог вызвать семью. И на протяжении многих лет на всех семейных праздниках, вспоминая войну, Дмитрий Лихачёв говорил: они все выжили во время блокады только благодаря Зинаиде Александровне.
В послевоенное время, в 1947 году, Дмитрий Лихачёв стал доктором наук, затем, в 1951 году, профессором Ленинградского государственного университета. На историческом факультете ЛГУ читал спецкурсы «История русского летописания», «Палеография», «История культуры Древней Руси» и др. В 1953 году был избран членом-корреспондентом Академии наук СССР. В том же году опубликовал статьи в коллективном труде «Русское народное поэтическое творчество». С 1955 года – член бюро Отделения литературы и языка АН, а с 1956 года – член Археографической комиссии АН СССР.
В эти и последующие годы Дмитрий Сергеевич приобретает огромный научный авторитет и славу крупнейшего в мире специалиста по древнерусской литературе, которой посвятил несколько фундаментальных трудов. Он писал исследования о таких литературных памятниках, как «Повесть временных лет» (уже не одно поколение исследователей пользуется этим комментированным изданием), «Моление Даниила Заточника», «Слово о полку Игореве». Собственно то, что «Слово о полку Игореве» изучают в школах на уроках литературы, – заслуга Лихачёва, объяснившего его значение. Он также написал труды: «Человек в литературе Древней Руси», «Развитие русской литературы X–XVII веков: эпохи и стили», «Поэтика древнерусской литературы». Как заметил Евгений Водолазкин: «Дмитрий Сергеевич исчерпывающе объяснил, чем Древняя Русь отличается от нашего времени, а чем похожа на него. И сделал он это с такой ясностью, глубиной и гениальной простотой, как до него не делал никто».
Дмитрий Сергеевич приобрел огромный научный авторитет и славу крупнейшего в мире специалиста по древнерусской литературе
Сам Дмитрий Сергеевич писал: «Русь приняла христианство из Византии, а восточнохристианская Церковь разрешала христианскую проповедь и богослужение на своем национальном языке. Поэтому в истории литературы Руси не было ни латинского, ни греческого периодов. С самого начала, в отличие от многих западных стран, Русь обладала литературой на литературном языке, понятном народу».
Ученого начали выпускать за границу – как водится, не дальше соцлагеря, а в капстраны – только в Англию и в Австрию, это было в 1960-х. За труды, посвященные древнерусскому летописанию и в целом – литературе и культуре Древней Руси, Дмитрий Сергеевич получил и народное, и международное признание. Его избирают своим иностранным членом академии наук Болгарии, Австрии, Венгрии, Великобритании, Италии, а почетным доктором – университеты Оксфорда, Эдинбурга, Бордо, Цюриха, Будапешта, Софии, Праги, Сиены.
Глядя на его жизнь, иногда думается, что его плодотворная работа с древними летописями и книгами была выходом ученого из давящей его атеистической реальности в китежную бессмертную Русь как идеальное время отечественной истории.
«Наша любовь к Родине меньше всего походила на гордость Родиной, ее победами и завоеваниями. Сейчас это многим трудно понять. Мы не пели патриотических песен, – мы плакали и молились. И с этим чувством жалости и печали я стал заниматься в университете с 1923 года древней русской литературой и древнерусским искусством. Я хотел удержать в памяти Россию, как хотят удержать в памяти образ умирающей матери сидящие у ее постели дети, собрать ее изображения, показать их друзьям, рассказать о величии ее мученической жизни. Мои книги – это, в сущности, поминальные записочки, которые подают "за упокой": всех не упомнишь, когда пишешь их, – записываешь наиболее дорогие имена, и такие находились для меня именно в Древней Руси»[5].
А еще Дмитрий Сергеевич был боевым градозащитником, то есть, как выразился Евгений Водолазкин, «добро-деятельным» человеком. Он не только переживал, но и действовал.
В 1962 году послал Михаилу Шолохову не только свою книгу «Культура Руси времен Андрея Рублева и Епифания Премудрого», но и весьма эмоциональное (в особенности – по лихачёвским меркам) письмо: «Меня крайне беспокоит продолжающееся варварское уничтожение памятников русской культуры, существующее отношение к культурному наследию русского народа... Если бы Вы подняли голос в защиту русских национальных традиций, национального облика наших городов, сохранения исторических русских памятников! Сколько русских были бы Вам за это благодарны». И Шолохов – знаменитый писатель, академик, член ЦК КПСС, депутат Верховного Совета и будущий нобелевский лауреат – не остался равнодушным. Во многом именно его стараниями в конце 1960-х и к зодчеству Владимирской и Московской Руси, и к древнерусской книжности в СССР стали относиться чуть бережнее[6].
Зинаида Курбатова, внучка Дмитрия Сергеевича, вспоминает: «К числу спасенных им памятников можно отнести весь Невский проспект, который хотели изуродовать, сделав абсолютно все первые этажи зданий одинаковыми – с витринами из стекла и бетона. Благодаря ему удалось сохранить исторический облик Новгорода, восстановить усадьбу Александра Блока Шахматово, создать музей Пушкина в Захарово, Менделеева в Боблово, сделать музеем-заповедником парк Монрепо под Выборгом. Он отстоял дом Марины Цветаевой в Борисоглебском переулке в Москве, который хотели снести. Это он забил тревогу, когда случился пожар в Библиотеке Академии наук: поехал в Москву и там стучал кулаком в Президиуме РАН. Он протестовал против безумного проекта поворота северных рек, благодаря ему был напечатан, а затем попал на телевидение с лекциями создатель теории этногенеза Лев Гумилев, хотя взгляды их были разными»[7].
В 1986 году академика Лихачёва пригласили на популярную телепередачу «Встречи в Останкино». После этого он стал, наверное, единственным в Советском Союзе ученым-филологом, которого знала вся страна. Лихачёва продолжили приглашать на ТВ, о нем снимали фильмы кинодокументалисты.
Вскоре ему поступило предложения возглавить советский Фонд культуры. В 1986–1993 годах Дмитрий Сергеевич занимал должность председателя правления Советского фонда культуры (с 1991 года – Российский фонд культуры). Одним из главных дел фонда академик Лихачёв считал издание журнала «Наше наследие». Затем, в 1989–1991 годах, академика Лихачёва избрали народным депутатом Верховного Совета СССР. На съезде он заступался за культуру. Не за властителей дум, а за «рядовых»:
Он заступался за культуру. Не за властителей дум, а за «рядовых»
«Нынешней учительнице не хватает средств к существованию и к тому, чтобы более или менее прилично одеться. Вы скажете, откуда взять деньги, чтобы повышать уровень жизни людей, чьи профессии обращены к человеку, именно к человеку, а не к вещам. Я реалист. Рискуя нажить себе врагов среди многих своих товарищей, скажу. Надо сократить – и очень решительно – чрезвычайно разросшийся и хорошо обеспеченный административный аппарат всех учреждений культуры и министерств. Пусть составители методичек сами преподают по своим методикам и выполняют эти указания, пусть они охраняют памятники, пусть они водят экскурсии, то есть пусть работники министерств работают». Эти слова громко прозвучали на всю страну в прямом телеэфире, с трибуны Дворца съездов[8].
Протоиерей Артемий Владимиров однажды сказал об академике Дмитрии Лихачёве: «Как мы видим, двадцать первое столетие, ворвашись в души современников своими цифровыми технологиями, мало способствовало поднятию культурного уровня людей. Скорее, наоборот: нравы погрубели и души потускнели.
На этом фоне Дмитрий Сергеевич Лихачёв и иные корифеи русской культуры 20-го века представляются нам подлинными атлантами, которые держали на своих руках целую эпоху. Энциклопедические знания, вселенский кругозор, глубоко сокрытая в сердце лампада личной молитвы ко Господу Иисусу Христу, внутренняя интеллигентность и деликатное обращение с каждым человеком, независимо от его интеллектуального или имущественного ценза и занимаемого места в обществе; доброжелательность как неизменная визитная карточка; умение чистым и глубоким словом выражать сокровенные чувства души – вот духовный портрет этого преданного жреца филологической науки и поборника русской культуры…
Неспешное и благоговейное изучение его феномена, равно как и оставленного им литературного наследия, стремление вобрать в сердце самые привлекательные черты личности Дмитрия Сергеевича – достойная задача для каждого, кто хочет жить, мыслить и любить по-русски…»
Дмитрий Сергеевич ушел в мир иной накануне наступления нового века и тысячелетия на 93-м году жизни. Псалтирь над новопреставленным рабом Божиим Димитрием читали его ученики. Евгений Водолазкин вспоминал: «Когда я заканчивал читать очередной псалом, мой голос еще долго отдавался эхом из мрака – оттуда, где, казалось, нет уже даже пространства. У своего уха я слышал потрескивание свечки и вдыхал ее медовый запах. С грохотом упала большая свеча у гроба. Вниз ее потянул наросший за часы горения сталактит. Я отломил его, вновь зажег свечу и осторожно поднес к изголовью. От движения свечи на лице Дмитрия Сергеевича дрогнула тень, и иллюзия жизни достигла высшей точки. Намекая, возможно, на иллюзию смерти»[9].
Торжественный караул у гроба Д. Лихачева в Таврическом дворце. 3 октября 199 г.
Как-то академик Лихачёв написал о своем опыте отбывания срока на Соловках: «Я понял следующее: каждый день – подарок Бога. Мне нужно жить насущным днем, быть довольным тем, что я живу еще лишний день. И быть благодарным за каждый день»[10]. Думаем, что Дмитрию Сергеевичу удалось отдать дни своей жизни Богу и людям.
Светлана Рыбакова
https://monastery.ru/zhurnal/obshchestvo/kazhdyy-den-podarok-boga/