Есть такие люди, которые всю жизнь живут в ожидании. Ожидании идеального мужа, идеальной квартиры, идеальной собачки. А жизнь тем временем проходит мимо.
Валентина Ивановна была именно такой.
Одинокая как перст. Каждый день одно и то же: работа — магазин — дом. И вечные жалобы.
— Нина Петровна, — останавливала она меня у почтовых ящиков, — как же мне тоскливо одной-то.
Я кивала, сочувствовала. Что ещё остаётся?
— Вот у вас Бусинка есть, — продолжала Валентина Ивановна, глядя на мою маленькую дворняжку. — Хоть живая душа в доме. А я как в склепе.




И вот однажды:

— Нина Петровна! — Валентина Ивановна догнала меня на первом этаже. Лицо решительное, глаза горят. — Я решила!

— Что решили?

— Собаку заведу. Только помогите мне, а? Вы же в этих делах разбираетесь.

Я остановилась. Впервые за все годы знакомства соседка говорила не жалобным тоном, а каким-то живым.

— Конечно помогу. А какую хотите?

— Ну, — Валентина Ивановна замялась. — Породистую. Красивую. Как у вас, только еще лучше. Понимаете?

«Лучше» — это было так в ее стиле.

— В приют поедем? — предложила я.

— Ой, нет-нет! — она замахала руками. — Я этого не вынесу. Эти глаза, эти морды голодные. Сердце мое не выдержит!

Я вздохнула. Понятно. Хочет собаку, но без «лишних» переживаний.

— Тогда как?

— А вы не могли бы съездить? Выбрать? Я же доверяю вашему вкусу.

Знаете, в чём беда таких просьб?

Нельзя выбрать живое существо как сумочку в магазине. По цвету, размеру, марке.

Но я поехала.

В приюте было шумно, грязно, печально. Десятки собак за решётками. Больших, маленьких, лохматых, гладких. Все смотрели с надеждой: «Выбери меня! Меня!»

И тут я увидела ее.

В дальнем углу, в самой маленькой клетке. Рыжая дворняжка размером с кота. Молодая, но глаза — старые. Мудрые.

— Эта как попала? — спросила я волонтёра.

— Жужа? Подкинули месяц назад. В коробке. Больная была, еле выходили. Умная очень. И ласковая.

Жужа подошла к решётке, потёрлась носом о мою руку.

И всё. Решено.

— Её беру.

Домой ехала с волнением. Как Валентина Ивановна отреагирует? Жужа ведь не пудель какой-нибудь. Обычная дворняжка.

Но такая особенная.

Постучала в дверь соседки.

— Нина Петровна! Ну как? Нашли?

— Нашла. Знакомьтесь — Жужа.

Я достала из переноски рыжий комочек. Жужа огляделась, хвостиком завиляла.

А у Валентины Ивановны лицо её вытянулось. Потом покраснело.

— Я же хотела породистую собаку!

Крик был такой, что Жужа вжала голову в плечи.

— Что это за дворняга?! Немедленно увозите обратно!

Знаете, что такое разочарование?

Это когда ты ждёшь принца, а тебе приводят простого крестьянина. Хорошего, доброго, но не того.

Валентина Ивановна стояла посреди прихожей и смотрела на Жужу так, будто та была личным оскорблением.

— Я просила по-ро-дистую! — повторила она, тыча пальцем в сторону собаки. — А это что? Обычная дворняга!

Жужа опустила уши. Поджала хвост.

— Валентина Ивановна, — попыталась я, — но посмотрите на неё. Она же умная, ласковая.

— Мне не нужна ласковая! Мне нужна такая, чтобы соседки завидовали!

Вот оно. Чистая правда.

Не друга она искала. Не компаньона. Аксессуар. Предмет для хвастовства.

— У Марии Семёновны йорк. У Клавдии Николаевны — той-терьер. А у меня что? Помойная собачонка?

Я сжала кулаки. Хотелось сказать что-то резкое. Но посмотрела на Жужу.

Бедняжка сидела и дрожала. Не от холода. От страха. Ещё одно отторжение. Ещё один отказ.

— Знаете что, — сказала я как можно спокойнее, — давайте так. Пусть переночует. Сейчас в приют уже поздно. Ко мне нельзя – моя собака не примет. А утром заберу и отвезу. Одну ночь можно потерпеть в доме беспородную собаку, правда?

Валентина Ивановна поколебалась. Взглянула на Жужу. Та смотрела снизу вверх — робко, с надеждой.

— Ладно, — буркнула соседка. — Но только одну ночь! И чтобы ничего не погрызла!

Я ушла с тяжёлым сердцем.

Бедная Жужа. Опять никому не нужна. Опять возврат в приют.

А ведь я так надеялась.

Дома Бусинка встретила меня радостным лаем. Я погладила её, почесала за ушком.

— Повезло тебе, девочка. А Жуже — нет.

Всю ночь не спала. Думала о собачьих глазах. О том, как они умеют доверять. Несмотря ни на что.

Утром поднялась пораньше. Надо забирать Жужу, везти обратно.

Постучала к соседке в семь утра.

Долго не открывала. Потом в глазке мелькнула тень.

— Кто там?

— Нина Петровна. За собакой.

Щелчок замка.

Дверь открылась.

Валентина Ивановна стояла в халате, растрёпанная, невыспавшаяся.

— А, Нина Петровна, — пробормотала она. — Рано вы.

— Извините. Но нужно ехать в приют к открытию. Где Жужа?

— Жужа? Она на кухне.

Я прошла в квартиру. Дошла до кухни.

И замерла.

Жужа сидела на стуле возле стола. На шее у неё красовался розовый бантик.

А рядом стояла мисочка с остатками каши. И другая — с водой.

— Валентина Ивановна, — позвала я. — А это что?

Соседка появилась в дверях. Щёки красные, глаза отводит.

— Что — что?

— Бантик смотрю. Мисочки.

— А, это, — она замялась. — Ну, раз уж ночевала, покормить же надо было?

Я подошла ближе. Жужа радостно завиляла хвостом, потянулась за лаской.

— И бантик?

— Нашла в шкафу. Старый. Подумала, ну, может, хоть так покрасивее будет.

Валентина Ивановна говорила всё тише. И вдруг:

— Нина Петровна, — выпалила она. — А может, может, пусть ещё денёк побудет?

Я моргнула:

— Как?

— Ну, я тут подумала. Она же уже освоилась. Ей хорошо у меня. И вообще, — голос дрогнул. — Может, не такая уж она и дворняга?

Знаете, что произошло за эту ночь?

Магия. Самая обыкновенная собачья магия.

Валентина Ивановна рассказывала потом, когда мы уже подружились.

— Легла спать, а она подошла к кровати. Смотрит снизу вверх. Жалобно так. Я думаю: ну что, полезай. Раз уж так. На одну ночь.

Жужа устроилась в ногах. Свернулась калачиком. И стала мурлыкать. Нет, не мурлыкать — собаки же не мурлыкают. Но что-то похожее. Довольное сопение.

— А ночью, — продолжала соседка. — Ночью мне приснился кошмар. Покойный муж снился. Злой такой, пьяный. Я проснулась вся в слезах. А она, эта Жужа, подползла ко мне. Носом в руку ткнулась. Как будто говорит: «Не плачь. Я рядом».

И Валентина Ивановна поняла.

Породистость — это не родословная. Это доброта. Преданность. Способность любить.

— И знаете, — шепнула она мне на ухо, — первый раз за десять лет заснула спокойно. Не боялась. Не тосковала. А утром встала — и думаю: как же я раньше жила? Без неё?

— Значит, оставляете? — спросила я.

— Оставляю, — твёрдо сказала Валентина Ивановна. — Пусть живёт.

Жужа, словно поняв, завиляла хвостом ещё активнее. Подбежала к хозяйке, встала на задние лапы.

— Да, да, — засмеялась та. — Остаёшься, остаёшься!

А знаете, что самое удивительное в людях?

То, как быстро они могут измениться. Стоит только растопить лёд.

Прошла неделя с того утра.

Я ждала звонка. Валентина Ивановна передумает — точно передумает. Потребует забрать Жужу. Скажет, что наигралась в собачницу.

Но звонка не было.

Более того — соседка словно испарилась. Не встречала её ни в подъезде, ни во дворе. Даже у почтовых ящиков.

Странно.

А потом случилось то самое утро.

Выхожу с Бусинкой на прогулку и вижу — Валентина Ивановна сидит на лавочке во дворе. Рядом с ней — Жужа в ярко-красном комбинезончике.

Но дело не в одежде.

Дело в лице соседки.

Оно светилось. Да-да, именно светилось. Улыбка до ушей, глаза блестят, даже морщинки разгладились.

— Нина Петровна! — закричала она, заметив меня. — Иди сюда! Смотри, что Жужка умеет!

Жужка?! Подхожу ближе. Валентина Ивановна достаёт из кармана печенье.

— Жужка, сидеть!

Собака послушно садится.

— Дай лапу!

Протягивает лапку.

— Молодец! — Валентина Ивановна сияет гордостью. — За неделю выучили! Умница какая!

Я в шоке. Это та самая соседка, которая неделю назад орала про породистых собак?

— Валентина Ивановна, — говорю осторожно, — а как дела? Не жалеете?

— Жалею? — Она смотрит на меня так, будто я спросила что-то дикое. — О чём жалеть?

— Ну, что не породистая.

— А что с того? — Валентина Ивановна гладит Жужу за ухом. — Зато какая умная! И преданная! Знаете, что она вчера сделала?

Садится поудобнее, явно собираясь рассказывать.

— Иду я из магазина. Тяжёлые сумки. А тут эта, Зинка из седьмого подъезда. Ну, вы её знаете — язва язвой. Говорит: «Валя, что это у тебя за шавка такая? В зоомагазине получше не было?» Ну я, конечно, расстроилась. А Жужка как зарычит на неё! Встала между нами, шерсть дыбом! Защищает меня! Представляете?

Глаза Валентины Ивановны наполняются слезами.

— Никто меня столько лет не защищал. А она — защитила. Маленькая такая, а постояла за хозяйку.

Знаете, в этот момент я поняла главное.

Дело было не в собаке. Совсем не в собаке.

Дело было в одиночестве.

— Встаю утром, — продолжала рассказывать соседка, — а она уже сидит рядом с кроватью. Хвостиком виляет. Радуется, что проснулась! Мне радуется! Нина Петровна, — вдруг серьёзно сказала Валентина Ивановна. — Спасибо вам.

— За что?

— За то, что не послушались меня тогда. Не привезли пуделя или там, йорка.

Я удивилась:

— Но вы же хотели породистую.

— Хотела, — кивнула она. — А получила настоя\щую.

Жужа, словно поняв, что о ней говорят, подбежала к хозяйке. Валентина Ивановна взяла её на руки.

В этот момент к лавочке подбежал мальчишка лет пяти. За ним — мама с коляской.

— Тётя, а можно вашу собачку погладить? — попросил малыш.

Раньше Валентина Ивановна буркнула бы что-то вроде «отстань» или «не лезь».

А сейчас?

— Конечно можно! — улыбнулась она. — Только осторожно. Жужка добрая, но маленькая, нежная.

Мальчик осторожно погладил собаку. Та радостно завиляла хвостом.

— Красивая какая! — восхитился ребёнок.

— Правда красивая? — Валентина Ивановна просто светилась от гордости. — И умная очень!

Мама малыша улыбнулась:

— Какой породы собачка?

— А вот никакой! — неожиданно возразила соседка. — Дворняжка! Но зато какая хорошая!

И сказала это с такой гордостью, будто именно «дворняжка» было высшим достоинством.

Прошло полгода.

Каждое утро Валентина Ивановна выходила во двор с Жужей. Здоровалась с соседями. Улыбалась. Даже с детьми разговаривала — раньше шарахалась от них, как от чумы.

— Тётя Валя! — кричали малыши, завидев её. — А что Жужка сегодня умеет?

И она показывала. С гордостью. Учила собаку новым командам. Покупала ей игрушки. Возила к ветеринару — не потому, что болела, а просто для профилактики.

— Нина Петровна, — призналась мне как-то, — я раньше думала, что жизнь кончилась. В шестьдесят лет, мол, что уже. А оказывается, только началась!

Самое удивительное случилось через месяц.

Валентина Ивановна вдруг заявила:

— Нина Петровна, а давайте в приют съездим?

— Зачем? — удивилась я.

— Корм отвезти. Игрушки. У Жужки их столько, что не переиграть. А там собачки небось без всего сидят.

И мы поехали.

Валентина Ивановна ходила между клетками, гладила собак, разговаривала с ними. Та самая женщина, которая полгода назад боялась «не выдержать этих страданий».

— Знаете, — сказала она, — раньше я их жалела. А теперь завидую им.

— Кому? Бездомным собакам?

— Нет. Тем людям, которые их заберут. Они же получат такое счастье! Такую любовь!

Сейчас, когда пишу эту историю, Валентина Ивановна готовится ко дню рождения.

Жуже исполняется год. С момента спасения.

— Устрою ей праздник, — говорит хозяйка. — С тортом, с гостями. Пусть знает, что её любят.

А я думаю: кого на самом деле спасли в тот день?

Жужу — от одиночества в приюте?

Или Валентину Ивановну — от одиночества в собственной квартире?

Наверное, друг друга.
И это самое главное чудо.
Когда спасение оказывается взаимным.

https://dzen.ru/a/aHu-Vsr1aUGuJNQC