Давно уже мечтала это самое слово - "феерично" - куда-нибудь удачно вставить. Ну, чтобы к месту, понимаете? А то все "готично", да "гламурно" - надоело.
Так вот. ФЕЕРИЧНО!
Это я про Одинцова. Начинаешь читать как комедию положений, потом начинается просто комедия, потом детектив, потом он плавно перетекает в детектив фантастический с примесью любовного романа, а потом... Потом вообще черт знает что, но по насыщенности повествования рядом с этим отдыхает даже "Покойник" Хмелевской. И приправлено все щедро гоблинами, троллями, эльфами и заговором против императора Павла. Я уже молчу про корабль, захваченный призраками, лишающими рассудка всякого, кто приближается к штурвалу...
Если у кого есть время и желание, под катом - отрывочек из пролога, над которым я ржала минут пять. Читайте, если не лень. А коли понравится, прошу по приведенной выше ссылке, где размещена эта прелесть:


"Россия, Курляндия и еще чуть-чуть на запад", отрывок.

Федоркины остались ночевать в почтовой избе. Прямо на полу было сооружено некоторое подобие постели, где улеглись юноша и его маменька. Иван Кузьмич не спешил, он остался сидеть за столом, погруженный в какие-то мысли. У молодого Федоркина слипались глаза от усталости. Еще бы! После стольких переживаний за один день, он скорее ожидал, что их догонит фельдегерь с указом Императрицы о назначении папеньки губернатором Аляски. Но вместо этого они застряли в Тосне. И не утренние бурные события, а именно тоскливое ничегонеделание в почтовой избе измотали юношу до крайности. Поэтому он заснул, едва склонив голову на валик из маменькиной кофты. Однако проспал он недолго, чей-то зловещий голос заставил проснуться.

- Милостивый государь, - разобрал Федоркин-младший слова незнакомца, - вы проиграли мне золотую табакерку великолепной работы, даже при скудном свете этой свечи видно, как блестят алмазы, которыми она украшена. Вы проиграли двести тысяч и расплатились немедленно, что делает вам честь. Но ставить на кон имение! Одумайтесь, сударь!

Послышались семенящие шаги и шуршание, словно кто-то снимал сюртук. Затем раздался взволнованный голос Ивана Кузьмича.

- Я благодарен вам, граф, за проявленную чуткость, но ваш долг дать мне возможность отыграться! Я настаиваю на продолжении игры и ставлю имение и три тысячи душ крепостных! Уж заодно!

Юноша застыл от ужаса! Его отец играл в карты! В запретительную игру! Его противник, видать, был лихим человеком! И папенька, который никогда в жизни не брал в руки карты, играл с ночным незнакомцем и продул деньги и табакерку, пожалованные Императрицей! А теперь он поставил на карту имение, до которого семья даже доехать не успела! И на смену великолепным картинкам, весь день мелькавшим перед глазами молодого человека, пришли новые картинки, исполненные исключительно в мрачных тонах! Нищета и скитания – вот, что ожидало их! Юноше хотелось закричать, броситься к отцу и запретить играть, но какая-то сила удержала его.

- Воля ваша, - тихо произнес незнакомец.

Скрежещущий голос вдруг показался до боли знакомым. Словно Федоркин-младший уже много раз слышал его. Он силился вспомнить, кому мог принадлежать этот голос, но безрезультатно.

Послышался шелест карт. Их швыряли по очереди на стол. Хлоп – раздается шлепок с тем особенным шиком, отличающим заядлых картежников. Хлюп – по всей видимости, это был папенькин ход.

Юноша подумал, что нужно разбудить маменьку! Глядишь, она положит конец игре, и хотя бы имение в Барвихе останется. Жалко табакерку с алмазами и деньги жалко, но уж с тремя тысячами крепостных семья как-нибудь проживет. Он легонько пихнул маменьку локтем. Она промычала в ответ и лягнула сына ногою. Он хотел пихнуть ее еще разок и посильнее, но опоздал.

- Сожалею, милостивый государь, но вы проиграли, - послышался тихий, скрежещущий шепот.

Вновь шаги и шуршание. Иван Кузьмич вздохнул – это был вздох облегчения – и ответил:

- Поздравляю вас, граф. Завтра же я отправлюсь к стряпчему и оформлю бумаги. Имение будет переписано на ваше имя вместе с крепостными.

Опять последовали чьи-то шаги и вновь это шуршание, словно кто-то то снимает, то надевает кафтан.

- Что ж, приятно иметь дело с человеком слова, - негромко промолвил граф.

Шаги и шуршание.

- Но игра еще не окончена, граф, - произнес Иван Кузьмич. - Я намерен поставить на карту…

Федоркин-младший не дождался окончания фразы и пихнул маменьку. Он не знал, что уж там осталось у папеньки в загашнике, но имел слабую надежду, что этого хватит, чтобы семья не пошла по миру. Маменька лишь посапывала во сне. Он пихнул ее второй раз. Он был уверен, что отец ни за что не сумеет отыграться. Иван Кузьмич и карты, возможно, впервые в руках держал.

Утром по прихоти Императрицы Федоркины проснулись богатыми людьми. Они выехали из столицы, не в силах поверить в свалившееся на них счастье. И боялись не напрасно! Подарок судьбы Иван Кузьмич превратил в пшик!

Юноша представил себе, как его отец сам переживает в эти минуты! Наверняка, решил, что удавится до утра, если не сумеет отыграться! Он же не посмеет жене в глаза взглянуть, если не вернет назад свалившееся на него богатство. Но молодой человек был уверен, что отец не отыграется. И пусть лучше маменька станет свидетелем его позора – простит, в конце концов! А деньги с имением… Ну, жили же они без них! И дальше проживут, был бы папенька жив и здоров!

Юноша отвел руку, намереваясь в третий раз ткнуть локтем маменьку так, чтобы она проснулась наверняка. И в это мгновение до него донеслось окончание фразы.

- Я намерен поставить на карту… свою супругу, - тихо, но твердо сказал Иван Кузьмич.

Его сын так и замер, словно громом пораженный, с занесенным над маменькой локтем. Не в силах поверить своим ушам, он хотел открыть глаза, но и этого боялся сделать. Ему казалось, что увидит ехидну вместо родного отца. Слава богу, полагал он, что не успел маменьку разбудить!

Ему до слез было жаль отца, но почему-то он решил, что какие бы кары папеньке не угрожали, пусть лучше они свершатся, чем маменька услышит, что муж поставил ее на карту!

Вновь послышались шаги и шуршание. Затем раздался голос незнакомца.

- Вы с ума сошли, сударь! – прошипел он.

Опять шаги и шуршание одежды.

- Вы хотите сказать, что моя жена не стоит тех денег и имения, которые я проиграл? – возмутился Иван Кузьмич и добавил. – А я считаю, что все богатства этого мира не стоят моей Прасковьи. И я сочту оскорблением, если вы думаете по-другому, и потребую сатисфакции!

“Да не стоят, конечно же, не стоят! – мысленно воскликнул сын. – Бог с ними, со всеми этими богатствами, папенька! Только останови игру!” Но вслух он так и не произнес ни слова и лежал, закрыв глаза и проклиная себя за малодушие и трусость.

Гневные слова папеньки сменились шагами и загадочным шуршанием.

- Что вы, что вы, милостивый государь! – прошептал незнакомец. – Не смею противоречить вам и, со своей стороны, признаюсь, что не встречал женщины прекраснее Прасковьи Ильиничны! И… будь по-вашему…

Опять смешались – шелест карт, шаги, шуршание. А затем роковой голос незнакомца возвестил о том, что отец проиграл. Маменька стала собственностью случайного встречного.

- У меня остался еще сын, - словно из-под земли донесся голос папеньки.

Затем – в который раз - послышались суетливые шаги и шуршание.

- Это безумие, - ответил незнакомец.

Федоркин-младший решился открыть глаза.

Чуть-чуть повернув голову вправо, он увидел черную фигуру таинственного незнакомца в черном плаще. Он стоял очень близко к юноше, и за его огромной спиной невозможно было ничего разглядеть. Слабо полыхала загороженная свеча, и ее мерцание очертило черную фигуру незнакомца светящимся контуром.

- Это безумие – ставить на карту своего сына.

С этими словами незнакомец двинулся вокруг стола, на ходу снимая плащ, - вот откуда эти шаги и загадочное шуршание. Когда он сделал первый шаг, у юноши замерло сердце. Было страшно смотреть в лицо отца после всего услышанного, сын был уверен, что как только увидит его, раскроется невыносимая тайна, вдруг окажется, что вся родительская любовь была обманом, и под маской любящего папеньки скрывалось чудовище.

И вот незнакомец делает первые шаги, глаза Федоркина-младшего готовы выскочить из глазниц, но отца по другую сторону стола нет! Там вообще никого нет!

Скинув плащ, незнакомец занимает то место, где должен стоять отец, поднимает голову, - теперь маленькая свеча освещает его лицо - и юноша узнает… папеньку!

Оказалось, что во все время превращения молодой человек лежал, затаив дыхание. Не выдержав напряжения, шумно выдохнул.

- Сережа, ты спишь? – шепотом спросил отец.

Юноша промолчал, вновь задержав дыхание. Свет не доставал угла, в котором он лежал, и отец не заметил, что глаза у сына открыты.

- Спит, - сам себе ответил папенька.

Затем, странно ухмыльнувшись, он обратился к пустому месту, которое только что занимал сам, изображая графа в черном плаще:

- Да, это безумие! Но я пойду до конца!

Молодой человек решил, что у отца от перенесенных треволнений помутился рассудок. Иван Кузьмич смотрел в пустоту и был уверен, что перед ним стоит собеседник.

- Подумайте, граф, если я не отыграюсь, мне не будет места на этом свете. Так не оставаться же сиротой сыну! Так что будем играть! – добавил папенька и начал ковырять в носу.

Ковырять в носу!!! Значит, он не сошел с ума и прекрасно знает, что напротив него никого нет! Значит, все это спектакль! Конечно, Федоркины не обучены изысканным манерам, но ковырять в носу, беседуя с графом, отец точно не стал бы. Да он и в присутствии сына никогда в носу не ковырял!

Через три минуты папенька-граф обыграл папеньку-папеньку, и молодой человек вслед за золотой табакеркой с алмазами, двумястами тысяч наличными, имением в Барвихе с тремя тысячами душ крепостных и маменькой в придачу стал собственностью победителя.

Юноша начал засыпать, решив утром спросить у отца, что это за комедию с единственным актером и по совместительству зрителем, тоже единственным, разыгрывал он ночью? Чудесные картинки с имением в Барвихе вновь начали сниться, как вдруг новая мысль поразила молодого человека. Он подумал о том, что папенька, конечно, не стал бы ковырять в носу перед графом. Но это нормальный папенька!

А сошедший с ума папенька, пожалуй, даже угостил бы графа козявками!