Граница Моих владений. Я сижу на зубце старой кирпичной стены и ковыряю скипетром кладку.Кирпич обращается в песок и струится атомами времени. Крупинки падают вниз , туда, где на серую щербатую площадь брюхом навалилось  мутное небо . Я закрываю глаза.
 Где-то в осеннем лесу Ельцин  собирает мухоморы. Он бредёт среди безмолвия , кладёт мерную поступь на ватную тишину.В его руке лукошко.  Иногда он останавливается и умилённо смотрит на бледную поганку или труп фоторепортёра: Ельцин очень любит глядеть на смерть. Сколько раз он просил Меня умереть! Он пинает старые сыроежки , и те рассыпаются снежным ворохом по ковру опавших листьев.
 Находя мухомор , он опускается перед ним на колени и нежно  переносит его в лукошко. На его лице умиротворённость. Короткое стихотворение рождается в его душе  и остаётся с ним навсегда, начертанное иероглифами памяти.
 Наблюдая лист, сорвавшийся с ветки и стремящийся вниз , Ельцин проникается глубкой скорбью осени. Он думает о том , что вот эти мгновения, когда лист , кружась,движется навстречу забвению изначальности, и являются единственной возможностью свободы. Там , в Кремле , листья не достигают земли : безотказно работает  система ПВО.
 Дома его встречает  укоризненный взгляд Наины :"Уж лучше бы бухал."
Он кладёт мухоморы на противень и опускается в кресло. "Где мой мобильный телефон?"
 Ельцин набирает номер Марии Шараповой. Долго дышит в трубку. В ответ раздаются резкие стоны; Ельцин вдовль наслаждается животным страхом.
 Приходит Моя очередь. Ельцин рассказывает о том , какой замечательный мелкий тиран Лукашенко, потом предлагает перевести страну на пользование девятеричным исчислением : все долги тогда меньше станут , да и ему будет куда удобнее считать на пальцах.
 Он молчит несколько мгновений , потом говорит : "Знаешь , Вовка, я пошутил : я не устал, я не ухожу. " Я кладу трубку.
 Я открываю глаза.