Христианин никогда не сможет достигнуть ни любви к Богу, ни истинной любви к человеку, если не переживёт весьма многих и тяжких скорбей. Благодать приходит в душу, которая ИССТРАДАЛАСЬ. То трагическое положение, в котором оказались Вы теперь, не неведомо мне. Я сам до сих пор ясно помню ту невыразимую тяжкую брань, которую имел я в миру с врагом, в Париже особенно. ...Бывали случаи, иду из церкви домой, и так хочется пойти куда -нибудь к знакомым, поговорить, развлечься, что нет сил, кажется, вернуться к себе домой и быть там одному. Но всё-таки крайним напряжением воли прихожу к себе в комнату и тогда почти падаю на землю в изнеможении от тоски и уныния, готовый землю скрести ногтями. От боли се5рдечной готов плакать, да и плакал. И только молитва спасала и водворяла мир в сердце. Зато такой мир, которого раньше и не подозревал возможным, какой на сердце моё не приходил дотоле. Бывали многократно такие случаи. иду откуда-нибудь домой. Хочется зайти в Cafe; но я борюсь с этим желанием. И что же. Вдруг как-то непонятным для меня самого образом чувствую себя как бы потерявшим волю, и положительно, как скотину на верёвке, кто-то невидимый ведёт меня в сторону какого-нибудь Cafe. Даже жутко становилось. Только Господь знает, да пережившие подобные же искушения, с какой болезнию, с каким невероятным трудом приходилось побеждать эти бессловесные желания. Или, помню, с такою же силою влечёт куда-нибудь в кинематограф или ещё куда-нибудь, в такие места, кторые меня, по существу говоря, никогда не удовлетворяли. Но зато, когда приходишь домой, то, если никуда не зашёл, молитва бывает как огонь.
То, что Вы пишете, мне так понятно. Всё, что хочешь буду делать, только бы не молиться. Тогда я понял силу слов отцов, что нет дела тяжелее молитвы. Но когда преодолеет человек искушение, молитвою же, то последняя бывает так сладка, как ни что иное в мире. И путь этот воистину скорбный, тесный, и не многие, по слову Господа, обретают его".

Из писем старца Софрония (Сахарова).