Это цитата сообщения Los_Alamos Оригинальное сообщение

Сказка про дом на двоих

про рыжеволосую девушку на другом краю страны. про боль внутри меня. про то, что если умру, но мое тело будет пахнуть колокольчиками, если ты меня не забудешь, моя сестренка.
боль совсем не потому, что я думаю, что ты забудешь; боль от того, что во мне правда живет смерть и я всё жду, когда же она убьет во мне что надо, и ее смоет, наконец, дождевой водой.

Нате Бонд.

Тьма сгущалась над городом, тяжелые, грустные тучи выли про боль и войну на другой стороне. Если раздвинуть их левой рукой, можно увидеть кусочек бледной луны, бледной и странной, как будто она болеет минорными мыслями города, как будто если бы она могла петь, а люди могли бы слышать – она бы спела им все их мысли по новой, слегка более возвышенно, слегка более понятно, чем в их головах. Но это неважно, потому что бог был занят другими делами и не собирался трогать небо левой рукой.
А небо болело тьмой и сгущалось вечером.
Девочка с рыжими волосами шла через город, а за ней шла старая женщина в черных одеждах. Женщина ковыляла беспомощно и неуклюже, как будто в ней что-то сломалось где-то внутри, и, хотя постороннему взгляду кажется, что она стоит относительно крепко, ее положение так же непрочно, как положение тех, кто правой ногой в могиле.
Девочка шла домой, в лес, который растет за чертой города. Она не помнила точно ни адреса, ни дороги, ни даже цвета черепицы на крыше (да и вообще, есть ли она, эта черепица и эта крыша). Но шла она уверенно, и цветы смотрели ей вслед с надеждой, они обретали цвет и запах, когда она проходила мимо, и небо чуть-чуть светлело над ее головой. Девочка с рыжими волосами шла домой, и она знала, что даже с закрытыми глазами не собьется с пути. Город смотрел ей в спину.
— Подожди, — прошептала женщина в черных одеждах. Ее голос был тихий и падающий, как увядшие листья, кружась, стремятся поцеловать землю. — Мне тяжело идти, подожди меня.
Город смотрел рыжеволосой девушке в спину.
Сам цвет ее волос был здесь невозможен, и она невозможна, и всё. Но ей почему-то не было тяжело дышать, почему, почему, почему?
— Ты хочешь пойти со мной? — спросила она.
— Да-а-а-а... — едва слышно ответила женщина. Казалось, она была очень стара, казалось, голос ее умирал в ней и сама она умирала, казалось, в ней бурлила тьма и вечная тишина, и поэтому ей так тяжело давалось двигаться и говорить – ведь это война с тишиной и тьмой.
— Я иду домой.
— Пожалуйста. Я хочу с тобой.
— У тебя нет дома?
— Да.
— Но это мой дом.
— Не бросай меня.
— Может быть, ты вернешься в город и останешься там на ночлег в таверне за деньги? Я дам тебе их.
— Нет.
Женщина остановилась и тяжело оперлась на палку.
— Хочешь посмотреть, почему мне нельзя в таверну? Я приношу смерть.
Она распахнула черную накидку, и в груди у нее была большая дыра, из которой смотрела бездна. Тьма и тишина, тишина и тьма; там не было лунного света и лунного пения, не было человеческих голосов и их разговоров. Если прислушаться, можно было различить только странный шепот на грани слышимости или даже вне ее пределов: так увядшие листья целуют землю.
— Пожалуйста. Не бросай меня.
Ей было страшно. Город смотрел им в спины, небо замолкло и наблюдало.
— Хорошо, я тебя не брошу, — кивнула рыжеволосая девочка, и цветы вздохнули ей вслед, когда она взяла в свою теплую руку холодную руку женщины с бездной.
— Знаешь, а ведь я совсем молода, — сказала ей женщина. — Мы могли бы быть сестрами. Те, у кого общий дом, все равно суть одна семья. Давай будем сестрами, и тогда, может быть, однажды я снова стану живой, и эта дыра во мне зарастет.
И бездна покинет меня.
Так море выплевывает грязь и снова становится чистым. Так небо проливает яд с дождем, ад остается в городе, и дождь снова можно пить.
Так люди умирают и рождаются заново, но я не хочу умирать, пожалуйста. Если я умру, я не смогу быть твоей сестрой.
Девочка с рыжими волосами улыбнулась ей.
— Ну, зато я всегда смогу быть твоей, — сказала она и подмигнула.
Седые волосы вдруг стали снова русыми, и сломанность пропала из движений женщины. Морщины разгладились. Еще шесть слов, и ей можно будет дать лет семнадцать.
— Всё будет хорошо. Мы идем домой, — сказала рыжеволосая девочка, и руки ее новой сестры потеплели.
Глубоко в лесу им навстречу сквозь сбывшееся пространство сгущался дом, он становился настоящим и теплым, крыша покрывалась черепицей, цветы начинали пахнуть. Небо занялось своими делами (разогнать тучи; очистить дождь), город перестал пялиться в спину (деревья закрывали сестер ветвями). Дом отращивал крыльцо, на котором старшая сестра будет пить кофе по утрам и писать истории, отращивал башенку, из которой младшая сестра будет смотреть на закат и рассвет. Дом придумывал море, в котором слезы будут пахнуть прекрасностью.
Война на другой стороне мира закончилась.