Мне очень хотелось сходить в Тополиный с отрядом, Ромой, Вовкой и Димкой. Ромка не хотел идти, но и не говорил "НЕТ". Вчера разговариваем по телефону, говорит: "Я в воскр поеду отдыхать". Ну думаю, обидно, конечно, что не пойдет на каток. И тут фраза, которая для меня была как нож в спину: "Еду я, Дима и Вова". Я потеряла дар речи.

Я не обиделась. Меня обидели.

Я не расстроилась, что не сможет Вовка и Димка. Я прекрасно понимаю, что между вожатыми кардинально другие отношения, чем между вожатыми и детьми. Это понятно. Меня поразило, КАК это было преподнесено. "Я еду отдыхать... с Вовой и Димой". Еще и фамилии назвал...

Рома прекрасно знал, как я трепетно отношусь к Вовке, как он мне дорог и как я хотела с ним увидеться. И он даже не поставил меня перед фактом их отъезда, а, мне показалось именно так, сыграл на реакцию.

Ок-эй, я тоже буду поступать как он. Я буду играть на чувствах, я буду бить по самому больному.

Блин, так неожиданно. Сейчас нахожусь в потерянном состоянии. Бьют по ценному, бьют больно и бьют близкие.
Вот почему я никогда не открывалась людям. Рома знает меня полностью, знает мои струнки, которые могут звонко запеть, а могут порваться. И от людей, которым открылася полностью, меньше всего ожидаешь, что будут именно натягивать их до боли, до надрыва. Я не понимаю.

Я видеть его не хочу. Не хочу слышать его, слышать о нем.
Бывает, и это чаще всего, что обижаюсь, потому что надо споказушничать. А здесь какое-то другое чувство. Как будто реально предали. И простить хочется, а не получается.Даже в отместку ничего не хочется делать, просто не хочется ему больше верить,. потому что тяжелым грузом повисло все это на этой струнке, и как бы своим движением ему не дорвать...