Ну вот я и вернулась – привет всем новым ПЧ, да и вообще всем-всем-всем привет, по кому я скучала, а скучала я по каждому!
Вот теперь в круг мест, где я бывала, принят Кавказ. Карачаево-Черкесия, горячие парни и не только парни горцы, снег, веселая компания, коньяк, который я начала пить только там, и коньяк классный, но самое главное – горы. Горы, горы, горы… когда поднимаешься по канатке, вокруг тишина, под ногами припорошенные пушистым, нетронутым снегом огромные, шикарные, совсем не такие, как в низинных лесах, разлапистые в черноту-зеленые ели, а вокруг поднимаются вершины, изрезанные белыми дорогами лавин, над ними голубое, белое, синее, серое небо, а ты поднимаешься все выше, солнце слепит глаза, холодный ветер кусает за щеки, спутывает волосы, раскачивает под тобой кресло, когда понимаешь, что если упадешь – на твои останки хватит спичечной коробки, а пристегивать цепочку – это не для тебя, потому что ты тут уже третий день, ты, правда, с постоянными криками «Я отсюда никуда не двинусь!», в первый же день спустилась с вершины… мне кажется, слов здесь не нужно. И кому нужно море, песок, ленивое покачивание волн, когда можно взять в обнимку доску и залезть на самый верх, чтобы потом, с гиканьем, практически не контролируя скорость, по мягкому снегу спускаться вниз, пить горячий чай, обжигая нёбо, пальцами подносить ко рту местные промасленные блюда и слушать песни горцев под гитару?
Я там не думала ни о чем, но думала так о многом. Каждый день неслись из Москвы новости – видели Аллу там, видели Аллу здесь – а я почти не загоралась завистью. Ведь Аллу я еще увижу, и увижу не раз, а они никогда не видели Кавказа… там утром, потягиваясь – на гору, днем – в душ после утомительного отдыха, вечером – с шумной компанией в кафе, а ночью – потягивать коньяк и смеяться над веселыми рассказами новых друзей, с которыми скоро расставаться навсегда, и в этом тоже есть какая-то своя прелесть. И я даже уже научилась расставаться. Научилась – да не совсем. Продолжила отдых нежными руками, мягкими поцелуями в висок, крепкими объятиями мужских рук и сумасшедшими поцелуями, а при прощании теплым скольжением губ по губам отпустила его в его Самару… отпустила и даже рассмеялась – отчего? Мама испытующе смотрела веселыми глазами, когда я почти всю дорогу до Минвод пролежала у него на плече, и улыбалась, она и тогда улыбалась, когда, проводив его, я села в машину и поехала в аэропорт со словами, что не взяла его телефона, а захочет – сам проявится. Он проявился, он шутит и прикалывается, а потом говорит, что никогда не видел таких, как я, что от общения со мной остается какое-то особенное чувтво – Господи, разве я сама этого не знала? Разве мне не говорили это сотни раз? Разве тамошняя девчушка, забросившая огромную косметичку в угол и заплевшая две косички, переставшая заботиться о какой-то особой красоте, оставив для себя только свежесть и горную естественность, разве тот ребенок, которому там на внешность дали 15, а по общению – 20 лет – это я? Он смеялся над моей любовью к Алле, но два часа сидел рядом, пока я лазала по ее сайтам, он повернут на сноуборде и готов шею сломать ради экстрима. И он – в Самаре. А я – в Москве. Господи, зачем мне все это нужно?
Чертовы манящие горы… счастливые горы… долго я еще буду вспоминать вас, любя и проклиная. А может быть – только любя. Ведь все, что ни делается – все к лучшему, правда?