Ну вот я и съездила. Сколько было говорено, сколько продумано, сколько слов, взглядов, мыслей сквозь пальцы просыпано, а все равно лишь 28-го февраля, на вокзале, и даже не в тот миг, когда наконец увидела мерседес с заветным номером и Гарика, по которому успела соскучиться, а лишь тогда, когда неожиданно зажегся свет в салоне и, любопытно вытягивая шею из-за водительского сидения, в прямоугольнике лобового стекла показалась она, лишь тогда и стало понятно – да, мы рядом с ней, мы едем на концерт, будет эта близость, будем мы и наша Алла. И пусть всего мгновение горел свет, всего мгновение ее было видно – этого хватило на множество мыслей и чувств, а для тысячи улыбок этого было даже слишком много.
Провожая Аллу до поезда, мы осторожничали – боялись подходить близко, боялись говорить громко, боялись быть замеченными даже больше, чем незамеченными, и, кажется, нам удалось пройти по этой тоненькой ниточке и вновь остаться в памяти Гарика, Володи и самой Аллы – о Чупраковой промолчу, она изначально смотрит на нас с ничем не мотивированной, но все же жгучей злостью – поклонниками, безмолвно любящими, но не страдающими никакими психическими отклонениями. И вновь это хорошо. Правда, на сей раз ни от Гарика, ни от Володи я не получила даже улыбки, но там все это было совсем не важно – ведь рядом была ОНА, и это далеко отфутболивало мысли обо всех остальных, как отфутболивал особо расшалившихся людей Володя.
Где-то посередине пути от машины до вагона, а идти было достаточно долго, Алла, обернувшись и пожурив Лену за такую оплошность, достала из сумки, которую нес Гарик, маленькую черную шапочку, я бы сказала – дизайном времен НЭПа, и натянула на голову, примяв объемную прическу (ну не слишком хочется то, что происходило на голове Великой Певицы называть беспардонным словом «шухер»). Мы полегли… если честно, даже если бы я захотела что-то слазать – не смогла бы, слов не было. Рот открылся, гортань онемела, мышцы живота непроизвольно мелко затряслись от беззвучного обалделого смеха, рядом, в таком же состоянии, шла Юлька, с другого боку все так же шагал Димка, но и его широко распахнутые от удивления глаза взгляда от головы Аллы не отводили. На самом деле мне даже не приходилось силой заставлять себя молчать – это был один из тех очень редких моментов, когда слов не было. Вообще. НИ ОД –НО-ГО. Один большой ОЙ.
Но путь пройден, Алла в вагоне, мы – в своем, отследив путь Галкина, слава Богу, не поехавшего с Примадонной, смотрим на проплывающие мимо столичные огни и улыбаемся. В ушах поет Алла, рядом друзья, через 6-7 вагонов МАМА, мы едем на концерт и жизнь прекрасна.
Прибыли, и первыми выскочили из вагона на скользкий перрон – понеслись к первому от локомотива железному коробу, сбили пару человек, раз двадцать чуть не растянулись, но успели прибежать за пять секунд до того, как, улыбающаяся, веселая, появилась пред наши очи ОНА. Со всех сторон понеслись приветствия, на которые Алла не отвечала, и лишь когда гул стих, выступили мы. «Доброе утро, Алла Борисовна» - раздались почти хором три знакомых Алле Пугачевой голоса, и она не смолчала на сей раз, а обернулась к нам, расплылась в широкой улыбке и, глядя в глаза, мило прощебетала: «Привет!» Вот так оно и было. Лишь с нами, лишь нам глядя в глаза и лишь нас здесь зная, поздоровалась Примадонна этим веселым, радостным, дружеским словом показав, что мы ехали не зря, и что не зря были эти два месяца на фабрике, что Волгоград можно повторить, как бы в это ни не верилось, что она помнит нас, что наше существование и присутствие здесь приятно этой стервозной и мягкой, нежной и злой, равнодушной, и все-таки такой чувственной первой женщине России.
Нижний встретил нас ужасной погодой, мы не увидели Волгу, зато во всей красе ощутили ее ветер, поднимающий снег и бросающий его в лицо. Юлька материлась вслух, я – про себя, потом непогода подутихла, мы забрали билеты, встретились с замечательной Анютой, посидели впятером в кафе, выпив кофе и вина, и за два часа до начала концерта были у служебки, подойдя туда как раз в тот момент, когда подъехали музыканты. Было холодно, но весело, и там мы простояли, пританцовывая, час. Но – вывернул из-за угла мерс, и стал незаметен холод – через несколько секунд вышла Алла. Снова множество приветствий, снова молчание в ответ, снова наше «Здравствуйте» и снова, пусть уже не расплылась в улыбке, но лишь нас обожгла осмысленным взглядом: «Здравствуйте». Странно, но это стало уже привычно, и когда кто-то сказал: «Заметили? Она снова поздоровалась только с нами», мы просто, уже без утреннего восторга, улыбнулись – заметили.
И как только вошли в предбанник – услышали музыку. Сперва только музыку, а после уже и родной до боли голос – Алла репетировала, мы, не думая о том, что о нас продумают, приклеились ушами к деревянным дверям, отделяющим нас от внутренних помещений театра. А там пела Алла, и ничто иное нас не волновало.
Мое место – первый ряд бельетажа, самый центр. Подо мною – проход, прямо передо мною – сцена, и все видно, как на ладони, все близко, и я знаю, что стоит сюда выйти Алле, она окажется близкой-близкой, я знаю, что ее буду видеть я, и знаю, что и она меня увидит. Конечно, теперь этих мыслей больше всего, теперь это имеет огромное значение, наряду с тем, как она будет петь – то, заметит ли она меня, взглянет ли, пропоет ли хоть строчку, глядя в глаза. Как это глупо, и как это важно. Как это странно, и все-таки по-настоящему. Полгода назад даже мечтать о том не смели, да и тогда, усаживаясь в кресло, лично я об этом не думала – я пришла на концерт, через сколько-то минут на эту сцену выйдет Алла, я буду рядом с ней, и лишь это волновало тогда, но все-таки где-то на краю сознания теплилась мысль – она увидит. Она заметит и отметит. Воспользуется ли этим, нет ли – не знаю, но увидит точно.
А она заметила. Заметила на третьей песне, да и сложно было не заметить меня – я сидела в самом центре зала, по ширине, по высоте, и если она смотрела прямо – натыкалась взглядом на меня, но все это не важно. Важно то, что видела, что лишь один раз, проходя по залу прямо подо мной, резко отвела взгляд, будто повинуясь какой-то внезапной мысли.
Но лучше все-таки не обо мне, а о концерте, все равно мало, кто поверит, что из-за меня, увлекшись устремленным на меня взглядом, Алла забыла слова на «Звезде», что на «Успокой» именно обо мне, показав аплодисменты, она сказала: «И усталые руки сделали вот так», и рассмеялась, когда я к ней в этот момент ручки потянула, что именно на меня она показывала пальцем и почему-то запела: «Гори, гори, ТВОЯ звезда». Я не обижусь. Я сама в это не верю.
А концерт порадовал. Правда, в зале было мало цветов, что Аллу расстроило, она выглядывала букеты, но не видела их, и в тот момент было очень стыдно за зал, было так жаль ее… Димка, когда я рассказала, что Алла отвела взгляд, как только наткнулась на мои глаза, сказал, что ей было стыдно перед нами за этот зал, за эту публику, за то, что происходило здесь. Я не знаю, я не хочу об этом думать, просто тогда мне хотелось плакать из-за всего этого. Ведь это – моя Алла, моя девочка, а ее так унизили, так обидели эти толстосумы, не решившиеся расщедриться на цветы…
Не знаю, может быть, злость, может быть, просто несмотря ни на что хорошее настроение, может быть даже, присутствие в зале людей, которые все равно поймут и оценят, а скорее всего все это, вместе взятое послужило огромным стимулом к гениальной игре на концерте. Порадовало очень многое. Давно до ниточки знакомая фанерная «Позови меня с собой» там довела до слез – так она была сыграна. «Речной трамвайчик» из надоевшей песни превратился в настоящую историю жизни, дура-любовь брала за душу.. я не знаю, что можно рассказать еще, кому нужно, читал об этом концерте мои записи на апреле, а по сути это был просто чесовый концерт, но и его Алла легко превратила в настоящее общение со зрителем, по сцене ходила не великая примадонна, а подруга, близкая, любимая, родная…
На сей раз даже уходить из зала было не так жаль, потому что уже было понятно, что эта встреча – далеко не последняя, что вновь и вновь еще будет смотреть Алла в наши глаза, будет помнить нас, будет нас узнавать. Хорошо посидели – и так же хорошо разошлись, чтобы однажды вновь с радостью встретиться вновь – так, будто со встречи с любимыми друзьями, уходила я из зала, чтобы, как последним вздохом, улыбнуться Алле у служебки, и, нежным голосом сказав: «До свидания», поставить точку в этой истории. Чтобы уже через несколько дней с красной строки начать новую, новый путь, с поворотами и остановками – путь рядом с ней. А жизнь продолжается. Все так же идут пары, все так же я встречаюсь с друзьями, и лишь где-то в памяти, рядом с МОИМ Волгоградом огромным счастьем светится МОЙ Нижний Новгород.