Наконец-таки дорвалась до интернета, так что выложу все, что собиралась за последний месяц.

19 ноября
Иногда мне кажется, что я живу в мире воспоминаний. Возможно, что это так, но жизнь все равно движется, просто разглядеть то, что было сразу не удается, на расстоянии же яснее и четче проступают черты людей, события, места… На последней трассе у меня спросили, зачем я это делаю. Ответ был обычен для меня: чтобы познать людей, окружающий мир, переосмыслить жизненные ценности. Реакция была такова: нельзя упускать этот опыт как воду сквозь пальцы, надо делиться своими мыслями и впечатлениями с другими, иначе все бессмысленно! Нельзя сказать, что я была в тот момент полностью согласна с этим, но, вернувшись домой, я поняла, что хочу оставить маленькую зарубку в память об этой трассе…Чтобы помнить. И другие дороги, они тоже оставили нестираемые следы внутри, будто отпечатки птичьих лап в глине.
Люди по природе своей добры и отзывчивы, в этом я неоднократно убеждалась. Удивительно, но в людском обществе бытует миф о том, что большинство людей вокруг думает только о себе, максимум о своей семье, родственниках и друзьях, а посему помогать кому-то постороннему не намерено, плюс ко всему они воспринимают незнакомых людей как настроенных в лучшем случае нейтрально по отношению к ним. Возможность бескорыстной помощи считается волшебной сказкой, уходящей в светлое прошлое, но никак не в темное и непредсказуемое настоящее и будущее. Разрушить этот миф весьма сложно, вера в него доходит до абсурда. Так, мне заявляют, что до Пущино я доеду автостопом к завтрашнему утру, если по дороге меня не убьют. При этом я твердо знаю, что через сорок минут буду стоять у общежития. Как показывает практика, от автостопщика на трассе зависит гораздо большее, чем обычно предполагается. Каждая трасса имеет свой характер, каждый путь неповторим, пропитан своим настроением, подкрепленный определенной идеей. Да, мне приходится говорить банальные вещи, но…в голове у меня не укладывается, как люди не могут понять, что окружающий мир доброжелателен!
Я хочу написать о встречах на трассах, дабы вспомнить хороших людей и рассказать о них.
Я очень люблю дальнобойщиков. Это особый народ, отличающийся от водителей грузовиков на малые расстояния. Для многих из них дорога – это наркотик, когда они не передвигаются, чувствуют себя неуютно. Всю жизнь они гоняют по разным трассам, знают друг друга, общаются по десятой волне… Обычно друг другу они не отказывают в помощи, это некое братство дальнобойщиков. Автостопщиков они принимают и берут, если есть возможность.


Поездка в Углич-Мышкин была для меня необычной: казалось, что нашу судьбу решают разные люди, но только не мы и не трасса. Нас устраивали в гостиницу, сажали в туристический автобус до Москвы…
На повороте на Сергиев Посад остановилась большая «Газель», почти микроавтобус, терпеливо подождала, пока мы увидим ее и даже подъехала ближе. Открыв дверь мы увидели двух батюшек и молодую женщину. Я почти уверилась в том, что они едут в Троице-Сергиеву Лавру, как вдруг услышала, что довезти нас они могут практически до Рыбинска. Мы сидели тихо, нас расспрашивали о том, куда и зачем едем. Я же наблюдала за ними троими. Женщина оказалась женой старшего из них. Втроем же они общались очень непоредственно, что меня несколько удивило. Я некоторое время приглядывалась специально к православным, изучала их. Основная масса верующих ведет себя немного иначе. Дело даже не в шутках и анекдотах, а, как мне показалось, в отсутствии сложных морально-этических надстроек, которыми обладают многие православные. Действительно, говорили они очень просто, но правильно, и это было красиво. В начале разговора, когда я пыталась что-то долго и путано объяснять, мне посоветовали говорить простыми словами. Но больше всего мне нравилось, как они общались между собой. Все они по очереди вели «Газель» и не упускали возможности комментировать вождение каждого, кто сидел за рулем. Один раз мы заглохли, это произошло на абсолютно неосвещенном участке трассы, а «виноват» в этом был местный дедушка. Мы его приметили слишком поздно, но решили, что он голосует. Однако ответом на вопрос, куда ему ехать было бодрое предложение купить мешок картошки за бутылку водки… Ответив, что водку мы не возим, попробовали тронуться, но не тут-то было. Машина сползала в кювет и не хотела заводиться. Наконец при помощи всеобщих советов «Газель» зафырчала и сдвинулась с места.
Из общения с ними запомнился совместный ужин. Батюшка купил в «Макдональдсе» картошку, гамбургеры и чай, после чего мы, застыв над пакетиками с быстрой едой, прочитали молитву, а потом начали есть. Конечно, это естественно, но картина какая…
Они оказались черносотенцами. Это довольно экстремистская организация, как считается в обществе, но мы не заметили ни капли экстремизма. Напротив, все пять часов общения я все больше проникалась их интеллигентностью и порядочностью. Говорили много и долго. Им были интересны нынешние студенты, нам – то, чем они занимаются. Говорили и о России. Под Калязином есть на водохранилище затопленная церковь со шпилем, торчащим из воды как протянутая рука. На Рыбинском же водохранилище таких храмов много, ведь затопили сразу несколько сел! Одним из них оказалась Молога – место знаменательное и красивое, с удивительной церковью, как говорят старожилы. Пожалуй, печальнее всего было затопить именно это село. Говорят, раз в 10 лет вода сильно сходит, и обнажается суша. Тогда местные жители бегут к этому клочку вокруг храма, где захоронены их предки, хотя все могилы и размыло… А потом все опять скрывается под водой. Один из черносотенцев сказал, что Молога – символ современной России. Это особенно сильно врезалось мне в память. Я не могу забыть Мологу, хотя и не видела ее…

2 ноября.
Сколь велик соблазн через несколько лет, много раз дав себе обещание, вновь и вновь возвращаться, и повторять десять раз и снова... Это ведь пройдено, продано, распродано по косточкам, душа разобрана и собрана заново, хотели все начать сначала и… По коридорам Биофака вновь несется «Особый резон», исполняемый теперь не мной, но все так же, как и три года назад, цепляющий и погружающий в «тихий омут с буйной головой»…Зачем? Зачем сидят на лестницах, в коридорах, на «сковородках» кучки людей вокруг раздолбанной гитары, из которой извлекаются то отчаянно-неистовые, то погружающие в оцепенение бессилия звуки? Зачем они, глядя в одну точку, издают болезненные и правдивые слова, зачем пачками из глоток исторгаются фразы, застревающие внутри, фразы о мучительной правде жизни, хотя это лишь одна сторона монеты? «За какие такие грехи задаваться вопросом зачем и зачем…?»
Янка Дягилева, знаковая фигура русского панк-рока времен перестройки. Это было тогда действительно актуально, жизненно важно; эти проблемы висели тяжелым жерновом на шее многих, не давали покоя, будили разум и душу. Некоторых раздавливали. Мне, как и многим другим, знакомы люди, чьи близкие были снесены, сбиты с ног волнами перемен. Лично я их не знаю, да и не могла, поскольку для них перестроечный обвал оказался роковым. Янка Дягилева попала в бешено вертящееся колесо, и это отразилось в ее творчестве. Но тогда еще более странным является тот факт, что ее песни слушают и поют и по сей день. Казалось бы, вместе с уходом перестроечной эпохи с ее неповторимым колоритом должна была уйти и музыка. Но нет, каждое новое поколение биофаковцев уже в новом веке разносит эти песни по гулким этажам.
Чего же не хватает нам, новому поколению? Проблем? Да нет, проблемы есть, уже нынешнему времени принадлежащие. Просто…не хватает нам искренности. Не умеем мы быть самими собой, мы все время как-то выглядим. А дискомфорт от такой неискренности копится и, в конце концов, прорывается наружу. Мы уже не можем быть такими, как всегда. И тогда мы остервенело кричим о проданной нашей жизни. Только вот купить нам ее не светит. А кто виноват? Тот, кто продавал, и это мы сами. Мы, поколение имиджа, каждый самобытен так, что дальше некуда, каждый уникален, индивидуален, гениален… А внутри что? Заглянуть боимся, вдруг там что-то страшное, бомба какая-нибудь или, что чаще думается, вдруг там ничего нет, пусто? Мы что-то строим из себя, представляем себя в лучшем свете, а выставлять в действительности нечего?
Иногда очень хочется упасть. Это нужно, без этого нельзя подняться. И мы падаем, чтобы ощутить сладостный миг разложения себя и распада всего вокруг. Да, в людях действительно есть жутковатая на вид тяга к разрушению. И особенно странно и жутко она выглядит, когда разрушают свою личность. Но это только так кажется. В сущности же оно не отличается от распада чего-то во внешнем мире, просто люди так это воспринимают. Считается, что тяга к страданиям, мазохизм, отвратительна и ее следует всячески искоренять. Что говорить, я и сама этим пытаюсь заниматься. Но все же, не упадешь – не поднимешься… Это, конечно, вариант, пережить заново страдания других, уже прошедшие, но здесь лед слишком тонок, можно легко провалиться в ледяную прорубь, наполненную безысходностью, а дальше, если никто не поможет, из окна, в реку или в Кащенко. Слишком велик соблазн, достигнув дна, больше никуда не двигаться, а застыть в мертвенном оцепенении.
Необходимы контрасты для того, чтобы увидеть и понять мир. Слово «любовь» кажется пустым звуком, а в некоторых ушах – еще и пошлым, если не прошел через ад одиночества и отвергнутости, через серость и безысходность, сквозь непролазное одиночество и недоверие, «через заснеженные комнаты и дым…». Если не вышел через них к открытости, поскольку дальше уже невозможно быть вещью в себе, и пониманию. Если ни разу, хотя бы в мыслях, не попросил о милосердии и любви. Если ни разу не протянул руку другому.
И все же нам постоянно нужна проверка того, что есть. Этот путь не проходится один раз, он повторяется неоднократно, потому что все познается в сравнении, как это ни банально. Нужно только, пройдя раз, погуляв «по трамвайным рельсам», помнить все, что было и стало, держать не только в мыслях, но и глубоко внутри себя. И тогда не потеряешься в ночи…