[207x310]
Это история о «глупом счастье» длиною в один вечер. Это было давно. Это вовсе не рассказ о первой любви, или что-то вроде того.
Это воспоминание греет меня до сих пор...
Но для начала несколько «реплик в сторону»:
Мой отец живет хоть и в украинском селе, но все же в Молдавии. И ехать туда хоть и не очень долго, но и не близко. Безусловно, село наделено собственной романтикой. Звезды там ближе, и когда выходишь ночью на улицу, особенно зимой, космос наваливается на тебя сразу всей своей мощью, и захлопывается над головой, словно вселенский капкан. Закаты – ярче, и стоит отвернуться на несколько секунд, как перед тобою уже другой закат. Лес – близко; вечерами он твердеет, превращаясь в мрачную стену.
Но, прежде всего, село это непроходимая грязь, полнейшее отсутствие горячей воды, холодная – в колодце, отсутствие газа, туалет на улице ( как при плюс 30, так и при минус 20), и вечная рутина огорода, коз, кур, гусей, свиней (кто хотя бы раз убирал в свинарнике, имеет понятие о том что такое МНОГО дерьма). Тем не менее, село всегда меня манило – возможностью вечерами сидеть с книгой за столом на улице, пить чай с лимоном, и смотреть на мотыльков, судорожно бьющихся о раскаленную лампочку.
Молдова и сейчас очень бедная страна – половина населения зарабатывает в Москве, половина – где-нибудь в Португалии. Но то время, о котором я говорю, было особенно трудным, и, в самом буквальном смысле – темным. Я уже в точности не помню, как давали свет... Может быть два часа утром, два – вечером. Может, немного больше – не в том суть. Распорядок соблюдался, конечно же, далеко не всегда. Так случилось и в тот день, когда вечером свет опять не включился.
Дело было зимой, когда в шесть уже ночь, и делать на улице нечего. Но без освещения нечего делать и в доме. «Свечку внесли». Поставили на стол. О, да, это было именно то настроение:
Метель лепила на стекле
Кружки и стрелы.
Свеча горела на столе.
Свеча горела.
Стали читать вслух. Читали, по сути, первое, что попалось под руку – «Записки молодого врача» Булгакова. Первый рассказ «Полотенце с петухом».
От раскаленной печи в комнате было жарко. Полыхание свечки не рассеивало тьму. Она окрашивалась бордовым цветом книжной обложки, и становилась похожей на штоф старого кресла.
Все, что вокруг, весь мороз, вся темнота, горящий огарок, и тягостные настроения присутствующих, все это самым замечательным образом сливалось и резонировало с окружением и настроениями молодого врача. Рассказ, тьма и свеча тогда соединили всех, кто читал и слушал, спаяли с книгой и судьбой обреченной девушки.
Ни до, ни после того я не ощущал себя настолько неодиноким.