Мы будем вечно жить в море. Соломенные шапки, подброшенные вверх теплым течением – улыбками, и криками чаек, такими далекими, растаявшими в усталых глазах выживающих, смытыми лазоревой кровью дождя, следами босых ног на песке…Мы будем вечно жить в море, вылизывать кости любимых и мертвых предоставь другим, не такая Она…

Будь то кругляшек нагретой солнцем гальки, чуть тяжелое тепло в ладошке, или измызганная ветром просоленная ветвь ….я буду любить ее, за то, что я умираю, а когда умираешь, не хочется думать о грустном, верно?

У нее глаза – синь, омытые временем холодные камни, резчика камей. Ее время утренние сумерки – бледные голубые тени ползут вдоль линии жизни вверх; это когда зябко ежишься сбрасывая сонное оцепенение, или выходишь из прокуренной комнаты, полной призраков вчерашних пьяных откровений, из едкого чада очарований, попустительств и отпечатков мягких, как навоз, губ на холодную мокрую плаху утра – сыплются отрубленные хвосты; свежее, так что запах табака, въевшийся в пожелтевшие пальцы вызывает тошноту. Утро отрешения за которым…неизбежно придет день, если вовремя не закроешь глаз, неизбежно придут те же попустительства, неизбежно – слабость и позволение еще одному дню быть, опиумный дым – вечер…

Поэтому не позволь моему дню быть, пожалуйста, не позволь ему напоминать мне о существовании… Мы будем вечно жить в море,  так улыбаются кусты сирени, пришедшему садовнику…