Грязно, холодно, всюду ходит черножопая мразь, таскает коробки с китайской фигней своим хозяйкам. Машины, машины, железные коробки, запах рыбы и торгашки.
Захожу в одну из железных холодных коробок, вижу двух юных девушек, лет восемнадцати.
Молодые бляди, опухшие вульгарно накрашенные морды лиц, девочки улиц, которые знают гораздо больше о реальности, чем дочки ректоров. Они просты, не удостаивают себя заморачиваться по пустякам, вчера дала одному, завтра другому – и это все плата за какую-нибудь недосдачу хозяину. Они привыкли не надеяться ни на кого и зарабатывать на жизнь только своим трудом – руками или телом.
Торгашки безразличным взглядом осматривают меня, в этом взгляде нет ничего – ни любопытства, ни зависти, ни злобы, только холодное равнодушие, привычка.
Им важно только чтобы я не возмущался по поводу товара, платил много, и уходил быстро.
Что я и делаю.

Все же есть различие между ухоженными домашними кошечками и грязными ободранными уличными кошками?

Я ждал ее там, рядом, эту зажравшуюся охреневшую, но столь ожидаемую кошечку.
Нервно курил, топтал мокрый снег и ждал. Не придет, думал, забудет, наплюет, выкинет из головы.
Но пришла. Опоздала, конечно. Я как-то глупо пошутил, она улыбнулась, а я чувствовал себя уродом.
Но она была рядом. Было спокойно и в то же время нервно. Я замерзал, а магазины работали только до четырех.
Все закончилось как-то быстро. Она ушла, сказала, что надо бежать куда-то на репетицию, но конечно соврала.