Контора пишет, а ящик чертит. По крайней мере, наш ящик. Нравится это кому-то или нет, не имеет ни какого значения. Раз ты суда попал и здесь работаешь, ты должен чертить. А попал ты суда естественно не по доброй воле, а по распределению, после института. Огромный зал, разделенный кульманами-досками на отдельные закутки. Каждый видит двоих-троих, на самом деле людей здесь значительно больше. Все друг друга знают. Я, по праву самого молодого, сижу у двери. Я вижу нашу начальницу Татьяну Васильевну, да Дмитрича.

Татьяна Васильевна удивительная женщина, интеллектуал, она всегда готова объяснить непонятное, придти на помощь. Она редко сидит на месте. Вечно рядом с кем-нибудь, что-нибудь обсуждает. Вот и сейчас она выполняет свою миссию где-то здесь, где-то рядом. Я различаю её голос.. Раздается звонок:
- Алло, - я шустрый, я первым хватаю трубку, воспользовавшись возможностью.
- Эээээ, - слышу растерянный голос, конечно трубку должна была взять Татьяна Васильевна, а тут незнакомый голос.
- Одиннадцатый отдел. Говорите. – Подбадриваю звонящего
- Это эээээ, это говорит ээээ Бут – раздается в трубке. - Позовите пожалуйста ээээ Татьяну Васильевну.
Все знают, что у нашей ТВ роман с Бутом, перспективным главным инженером. Но вот это его длинное ээээээ, ну что ж э, так э.
- Татьяна Васильевна, - кричу я во всю мощь своих легких, будто, не замечая, что она уже рядом – Вас Эбут.
По комнате прокатывается сдержанный смешок.
Мгновенно покрасневшая Татьяна Васильевна буквально выхватывает у меня трубку: - Что Вы себе позволяете, молодой человек?!
- Я не виноват, он сам так сказал.
Разговор закончен. В комнате воцарилась напряженная тишина. Что-то будет. Конечно, Татьяна Васильевна демократична, но такого, такого здесь ...

Да, пожалуй, переборщил. Осматриваюсь, следует как-то разрядить обстановку.
Справа, Татьяна Васильевна, сидит набычившись. Она бы с удовольствием меня отчитала, но природный ум и сдержанность, подсказывает, не провоцировать косьбу под дурочка, с многократным цитированием и заявлением, что товарищу Буту следовало бы унять своё длинное-е-е-е-Э.
Слева, Дмитрич. Вообще-то его полное имя Владимир Дмитриевич. Но, в свои 50 с большим хвостиком, он зовется никак иначе кроме Дмитрич. Его здесь не любят, считают тупым. Он всех раздражает, своим голосом, манерой чертить не карандашом, а шариковой ручкой, всем. Но не меня, мне он даже кажется забавным. По крайней мере, в отличие от других, я готов сидеть рядом. Вот он стоит, склонившись над чертежом, по-детски шевелит губами и аккуратно чертит шариковой ручкой. Ему на всех наплевать.

- Дмитрич, я к тебе с просьбой, – начинаю я, нарочито громко разрывая гнетущую тишину.
- Уу. – одобрительно гудит Дмитрич.
- Вот смотрю на тебя, Дмитрич, ты такой умелый, настоящий зубр, просто монстр своего дела.
Тишина за спиной густеет.
- Мы, по сравнению с тобой просто щенки. Ты все можешь. У тебя все получается.
Его лицо расплывается в улыбке, он одобрительно чмокает губами.
Чувствую, как тишина в комнате становится просто зловещей.
Продолжаю:
- А у меня не получается элементарного.
Он чмокает еще более одобрительно, не отрывая взгляда от чертежа, как бы требуя продолжения.
Делаю перерыв. Пусть насладится. Здесь не нужна спешка. Но, и затянувшаяся пауза, в любой момент может быть прервана ехидным: - Нашел, у кого спрашивать!
И на счет три:
- Вот скажи мне, Дмитрич, как у тебя так ловко получается втыкать кнопки?
Если честно, я ни когда не обращал внимания, как он их втыкает, и уж тем более, ни когда не задумывался, как это нужно делать. Но, раз начал, нужно продолжать говорить. Кнопка, это первое, на что упал взгляд. Криво воткнутая в угол ватманского листа.
Дмитрич, аккуратно кладет ручку, и с блаженной улыбкой поворачивается ко мне.
- Это не просто, – начинает он.
Я буквально слышу, как напряжение, секунду назад готовое было взорваться, улетучивается, как эфир.
- Ясно, не просто. У тебя, что ни кнопка, то в цель, что ни кнопка, как в масло. А у меня из пачки – одна две, - показываю один палец, потом второй, - остальные ломаются. - показываю фигуру из трех пальцев, киваю на пол, где валяются пару сломанных кнопок – Не успеваю выметать. А какие убытки.
Слышу, как народ кладет свои карандаши и замирает, задерживает дыхание, ловя каждое наше слово. Кто-то в дальнем углу встает, стараясь подойти поближе, скрепит паркет, на него цыкают. Все замирает, только чуть слышно, как кто-то продолжает свое движение на цыпочках.
-Эх, молоде-е-ежь, - говорит Дмитрич, - Смотри. Прежде всего, нужно посмотреть на структуру дерева, в том месте, куда ты будешь втыкать кнопку. Вот посмотри.

Начинаются практические занятия. Я на удивление аккуратный ученик. Я не просто слушаю, я еще и повторяю, требую пояснений, синхронных втыканий.
В комнате стоит стон, заглушающий ржание, кто-то бьется головой о кульман. Татьяна Васильевна сдерживая смех, не может сдержать слезы.
- Вот так, - заканчивает Дмитрич, абсолютно не обращая внимание на истерику окружающих, - понял?
- Спасибо, понял. Вот только, боюсь, забуду. А можно Вы мне потом еще раз, Ааа?
- Ууу – одобрительно мычит Дмитрич.
- А можно я приведу других молодых? Их же ни кто не учит.
- Ууууу – одобряет Дмитрич.
- А можно, я, как ты?
- Ууу?
- Шариковой ручкой?
- Ууууррррр – урчит Дмитрич.

- Татьяна Васильевна, у меня к Вам вопрос, - прерываю затянувшуюся истерику.
Контора пишет, а ящик чертит.
В тот день, как мне кажется, наш ящик не выполнил план.