под ногами скрипел новенький паркет в мыльных разводах, пока мы подходили к окнами, в которые непременно надо посмотреть, будто за ними что-то изменилось от появления лакированых досочек ёлочкой на полу и перекрашивания стен, проводили рукой по этим самым стенам, крутили ключи в замках и говорили "ого!"
Она сидела напротив меня: хвасталась, рассказывала, смеялась, шутила, спрашивала, слушала, говорила, говорила, говорила...а потом сказала:
-Плачь.
Одно слово.
И я заплакала. Послушно, как дурочка. Потом кусала губы, пытаясь сдержаться на секунду. В её глазах, в ЕЁ, такой значимой в моей жизни, в ЕЁ, сосредоточенно щетинившейся на меня ресницами в светлой туши, в её глазах тоже стояли слёзы. Она смотрела на меня, а я плакала совсем не теми слезами, которые уходят от пары глубоких вдохов.
Я пыталась вернуться обратно, в эти просто хождения и огоканья, отшутиться от ужаса, расползавшегося по мыслям, и она, вроде бы сдавшись, уходила обратно, раз за разом незаметно возвращая меня в то, что похоже на атомную бомбу на детской площадке - точка-точка-запятая, цветными мелками, вышла рожица кривая, такой забавной стала штучка, вокруг которой мы водим хороводы.
-Теперь ты понимаешь?
Я шарила рукой по огромной сумке, тщетно пытаясь найти хоть одну упаковку платочков, шмыгала носом и ненавидела себя за красные глаза и эту проклятую слабость прилюдных слёз.
...
-...и я не знаю, что будет завтра.
-А ты и не должна знать. Ты должна радоваться этому.
-Я радуюсь. Но... зачем?
***
под ногами проносились щербинки асфальта.
-Ты какая-то убитая.
-Нет, я просто... Я просто. Всё в порядке.

Я просто не снимаю очки до самой своей комнаты и перепачкала шарф помадой: делегатом лица распухший нос и всхлипы на "здравствуйте".