Иван Иванович Бабаёбов жил в маленьком городе, представляющим из себя два забора, три двора, миллион аптек и один ночной клуб, который Иван Иванович любовно называл ДК. ДК было особенным местом в жизни мужского населения маленького города, почти священным. Священным примерно как Саргасово море для угрей. Ведь, как известно из достоверных источников, этот самый угорь может жить себе преспокойно в разных водоёмах, но плодится он исключительно в Саргасовом море. В период спаривания все угри приплывают в это самое море, разбиваются по парам, и мужская половина оплодотворяет женскую. Так было и в том городе, где проживал Бабаёбов: его мужская часть, повинуясь основному инстинкту ближе к выходным гребла в ДК, туда же приплывала и женская. Там они встречались, влюблялись на одну ночь, ну и, кто знает, наверное бежали по утру…кто к мужу, кто к жене, кто в КВД, и уж редко кто в ЗАГС.
Иван Иванович не был исключением, и как порядочный племенной угорь в самом расцвете сил, тоже плыл вместе со всеми в ДК за рыбой. Вот и в этот раз он, уже по традиции, подгрёб в клуб, и пустился на поиски. Он посидел, постоял, походил и не обнаружил подходящей партии на ночь.
Нет, вообще рыбы в ДК было много, но стоило Бабаёбову присмотреться, как огонь в его глазах тут же угасал. «Таааак…эту я ёб, и эту я ёб, и эту, и вот ту рыжую у стойки бара.»- грустно констатировал для себя Иван Иванович: «О! А вот эту кажется нет! Или да?». Бабаёбов пригляделся, напряг память, и улыбка окончательно исчезла с его лица: «И эту тоже ёб! Да точно! В прошлую пятницу…или субботу. А вот ту в белой кофточке не ёб сто пудов!" оживился он: "Чёрт, но она ж страшная как моя жизнь!» Иван Иванович разбадяжил виски с колой и выпил целый стакан залпом, ещё раз присмотрелся, но девушка в белой кофточке красивее не стала, и он мысленно вычеркнул её из списка претенденток на его «тендер».
Бабаёбов кружил по ДК, как угорь по Саргасову морю, как стервятник в поисках падали. Он постоянно курсировал от одного бара к другому, попеременно занимая выгодные места для обзора, обозревал, не находил ничего и опять бежал в бар, выпивал виски, опять присматривался, но картина не менялась: большинство баб, проводивших вечер в ДК он уже имел, тех, что не имел, иметь было просто страшно. В конце концов, Иван Иванович плюнул на всё, выбежал из ДК, сел в такси и поехал домой. Сидя в машине Бабаёбов задумался о своей тяжёлой судьбе: «Ну ё моё!» - думал он: «живу в какой-то деревне! Всех баб переебал! Даже скучно! Вот возьму и уеду в Китай! Уж там то я развернусь! Там этих баб как грязи! Не, ну они, конечно, одинаковые все, узкоглазые! И задницы у китаянок так себе. Но ведь дело совсем не в этом! Главное, что бы каждую ночь – новая! Вот оно счастье и смысл жизни!»
Иван Иванович зашёл домой, разделся, выпил феназепам, и двинулся к кровати. По пути он выключил свет и, пробираясь в темноте, задел, стоящую в прихожей, стремянку.
Стремянка вовсе не была каким-то продуманным предметом интерьера в его квартире. Её Бабаёбов использовал в тех случаях, когда приводил к себе очень высоких девушек. А так как девушек, в том числе и высоких, он приводил очень часто, то убирать стремянку далеко не было смысла. Стремянка навеяла ему несколько ностальгических воспоминаний.
Иван Иванович грустно вздохнул, потёр ушибленное место и лёг в кровать. Феназепам начинал действовать, и мысли Бабаёбова стали рассеиваться. «Нет! Не поеду я в Китай!» - решил Иван Иванович, засыпая: «У ихних баб имена – язык сломаешь. У наших то всё просто: Катя, Маша, Наташа. А таааааааам… Какая-нибудь Дайпиздюнь или Хуйсуньвынь. Я наших то баб половина не помню, как зовут… А тех – не то что запомнить, выговорить страшно!»
С этой мыслью Бабаёбов и заснул. Ему снилось ДК, там было много женщин, каждую он помнил по имени, и ни одну из них он ЕЩЁ не ебал. Иван Иванович был счастлив в объятиях Морфея, (или феназепама). Во сне он улыбался беззаботной улыбкой младенца, там он чувствовал себя угрём, доплывшим, наконец, до Саргасова моря, ТАМ у него было почти всё, что составляло смысл его жизни, к чему он стремился, на что каждый день тратил уйму сил и времени – новые, новые и новые бабы!