Пустынник.

 

Зачем аскеты уходят в пустыню? Чтобы спрятаться от мира? Или чтобы уберечь мир от себя?

(Куда уходят пророки. Гл.3)

 

Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому не стать чудовищем. И если долго смотришь в бездну, то и бездна смотрит в тебя.

(Ф. Ницше)

 

В 1099 году от Рождества Христова, после длительного путешествия и долгой осады, мы, наконец, овладели Иерусалимом. Позади была тяжелая дорога и множество смертей…

В 1096 году наше десятитысячное войско покинуло Тулузу под предводительством графа Раймонда Тулузского. Нам мерещилась наша будущая слава. Мы – крестоносцы, слуги Господа – шли на освобождение Иерусалима – Великого Града Господня.

Около года наше войско шагало по Европе: сначала в Женеву, потом в Верону, пока, наконец, оставив Фессолонику, мы ни добрались до Константинополя. Там, весной 1097 года, мы соединились с армиями: нормандского герцога Роберта, Готфрида Бульонского из Лотарингии и Боэмунда Тарентского, прибывшего из Южной Италии.

В то время императором Византии был Алексей I Комнин, который, боясь такого огромного войска на территории своей страны, помог нам успешно переправиться в Малую Азию. Здесь мы столкнулись с большими трудностями. Перед нами была огромная раскаленная пустыня. Одетые в тяжелую броню, от страшной жары и болезней ежедневно гибли десятки наших товарищей. Временами будто из ниоткуда появлялась сельджукская легкая кавалерия. Такие набеги уносили немало жизней наших воинов. Армия, выступившая из родных мест в гордом величии, всего за несколько месяцев превратилась в измученную болезнями и голодом озверевшую толпу.

Солдаты нередко ссорились друг с другом за кусок хлеба. Дракам не было предела, некоторые доходили и до убийства. Наши военачальники жестоко расправлялись с такими убийцами, дабы хоть как-то поддерживать дисциплину.

В сердцах наших воинов росла огромная ненависть ко всему окружающему: к сельджукам, к этой пустыне, к этому беспощадному солнцу. Они рвались к Иерусалиму, будто там ожидало то, что могло утолить их злобу.

Быстрым налетом мы захватили Эдессу, но разбились о толстые стены Антиохии, настолько огромные, что по ним свободно проезжала колесница, запряженная четверкой лошадей. Осада длилась несколько месяцев. Взять город приступом нам не удалось. Тогда наши военачальники подкупили одного из командующих вражеским гарнизоном, пообещав ему жизнь и ящик золота, и тот ночью открыл ворота для наших войск. Крестоносцы ворвались в город, неся смерть мусульманам. Закованные в латы, рыцари не жалели ни детей, ни женщин, ни стариков. По улицам рекой текла кровь, утоляя проросшую в сердцах солдат ненависть. Тем, кто был убит на месте, повезло; более неудачливые подверглись жестоким пыткам и насилию. Охваченные плотским желанием и злобой, воины насиловали женщин, перерезая им горло после утоления страсти. Другие врывались в дома и, вырезав целое семейство, рыскали в поисках золотых монет.

Я пытался остановить моих товарищей, но меня никто не слушал. Мои глаза наполнялись слезами при виде крови и жестокости. Чтобы скрыться от этих ужасов, я покинул город, вернувшись в лагерь. День и ночь длилась резня и грабеж, пока к утру следующего дня город, не затих.

В, следующим за Антиохией, штурме Иерусалима принимало участие около двадцати тысяч человек. К нам на помощь пришли генуэзские и венецианские купцы, которые подвезли на своих кораблях лес для постройки стенобитных машин. Солдаты, разгоряченные кровью пролитой в Антиохии, рвались в бой, но наши военачальники тщательно и долго готовились к штурму. И, наконец, в 1099 году от Рождества Христова, после многочисленных сражений, мы овладели Иерусалимом.

Я, Пьер д’Амьен, не видел большей ненависти и злобы, чем те, которые разгуливали в этот день по улицам города. Наученные в Антиохии, солдаты еще больше изощрялись в жестокости. Я услышал, как прокричал граф Тарвус своим рыцарям: «Каждый вошедший в дом первым, становится владельцем этого дома и всего, что в нем!».

Воины с криком растеклись по улицам Иерусалима. Я собрался вновь покинуть город, чтобы не видеть этих зверств. Незаметно я свернул в узкую улочку между двумя домами. Неожиданно раздался женский вскрик. Передо мной появилась молодая девушка, которая пряталась от беспощадных солдат за кучей мусора в этом темном переулке. Ее испуганные глаза умоляюще впились в меня. По красивому смуглому лицу катились слезы. Она упала на колени, и что-то заговорила на непонятном языке. Через несколько мгновений она униженно целовала мои ноги.

- Не надо. Остановись. Я не трону тебя.  

Внезапно в другом конце улочки появился солдат в красных от крови доспехах и, завидев девушку, бросился к ней. За ним следовало еще десять рыцарей с окровавленными мечами и безумными от похоти глазами. Первый, подбежав к девушке, резко рванул ее за плечо, повалив в кучу мусора. Взобравшись на жертву, насильник стал срывать с нее одежду. Девушка не сопротивлялась и не кричала. Ее испуганные глаза по-прежнему с мольбой смотрели на меня. Подошли другие и начали поторапливать своего товарища, изнемогая от желания в ожидании своей очереди.

Я подошел к насильнику и за плечи оттянул от девушки.

- Эй! Ты что? – тот схватился за меч.

- Оставьте ее! – прокричал я.

- Сам попользовался, теперь, будь добр, не мешай и нам развлекаться с этой куколкой, - раздосадованный солдат вновь взгромоздился на девушку.

Другие хохотали.

Не долго думая, я ударил насильника ногой по лицу так, что он отлетел от жертвы на несколько шагов. Губы солдата тут же обагрились кровью.

- Ах, ты дьявол! – взвыл он и бросился на меня.

Я хотел встретить противника ударом меча, но его товарищи, про которых я совсем забыл, напав сзади, повалили меня на землю. Я сразу же почувствовал, как десять пар ног впиваются в мое тело. Незакрытые доспехами места пронзила острая боль. Из ссадин на лице текла кровь. Я постарался закрыть голову руками.

- Ладно. Хватит с него, - услышал я.

Оставив меня окровавленного лежать  в грязи, они двинулись к девушке, где их товарищ, плюясь кровью, уже выл от вожделения. Бедняжка по-прежнему не подавала признаков жизни, только слезы быстро стекая по лицу, падали в кучу мусора под головой. Солдаты остановились рядом с ней, не пряча мечи в ножны и наблюдая за мной.

Я попытался приподняться. Избитое тело кричало от боли, но, преодолев ее, я встал на ноги. Неподалеку лежал арбалет, который выпал из моей сумки, когда я падал. Быстро вложив в него стрелу, я наставил свое оружие на насильников. Те медленно двинулись ко мне.

- Э, не глупи. Ты ж не убьешь никого из своих товарищей ради этой грязной мусульманки?

Я заметил, что они стараются незаметно окружить меня. Глупцы! На такой-то узкой улочке.

- Ты помнишь, что делают с убийцами в армии, – сказал один из моих противников.

Я понял, что не смогу одолеть их. Девушке не миновать злой участи. Я быстро взглянул на нее. Ее голова дергалась от судорожных толчков мужского тела сверху, глаза по-прежнему были устремлены на меня.

- Будьте вы прокляты! – крикнул я и, повернув оружие, выпустил арбалетную стрелу девушке в лоб.

Насильник вскрикнул. Его товарищи остановились в замешательстве. Девушка была мертва. На мгновение все замерло. Казалось, остановилось само время. Затем, опомнившиеся солдаты, ринулись ко мне.

- Вы ведь не тронете своего товарища из-за этой грязной мусульманки, а?! – выплюнул я со злостью и, повернувшись, пошел прочь.

Никто не стал меня преследовать.

Я брел по Иерусалиму и встречал лишь разрушение и смерть. Повсюду валялись мертвые тела. Некоторые из них были настолько изувечены, что невозможно было узнать, кому то или иное тело принадлежало: мужчине или женщине. Везде была кровь. Она была на земле, на стенах, на опустевших окнах некогда богатых домов. Казалось, что она витает в самом воздухе. Кругом – тела со скрюченными руками. Неестественно вывернутые ноги, безносые головы с пустыми глазницами и щеками красными от крови. В стороне – безжизненное тело девушки с дерзко задранной юбкой. Ее кожа такая белая, такая нежная. Откуда здесь в самом центре ада, взялась эта невинность, это совершенство. Я не мог разглядеть лица из-за вороха одежд, которыми насильник опутал ее голову, когда душил, но я был уверен, что оно прекрасно. Оно сведет меня с ума, если я увижу его. При виде этого поруганного ангела с белой кожей в самом центре ада мне становилось ужасно больно. Я хотел плакать… Или драться… Упасть на колени… Или же ринуться в одиночку против целого мира.

Белая кожа… Я видел, как по ней струиться вода. Почему вода? Не знаю. Но от этого видения веяло жизнью, юностью, красотой. Я видел, как прозрачные струйки огибают плавные неровности молодого женского тела. Куда исчез этот запах весны? Почему на губах я чувствую лишь соленый привкус крови? Белая кожа…

Я шел дальше. Впереди болтался подвешенный к балке безногий труп некогда почтенного старца. Из двух культей бежала кровь. Внизу на мостовой, она превращалась в красную реку, которая устремлялась к стоку, где смешивалась с отходами.

Пройдя немного вперед, я выбрался на небольшую площадь. На ней тоже лежал отпечаток смерти.

- Пьер! - услышал я свое имя.

Кричал Жюль, воин из моего отряда, с которым я прошел от самой Тулузы до Иерусалима. Мы знали друг друга с самого детства. Жюль был очень вспыльчив и не сдержан и потому я старался держаться от него подальше, когда он не в духе.

- Где ты пропадал? Мы искали тебя, - Жюль стоял в дверном проеме одного из домов.

Выбитая дверь уныло валялась неподалеку.

Тут же появилось еще пятеро моих товарищей: набожный Рюи, добродушный молчун Морис, неразлучные Клод и Маро, а также  здоровяк Косе со своим двуручным мечом.

- Скорее Пьер. Мы, кажется, нашли тайник.

С безразличием я присоединился к друзьям.

Внутри царил полумрак. Кроме нас тут больше никого не было. Видимо семья покинула дом.

- Посмотри, что мы нашли, - Жюль указывал на странную дверь в полу. – На ней стоял сундук. Мы тянули его и случайно наши эту дверь. Здесь нет замка. Возможно, она заперта изнутри. Сейчас ребята попробуют прорубить ее топорами.

Появились Морис и Клод с огромными секирами в руках и начали кромсать дверь. Она, как и весь пол, была выполнена добротно, и потому рыцарям пришлось как следует постараться, прежде чем перед ними появилась черная дыра.

Жюль зажег факел и, держа меч наготове, спустился вниз.

- Сюда! Здесь какой-то туннель, - позвал он.

Мы последовали за ним. Внизу и в самом деле был настоящий туннель, который под углом уходил куда-то вниз.

- Посмотрим, какие богатства прячут здесь богомерзкие мусульмане, - Жюль довольно усмехнулся в длинные усы и двинулся вперед.

Через мгновение мы скрылись во мраке подземелья.

Подземный ход был выполнен на славу; пол, потолок и стены были аккуратно уложенные камнем. В высоту туннель был около шести с половиной футов, поэтому мы шагали, выпрямившись во весь рост. В ширину же туннель был довольно узок. Можно было идти только по одному. Повсюду бросалась в глаза ухоженность и отсутствие пыли. За туннелем следили и им часто пользовались.

Мы прошли около пятиста шагов, прежде чем очутились в просторном зале. Свод подпирали четыре больших колонны, покрытые непонятными надписями и символами. Пол и стены, также как и в туннеле, были выложены камнем. Везде наблюдалась та же ухоженность. Зал был пуст.

 Рюи и Косе зажгли еще два факела, и отряд, разбившись на группы, стал рыскать по залу. Я присоединился к Жюлю и Морису. Крепко сжав мечи, мы направились в дальний угол помещения. Вдруг прямо перед нами появился старик. Жюль, не долго думая, ударил его эфесом меча по голове. Старик свалился на пол, волосы на голове тут же окрасились кровью.

- Что это за зал, старый дьявол? Отвечай! – гаркнул Жюль.

Мусульманин молча полз к туннелю, что-то жалобно бормоча.

- Морис, переведи этому безбожнику мой вопрос, - Жюль был раздражен.

Морис выполнил просьбу товарища. Старик пробормотал что-то, продолжая отчаянно ползти.

- Он говорит, что нам сюда нельзя и чтобы мы уходили, - перевел Морис.

- Проклятый старик нас прогоняет? А ну-ка! – Жюль схватил беднягу за ворот куртки и, поставив на ноги, потащил за собой.

Мы шли следом.

Когда мы оказались у противоположной стены, нашему взору предстали небольшие ворота величиной в человеческий рост. Они были выполнены из неизвестного металла и выглядели намного старше зала. Казалось, сначала были установлены они, а потом подле них и для них вырос сам зал. Створки ворот были запечатаны огромной золотой печатью в виде амулета. На нем были изображены четыре концентрических окружности, вдоль каждой из которых тянулись непонятные надписи.

- Золото! Ах ты, старый дьявол! – Жюль и Морис бросились к воротам, подзывая остальных.

Те не замедлили появиться. Все разом принялись отковыривать мечами печать от ворот. Старик испуганно закричал и хотел убежать, но Жюль, опомнившись, ударил его по голове, и пленник потерял сознание.

- Пьер, а ты чего стоишь? Или ты не рад нашей находке? – Жюль недоуменно взглянул на меня.

- Отдай мне старика, - сказал я в ответ.

- Зачем он тебе, глупец? Зачем тебе этот безбожник?

- Он будет моим рабом.

- Ну, как знаешь, старина. Он твой, - Жюль присоединился к остальным.

Я намеривался спасти старика, так как знал, что мои товарищи убьют его, когда он станет им не нужен.

Внезапно я услышал еле различимый шорох в ближайшем углу. Взяв факел у Мориса, я двинулся на шум. Там, обхватив руками колени, сидел мальчишка лет четырнадцати. Опустив голову при моем появлении, он стал нервно всхлипывать.

- Не бойся, - произнес я.

Мальчик поднял на меня большие черные глаза, и я прочел в них ту же мольбу, что и в глазах бедной девушки, которую мне пришлось убить.

- Где ты пропал, Пьер? Так, так, так. Сарацинский щенок, - Жюль, сжимая меч, угрожающе двинулся к плачущему мальчишке.

- Жюль, он - мой, - я встал у рыцаря на пути. – Он - мой. Я первый нашел его.

- Ты хочешь оставить в живых эту тварь?

- Да! – гневно выпалил я.

Жюль остановился, уставившись на меня. Остальные напряженно наблюдали за нами. Жюль молча рассматривал меня, будто изучая, а потом вдруг улыбнулся и сказал:

- Поступай как знаешь, Пьер. Но только, чтоб эта мерзкая бестия не попадалась мне на глаза, - он дружески похлопал меня по плечу и вернулся к воротам.

Я бережно поставил мальчика на ноги и отвел к старику. Тот, завидев безжизненное тело в луже крови, упал перед ним на колени и принялся трясти его, что-то испуганно бормоча. Видимо старик приходился мальчишке дедом.

Послышался радостный крик. Печать, наконец, поддалась, и рыцари, сорвав ее, распахнули ворота. Из черной пасти открывшейся пещеры повеяло холодом, пробирающим до самых костей. Все почувствовали необъяснимый страх. Мальчик и пришедший в себя старик испуганно закричали и прижались друг к другу.

Пещера по ту сторону ворот была намного меньше зала и была совсем не ухоженной. Пол и стены были покрыты толстым слоем пыли и густой паутины. Осветив как следует пещеру, мы обнаружили странные рисунки. На стенах красовались уродливые существа, разрывавшие на части и пожирающие человеческие тела.

- Что за дьявольщина?! – не выдержал Рюи.

Посреди пещеры располагался колодец, откуда веяло мертвым холодом. На потолке, прямо над колодцем, я заметил еще один рисунок, который в десять раз превосходил размерами все остальные. На нем было изображено мерзкое чудовище в нескольких обличьях. Оно словно вползало в грудь к человеку, на лице которого было написано великое страдание и скорбь.

- Живо приведите сюда старика. Мерзавец скажет нам, что это такое. А если нет… - Жюль глянул на свой меч, - пусть прощается с жизнью.

- Он – мой. Ты забыл? – встал я на защиту.

- Пьер, я только узнаю, что это за чертовщина и верну тебе его обратно… в целости и сохранности, - хищно усмехнулся он.

Трясущегося от страха старика бросили перед Жюлем. Морис исполнял роль переводчика.

- Что это за пещера? Где ваша сокровищница? – начал рыцарь.

- Что вы наделали? Теперь мы все умрем… Наши души принадлежат ЕМУ… ОН пожрет нас… Нам конец… Ничто не спасет нас… - нервно бормотал старик.

- Еще раз спрашиваю, старый болван: где сокровищница вашего мерзкого божка?! Отвечай! – Жюль был вне себя от бешенства.

- Мы все уже мертвы… Мы в ЕГО власти… - продолжал старик.

Мальчик тихо плакал.

- Ах, ты тварь! – Жюль выхватил меч и рубанул старику по горлу.

Слова утонули в брызгах крови. Солдат махнул мечом еще раз, и отрубленная голова полетела в колодец. Мальчишка вскрикнул. Я бросился к Жюлю и ударил его по лицу, свалив на пол.

Внезапно из колодца донесся глухой вой, словно где-то далеко сотни людей стонали от жуткой боли. Затем крик. Крик зверя, нашедшего добычу. Из колодца вырвался ураган, затушив наши факелы. Пещера погрузилась во тьму. Потом все стихло. Неожиданно послышался крик одного из наших товарищей, а потом и он потонул во мраке.

Казалось, напряженная тишина длиться целую вечность. Затем загорелся факел, и я увидел Мориса, который крепко сжимал в правой руке спасительный источник света.

Зажгли еще два факела.

- Где Клод? Куда пропал Клод? – в ужасе кричал Маро. – Я слышал его крик…

Рыцари обыскали всю пещеру, но пропавшего нигде не было.

- Наверное, в темноте угодил в колодец, - сказал Жюль, потирая разбитую губу.

- Надо убираться отсюда. Это дьявольское место, - Косе двинулся к воротам.

- Да… И возьмем с собой вот это, - Жюль указал на золотую печать.

Пока рыцари возились с печатью, я подошел к мальчику. Тот испуганно вцепился мне в руку и заплакал.

***

            В это время толпа разъяренных крестоносцев ворвалась в Соломонов храм, где в надежде спасения пряталось около десяти тысяч мусульман. Исполненные ярости, воины набросились на неверных и не успокоились до тех пор, пока не вырезали всех до последнего ребенка. После, в доспехах, покрытых кровью женщин, стариков и детей, крестоносцы встали на колени перед храмом, вознося Богу благодарственную молитву.

***

            Грабеж и убийства продолжались еще несколько недель. Крестоносцы рыскали по округе, находя и уничтожая разрозненные группки мусульман. В пустыне потекли реки крови. Ночами мне не давали покоя крики, что доносились из палатки для пыток. Непонятная злость охватывала меня. Я начинал презирать тех, кого некогда называл своими товарищами. Их жестокость, злоба и алчность, открывшиеся мне во время похода, вызывали во мне отвращение к окружающим меня людям. Я видел этих мерзких животных, получающих удовольствие от чужих страданий, от мучений детей и женщин. Видел их тупые глаза, жаждущие богатства. Видел, как они преклоняют колени перед Господом, топча ногами его заветы и святыни. Видел всю эту мерзость и понимал, что они не заслужили того, чтобы жить, терзая землю своей жестокостью.

            Спасенного мною мальчика, я всегда держал при себе, чтобы никто не мог причинить ему вреда. Я заметил в нашем лагере других мусульман. Многие воины были рады заполучить живую игрушку для своих развлечений, кем-то, как и мной двигала жалость.

Я попросил Мориса побыть на время моим переводчиком и поговорил со своим мальчишкой. Оказалось, его зовут Надир. Тот старик, которого убил Жюль, как я и догадался, был его дедом – уважаемым в Иерусалиме человеком. По  словам моего пленника, Абу Фирас (так звали старика) присматривал за «Пещерой Скорби», где за печатью, что мы взломали, содержался некий злой дух. Абу Фирас готовил Надира занять его место после смерти и поэтому много рассказывал своему внуку о пещере и о ее жутком обитателе.

            Во время повествования мальчик вздрагивал и начинал стонать, а потом повторял слова своего деда, говоря, что смерть идет за нами и что все мы уже мертвы. Я хотел узнать больше об этом злом духе, но Надир был сильно напуган, и ответом на мои вопросы было бормотание о великих муках и вечной смерти.

            Я не верил рассказам мальчика о языческом демоне, обитавшем в глубоком колодце в «Пещере Скорби», считая, что эта история была придумана жрецами, чтобы запугивать бедный народ. Но, несмотря на это, меня терзали сомнения, ставя передо мной множество вопросов, на которые я не мог найти ответов. Меня беспокоило таинственной исчезновение Клода и жуткий крик, который мы слышали в пещере. Многому я не мог найти объяснения, но напрочь отказывался верить в сверхъестественность произошедшего с нами.

             Через несколько дней прискакал гонец из Эдессы, и часть нашего воинства получила приказ вернуться. В эту часть, которая должна была снова пересечь пустыню, входил и я со своими друзьями.

            Первые три сотни отправились в тот же день. Наша же сотня двинулась лишь на следующее утро. Мы должны были нагнать первых через полтора дня пути.

            Когда мы выступали, я заметил, что с нами нет Жюля. Я спросил о нем Мориса. Оказалось, что по необъяснимым причинам Жюль вынужден был задержаться в Иерусалиме.

            - Он просил передать, чтобы мы не волновались и что он вскоре присоединится к нам.

            После того случая у колодца отношение Жюля ко мне нисколько не изменилось. Он вел себя так, словно мы вовсе и не ругались, и мне казалось, что он забыл о том, что я тогда приложился к его лицу. В последнее время Жюль часто смеялся и подшучивал надо мной, особенно если дело касалось заботы о так называемом мусульманском отпрыске. Я искренне надеялся, что мой товарищ не держит на меня зла, и наша крепкая дружба не дала трещины.

- Будем надеяться, - сказал я.

(продолжение ниже)