(продолжение)
Я снова очутился в коридоре, и теперь мне пришлось войти в то помещение, где я еще не был и, где до этого скрылся человек, облаченный в черную мантию.
Войдя, я оказался в огромном зале, который был освещен сотнями свечей, собравшихся здесь людей. Стены зала были отделаны темно-красным бархатом, что придавало ему очень богатый вид. Высокий свод, подпирался двумя рядами толстых колонн, выполненных в готическом стиле. Стены были увешаны мрачными картинами. В некоторых из них я узнал репродукции гравюр Гюстава Доре к «Потерянному раю» Джона Мильтона и «Божественной комедии» Данте. Все картины, так или иначе, были связаны с дьяволом или с грехопадением.
В тусклом свете я смог разглядеть несколько коридоров, уводящих из зала. Над ними были таблички с какими-то надписями. Некоторые из них мне удалось прочесть. Вот они: «Похоть», «Насилие и жертва», «Гордость», «Ненависть», «Мистерии» и «Мудрость». Куда вели эти коридоры, и для чего предназначались, оставалось для меня загадкой. Наряду с перечислением грехов здесь присутствовало и слово «мудрость», а также «мистерии», которые никак не вписывались в общую картину.
Внезапно у дальней стены зала вспыхнули факелы, осветив высокую трибуну. Все замерли. Шум прекратился. Я слился с толпой и, надвинув капюшон на голову, воззрился вперед.
На трибуну медленно поднимался высокий человек. Он, также как и все, был облачен в черную шелковую мантию, но свечи у него не было. Его голова была не покрыта капюшоном, и потому я смог разглядеть его. Длинные черные волосы, борода как у священнослужителя и серые глаза, пронизывающие тьму своим холодом – все это производило какое-то неприятное впечатление. Незнакомец еще не заговорил, но мне показалось, что я уже знаю его. И то, что я о нем знал, отталкивало меня.
- Из сей бесплодной пустыни стали и камня я возвышаю свой голос, дабы смогли вы услышать его, - начал незнакомец властным голосом, который громким эхом разносился по залу. – Востоку и Западу я подаю знак. Северу и Югу я даю знать: Смерть слабым, богатство сильным! Откройте глаза, дабы видеть, о, люди, чей разум заплесневел; слушайте меня! Ибо я восстаю, чтобы бросить вызов мудрости мира; подвергнуть испытанию "законы" Человека и "Бога"! Я испрашиваю суть его Золотого Правила и хочу знать, зачем нужны его десять заповедей. Ни перед одним из твоих печатных идолов я не склоняюсь в смирении и, тот, кто изрек "ты должен", есть мой смертный враг! Я погружаю свой указующий перст в водянистую кровь твоего бессильного сумасшедшего Спасителя и пишу на его иссеченном терном челе: Вот ИСТИННЫЙ принц зла - царь рабов! Ни одна седая ложь да не станет правдой для меня, ни одна удушливая догма да не стеснит мое перо! Я освобождаюсь ото всех условностей, которые не ведут к моему земному благополучию и счастью. Я воздвигаю в неумолимом посягательстве знамя сильных! Я впериваюсь в стеклянный глаз твоего страшного Иеговы и тяну его за бороду; я воздымаю топор и вскрываю его изъеденный червями череп! Я выбрасываю содержимое философски отбеленных гробниц и смеюсь с сардонической яростью!
Он рассмеялся и, казалось, что от его хохота у меня трясется сердце. В его словах я узнал строки из «Сатанинской Библии» Шадор ЛаВея, но незнакомец не произносил их, а словно был самими словами, что витали в воздухе, врываясь в сердца и мысли собравшихся.
- Соберитесь же вокруг меня, о, вы, презревшие смерть; и сама земля станет вашей! - обладайте же ею и владейте! – продолжал незнакомец. – Слишком долго руке мертвеца дозволено было стерилизовать живую мысль! Слишком долго правое и неправое, добро и зло были извращены лжепророками! Ни одно вероучение не должно приниматься на основании его "божественной" природы. Религии должны быть подвергнуты сомнению. Ни одна моральная догма не должна приниматься на веру, ни одно правило суждения не должно быть обожествлено. В моральных кодексах нет изначальной святости. Как и деревянные идолы далекого прошлого, они - плод труда рук человеческих, а то, что человек создал, он же может и уничтожить!
"Любите друг друга", - сказано в высшем законе, но что за смысл вложен в эти слова? На каком рациональном основании покоится этот стих любви? Почему я не должен ненавидеть врагов моих; ведь если я "возлюблю" их, не отдаст ли это меня в их власть? Естественно ли для врагов творить добро друг другу, и ЧТО ЕСТЬ ДОБРО? Может ли изорванная и окровавленная жертва "любить" омытые кровью челюсти, что разрывают ее на части? Не являемся ли мы все инстинктивно хищными зверьми? Если люди перестанут охотиться друг на друга, смогут ли они продолжать свое существование?
Стань Ужасом для противника своего, и, идя путем своим, он обретет достаточно опыта, над коим следует поразмыслить - этим заставишь ты уважать себя во всех проявлениях жизни и дух твой, - бессмертный дух твой будет жить не в неосязаемом раю, а в мозгах и сухожилиях тех, чьего уважения ты добился.
Жизнь есть величайшая милость, смерть - величайшая немилость. И, посему, надо прожить большую часть жизни - ЗДЕСЬ И СЕЙЧАС! Нет ни небес в сиянии славном, ни ада, где жарятся грешники. Здесь и сейчас день наших вечных мук! Здесь и сейчас наш день наслаждения! Здесь и сейчас наш шанс! Выбери же этот день, этот час, ибо спасителя нет! Скажи сердцу своему: "Я - сам себе спаситель!"
- Я - сам себе спаситель! – пронеслось по залу.
Я сдержался, чтобы не улыбнуться. Такие люди как этот оратор, цитирующие других, и живущие мыслями своих гуру, всегда вызывали у меня смех. Невольно я чувствовал их ниже себя, ниже их учителей, которым они пытались подражать. Эти «подражатели» очень часто были прекрасными актерами, которые могли исполнить роль учителя, лучше его самого, но, по сути, они всегда пусты. Они как искусственный цветок в сравнении с живым. Они лишь удачная копия и всё.
- Ваша жизнь в ваших руках, - продолжал оратор, - она – свеча. Вы вольны затушить ее, и вольны дать ей сгореть до конца, истратив себя. Что же вы сделаете? Что вы выберете жизнь или смерть? Берегите пламя свечи своей, если хотите жить. Помните, что вместе с пламенем угаснет и сама жизнь. Вас не станет, и все, что вы хотели совершить и не совершили, растает во мраке. Берегите свет своей жизни!
Я удивился. Это было что-то новое. Аллегории со свечой я не встречал у ЛаВея. По-видимому, это было личным изобретением самого оратора. Где-то в глубине сознания, я почувствовал некую угрозу, словно моя жизнь и вправду зависела от пламени свечи, которую я держал в руках.
- В этот вечер вы можете воплотить свои самые сокровенные желания. Вы можете дать волю своим чудовищам, которых вам приходилось все время держать на цепи. Вы можете позволить себе воплотить в жизнь свои самые запретные сексуальные фантазии. Вы можете испытать боль, если захотите, и сможете причинить боль, если пожелаете. Все, что вам запрещало общество, мораль и закон, вы можете реализовать здесь – на лоне Сатаны. Но не забывайте о пламени жизни вашей, которое не должно погаснуть, ибо вместе с вашей свечой померкнет и ваша жизнь. А теперь идите, друзья мои, и пусть каждый из вас следует за своим сердцем.
После этих слов толпа оживилась, и люди стали расходиться по коридорам, которые я заметил ранее. Я решил обойти их все, для того, чтобы узнать об этом культе как можно больше. Для начала я направился к ближайшему коридору, над которым красовалась надпись «Похоть».
Внезапно меня кто-то толкнул, и я чуть не выронил свою свечу.
- Извините. Прошу прощения. Простите.
Я обернулся и увидел невысокого молодого парня, который нечаянно налетел на меня и теперь извинялся. У него были светло-русые волосы и борода без усов. Ярко-голубые глаза умоляюще смотрели на меня.
- Ничего страшного, - ответил я.
- Простите…
- Я же сказал: ничего страшного.
- Вы должны помочь мне, - внезапно сказал он, схватив меня за руку. – Вы должны помочь мне.
- Вы напуганы. Что с вами? Вам кто-то угрожает?
- Я в опасности. Помогите мне. Я в очень большой опасности.
Я взял его за плечи и попытался успокоить:
- Все в порядке. Здесь много людей. Вам никто не причинит вреда. Вы в безопасности.
- К черту все! – внезапно вспылил незнакомец, сорвав мои руки со своих плеч. – Вы не понимаете, о чем говорите! Все мы в большой опасности. Никто не видит… Все словно ослепли. Помогите!
Неожиданно он запнулся и стал к чему-то прислушиваться, потом, достал что-то из складок свой мантии и протянул мне:
- Возьмите это. Мне нужно уходить… Они рядом.
Я принял из его рук какую-то металлическую безделушку.
- Кто ОНИ? Кто вам угрожает?
- У меня нет времени. Я в опасности. Я должен бежать. Помогите мне. Помогите всем нам. Помогите нам увидеть…, - сказал незнакомец и скрылся в коридоре с надписью: «Насилие и жертва».
«Что за больной тип?» - подумал я и взглянул на то, что он мне дал. Передо мной была маленькая, по виду медная, безделушка в виде какой-то птицы. Внимательно присмотревшись, я понял, что это пеликан.
«Что за чертовщина?»
В недоумении я двинулся к выбранному мной коридору. Коридор был не длинным. За ним была довольно большая комната, выполненная в стиле барокко. Оказавшись там, я замер, пораженный увиденным. Как и главный зал, комната была выполнена великолепно, но не это так поразило меня.
Первое, что я увидел это потное лицо темно-русой девушки с пустыми зелеными глазами, которая стояла, упершись руками в стену, и томно смотрела куда-то сквозь меня. Ее голое тело раскачивалось от толчков мужского тела сзади. Каждый раз, когда, довольно кряхтя, мужчина погружался в ее лоно, она издавала стоны удовольствия. Крепкими руками он массировал ее ягодицы, время от времени запуская между ними свои пальцы, от чего стоны женщины становились громче и она начинала царапать ногтями стену. Внезапно лицо мужчины исказилось, став похожим на оскал дикого животного, он грубо схватил девушку за талию, и его толчки стали глубже и резче. Она закричала от блаженства и принялась совершать встречные движения. Мужчина освободил одну руку и, не останавливаясь, стал гладить шею и лицо девушки. Найдя его пальцы, она взяла один из них в рот и, закрыв глаза, стала сосать его…
Комната просто кишела обнаженными, преисполненными страсти телами, которые, находя друг друга, полностью отдавались во власть своих сексуальных фантазий. Кто-то, не желая делиться своей любовью с другими, уединялся в темном углу со своим партнером или партнершей, превращая этот угол в бездну страстных стонов и криков. Я видел мужчин, которые совокуплялись с мужчинами и женщин, которые своими языками и трепещущими пальцами доводили других женщин до исступления. Я видел, как трое мужчин, овладевают одной женщиной, и видел, как после, стоя на коленях, она с великим упоением пьет их семя. Эти сцены возбуждали и в то же время вызывали невольное отвращение. То, что я иногда видел в неожиданных фантазиях, в реальности выглядело ужасающе. Запах пота и семяизвержений, по животному судорожно дергающиеся тела, трясущиеся бедра женщин и хлюпкие удары тела о тело – все это напоминало мне оргии из произведений Маркиза де Сада. Все это притягивало, звало, обещая небывалые земные наслаждения, и в то же время отталкивало.
Бесстыдно виляя обнаженными бедрами, ко мне подбежала молодая девушка с пухлыми чувственными губками и, не дав мне опомниться, страстно прижалась к моей груди. В то время как она целовала мою шею, я чувствовал, как ее рука проникает ко мне под мантию и касается бедра. По моему телу пробежала дрожь. Опомнившись, я отстранился, останавливая ее предупредительным жестом. Она удивленно уставилась на меня ничего не понимающим взглядом, а потом фыркнула и присоединилась к ближайшей группе голых тел.
- Впечатляет, не так ли?
Я обернулся и увидел того самого оратора, который около пятнадцати минут назад зачитывал с трибуны учение Антона Шадор ЛаВея.
- Может быть. Напоминает фильм Стэнли Кубрика «С широко закрытыми глазами», - ответил я.
- Почему ты не идешь к ним? - спросил незнакомец.
- Мне это не нужно. У меня есть человек, которого я люблю. И мне не нужен никто кроме него.
Незнакомец стрельнул в меня своими холодными глазами и сказал:
- Вся прелесть свободного человека заключается в том, что он волен делать выбор. Мы не навязываем полигамной любви и разврата. Мы лишь даем этот разврат тем, кому он необходим. «Хочешь, люби одного человека, а хочешь, люби многих. Поступай, как велит тебе твое сердце» - так гласит одна из заповедей Сатаны. Кстати, меня зовут Александр, - незнакомец протянул мне руку.
- Меня зовут Никита, - я ответил на рукопожатие и тут же вспомнил, что, утратив осторожность, назвал свое настоящее имя.
- Тогда почему же ты здесь, Никита? Почему ты выбрал эту комнату, если любовь этих женщин и мужчин тебе не нужна?
Я не решил врать и сказал правду.
- Мне было интересно.
- Интересно? - повторил Александр. – Любопытство – одно из самых веских доказательств жизни. Оно – двигатель прогресса.
- Двигатель прогресса? Или же то из-за чего мы попадаем в мышеловку?
- Хорошее замечание, - Александр потер длинными пальцами подбородок. – Какова же твоя комната, если не эта?
- Не знаю. Разве человек не может быть нормальным? Разве каждому могут быть необходимы эти ваши комнаты.
Я удивился своей неожиданной смелости.
- Нормальным? – казалось, Александр с трудом прожевывает это слово. – А видел ли ты сам нормальных людей?
Я задумался, перебирая в голове всех своих знакомых и не находил не одного, кто был бы полностью доволен жизнью и уравновешен, я не находил ни одного, в ком бы не скрывалась злая сила и тайные желания, отравляющие жизнь.
- Нет.
- А ты? Ты нормален?
Я хорошо знал себя.
- Нет.
- А ты умен, Никита. Мне нравиться, что ты способен непредвзято мыслить.
- В этом моя несвобода.
- Тогда какова же твоя комната? Ответь мне, если ты не боишься обнажить свое сердце, подобно этим женщинам и мужчинам, которые не страшатся обнажать свое тело. Именно для этого и существует этот дом Сатаны, эта «Церковь Света», где каждый может обнажить себя и дать волю своей сущности. Всю жизнь, мы прячем глубоко в себе то, что не принято обществом и моралью, то, что запрещает нам Бог. И от этого страдаем, потому что чем глубже мы прячем своих чудовищ, чем меньше даем им свободы, тем они становятся сильнее и что хуже всего злее и извращеннее. Пойдем со мной, я кое-что покажу тебе.
Я последовал за Александром, который вошел в следующий коридор с надписью «Насилие и жертва». То, что я увидел здесь, поразило меня еще больше, того, что я увидел в комнате похоти. В то время как там люди предавались сексуальному наслаждению, здесь они удовлетворяли порывы жестокости и получали удовольствие от боли. Я увидел мужчин и женщин, кого прикованного наручниками к стене, кого голого со связанными руками за спиной или привязанного к стулу. Все они стонали от вожделения, когда другие причиняли им боль всевозможными средствами, утоляя свою ярость и склонность к насилию. По лицам жертв текла кровь, а они смеялись, когда их палачи насиловали их, продолжая избивать и дергать за волосы. Самым ужасным было то, что как жертвы, так и их мучители испытывали сексуальное возбуждение от своей роли. Я видел, как какой-то мужчина извергал семя, в то время как другой продолжал бить его палкой по спине и ягодицам. Я видел, как обнаженные женщины садились на лицо связанных по рукам и ногам мужчин и, нанося им удары палками по животу и паху, доводили тех до исступления от удушья и боли.
В воздухе смешался запах крови и семени. Он словно невидимый призрак носился по комнате, врываясь в раздувшиеся от вожделения ноздри насильников и их жертв. Кровь… Боль… Дикий смех… Крик страдания и удовольствия… И снова смех…
Я не смог долго смотреть на это и отвернулся.
- Ты испытываешь к ним отвращение? – сказал Александр, положив мне руку на плечо. – Но кто же виноват, что они рождены такими. Кто вложил одним из них жестокость, а другим жажду боли, которую они вынуждены подавлять? Кто? Бог? Космический разум? Если так, то Бог – самое жестокое существо во вселенной. Почему эти люди вынуждены подавлять в себе заложенные в них от рождения склонности, которые лишь крепнут и со временем обретают власть над человеком. Как же, по твоему, появляются убийцы и сумасшедшие? Они появляются, когда неудовлетворенное подавленное чудовище берет власть над человеком, превращая его в свое орудие. Но если бы людям позволяли давать выход своим так называемым аморальным склонностям, то было бы меньше этих зверей, потому что сытая собака никогда не озвереет и не нападет на хозяина. Эти люди созданы друг для друга. Садисты и мазохисты, кажется, так называет их общество? Почему же им не дают помочь друг другу?
Взгляни вон на ту женщину, что бьет связанного мужчину ногой. Она очень любит своего мужа и потому не может проявлять свою врожденную склонность к насилию по отношению к нему. Знаешь, чем это чревато? Когда-нибудь она бы, возможно, убила бы своего мужа или сошла бы с ума. А теперь, удовлетворяя свою склонность здесь, она – любимая жена, добрая мать и уважаемый член общества. Она спокойна и удовлетворена. Она никогда не будет сгонять свою необъяснимую злость на детях и муже. После сегодняшнего вечера эта женщина вернется домой и будет той, кого нынешнее общество называет нормальной. Разве высокую цену она платит за то, чтобы быть нормальной? Скажи!
Я промолчал.
- Какова же твоя комната, Никита?
- Я не знаю, - ответил я. – Здесь такой комнаты нет. Она там за стенами этого большого дома и никто кроме меня самого не может подарить мне ее.
Я окинул взглядом потолок и стены комнаты «Насилия и жертвы» и сказал:
- Здесь ее нет… Я только недавно понял своего зверя. Я перестал считаться со своим мнением, предав себя. Сознательно я делал все для других и ради других. Я молчал о своих чувствах тогда, когда боялся обидеть окружающих. Я очень часто поступался собой, обращая всего себя на окружающий мир и людей. Я прятал свои собственные желания глубоко в себе за толстыми стенами и делал все, чтобы исполнить желания дорогих мне людей. А теперь моя сущность мстит мне. Она восстает во имя равновесия и любыми способами пытается обратить мой взор, мои желания на себя самого. Поэтому я часто страдаю от необъяснимого чувства жалости к себе, поэтому все мои бескорыстные дела превращаются в красование собой, а вся моя любовь – в себялюбие. Я понял, что все мы ошибаемся, когда в заповеди: «Возлюби ближнего своего, как самого себя» обращаем внимание только на вторую часть. Потому что только из нормальной полноценной любви к себе может родиться любовь к другому человеку. Нет, Александр, моей комнаты здесь нет.
- А где же твоя комната? Где она?
- Она… - я приложил указательный палец ко лбу, почувствовав некое умиротворение, - она здесь.
Внезапно, я услышал крик:
- Мертв! Мертв! Он мертв. Убили!
Кричала женщина, указывая на самый дальний угол дрожащим пальцем. Александр поспешил к ней. Я последовал за ним. Все присутствующие тут же прекратили свое занятие и испуганно замерли.
- Успокойтесь, - оратор нежно погладил девушку по голове, – Объясните, что произошло?
- Убили…Убили… Он мертв… Там… Мертв.
Бедняжка вся тряслась от страха. Мы направились к темному углу, в сторону которого она продолжала тыкать колотящейся рукой.
То, что мы там увидели, повергло меня в шок. На полу лежало тело с неестественно вывернутыми конечностями. В сердце торчала коричневая рукоять охотничьего ножа. Мертвому выкололи глаза, и теперь пустые глазницы плакали кровью. Но самое ужасное было то, что в распростертом на полу теле, я узнал незнакомца, который дал мне медный кулон в виде пеликана.
- Смерть. За ним пришла смерть. Он затушил свечу… - услышал я чей-то шепот сзади.
Присмотревшись, я нашел рядом с телом погасшую свечу.