(продолжение)

- Ну что ж, - орк ласково погладил флейту, - начнем. Я был одним из Перворожденных, - Азхгур улыбнулся, как улыбаются те, чей взор обращается к приятным воспоминаниям. - Я был квенди из третьего поколения. Мы называли стариками тех, кто родился до нас, хотя они и выглядели не старше нас. Эльфы вечно молоды. Но только внешне. Внутри же они стареют также как и все остальные. Не мне тебе говорить, ты и сам все знаешь.

            Старейшиной нашего селения был Эленихин. Он был одним из первых квенди. Все считали его мудрым и справедливым. Эленихин обладал недюжинной силой и яркими глазами. Все, кто встречал его первый раз, уносили с собой воспоминание о синих холодных, словно свет далеких звезд, и в тоже время ослепительно пылающих безднах. Старейшина имел очень большую власть над квенди. Одни его уважали, другие побаивались, но слушались все. Он старался быть добрым и приветливым, но в этой доброте и приветливости была некая жесткость. Когда я был еще очень маленьким, мы с другими детьми решили подшутить над ним. Найдя в лесу небольшую березу, мы выкопали ее и принесли к его дому.

Эленихин сидел и что-то мастерил. Я и еще трое мальчишек подняли дерево и начали раскачивать перед окном, изображая буйство ветра. Мы хохотали, представляя изумление старейшины. Но внезапно, я увидел, что качаю березу один, а пятки моих соучастников сверкают около озера. Я растерялся, а выскочивший на улицу Эленихин, схватил меня за руку и поволок в свой дом. Обливаясь слезами, я умолял его отпустить меня, а он, втащив меня в свою комнату, усадил на большой дубовый стул и заставил смотреть, как он работает. Его инструменты наводили на меня ужас, и я весь дрожал. А он молча делал свое дело, и от этого молчания становилось еще ужасней. Когда к нему заходили квенди, кто спросить что-то, а кто одолжить муки или соли, я жалобно смотрел на них, умоляя забрать меня отсюда, а они проходили мимо, словно я был лишь мебелью, тем стулом, на котором сидел. Под вечер Эленихин отпустил меня. Я бежал домой, заливаясь слезами облегчения. После этого, я долго обходил дом старейшины стороной. Я боялся встретить его и всегда сворачивал, когда он появлялся впереди. Мой мучитель часто приходил ко мне в кошмарах, и в темноте мне казалось, что его руки тянуться ко мне. Но я подрос и забыл о своем страхе.

Наше поселение тянулось вдоль большого поля. Летом оно было усыпано цветами, а зимой превращалось в белоснежное море. Когда смотришь на эту белесую гладь, она всегда манит. Хочется взрыхлить ее непорочность. Хочется купаться в ней. Мне всегда нравился, скрип, которым отзывался снег на прикосновение обуви, я любил смотреть, как блестит наст, играя со звездным светом. Когда ветер был не так колюч, а мороз не столь беспощаден, мы с друзьями раздевались догола и, вспенивая снег босыми ногами, бежали вперед. Когда кто-то из нас проваливался по пояс, мы смеялись. Бывало, не удержишься и упадешь, скрывшись с головой, а потом, вскочив, падаешь опять. Тогда под хохот товарищей лепишь снежок и кидаешь его в кого-нибудь. Вот, чей-то улыбающийся рот давится снегом, и теперь смеешься ты, и все лепишь и бросаешь, лепишь и бросаешь. А потом, набегавшись и наигравшись, мы валились в снег и, расставляя руки в стороны, смотрели на небо. Пролетали вороны, закрывая своими крыльями звезды, дыхание и биение сердца были настолько быстры, что, казалось, еще немного и тело взорвется, и из груди вырвется птица и устремится в небо. Я всегда лежал молча, а мои друзья довольно кряхтели. Рядом со мной лежало волосатое тело Хонаро. Я удивлялся, почему он такой волосатый. У меня и других квенди волосы росли только на голове. Он же был полностью покрыт жесткой щетиной. Грудь, живот, спина и ноги были щедро усыпаны черными волосами. Лишь только его лицо было гладким, как у остальных эльфов. Мы часто шутили над необычностью Хонаро, а он никогда не обижался. Более того, он гордился своими волосами и утверждал, что именно таким должен быть настоящий мужчина. Когда мы валялись в снегу или резвились как волчата, его тело покрывалось маленькими сосульками. Это выглядело очень забавно, и мы любили дергать за них во время борьбы.

            Мы делали вид, что одни, но на самом деле из окон поселений за нами наблюдало множество пар глаз. Квенди считали нас безумными и в то же время принимали наши выходки как проявление силы воли. Когда я видел, как в окнах появляются лица, говорил Хонаро:

            - За нами наблюдают.

            А он улыбался и отвечал:

            - А тебе то что. Зачтется. Может, какая молоденькая квенди приметит тебя.

            И тогда я старался бежать быстрее, прыгать выше и бросать снежок точнее. Мы говорили друг другу, что делаем это для себя, так и было отчасти, но только отчасти. Со временем, мы начинали представлять лица, следящие за нами, выдумывать их мысли, вздохи и восторги, которые в эти мгновения касались только нас. Сколько же надуманности и лицемерия было в нашей выходке. Но мы были счастливы.

            Належавшись в снегу достаточно, так что ноги и руки начинали неметь, мы шли в селение. Ступни были словно деревянные, а мы раздвигали пошире плечи и чувствовали себя героями. Девушки, в теплых кожаных куртках, улыбались нам, а мы делали вид, что не замечаем их, что полностью поглощены нашими ощущениями. На самом же деле, мы думали только о них. Эти улыбки мы принимали, как лавры победителя и если бы не они, наше удовлетворение было бы не столь полным.

            Тогда я встретил Йавинелле. Она была прекрасна и смела. Она единственная не побоялась подбежать к нам и, схватив меня за голову, поцеловать в губы. Помню, как тогда хихикали ее подруги, а я уже был не победителем, а побежденным. Я смотрел на ее розовые щеки, на ее улыбающийся рот и не мог оторвать глаз. Тогда, она потрепала меня по голове, словно ребенка и сказала:

            - Чего молчишь, или язык проглотил?

            А я не знал, что сказать и потому сказал, что люблю ее.

            С тех пор мы были вместе. Йави, так я звал ее, была нежна и таинственна. Я был без ума от нее. Мы боялись расстаться даже на минуту. Вечером, когда ее родители, ложились спать, я пробирался к ней через окно. Мы старались говорить шепотом, но когда я смешил ее, она забывалась и начинала хохотать. Из-за этого, я несколько раз чуть не попался старому Ильвэ, если бы вовремя не спрятался под кроватью. А утром, я легонько целовал ее в щеку, боясь разбудить, и уходил.

(продолжение ниже)