Мои родители нарекли меня Сулимионом – Сыном ветра, потому что я был самым быстрым, и мои песни были подобны тихой прохладе для уставшего путника. Так говорили мои друзья: Хонаро, Индильдур и Ромелло, так говорила моя Йавинелле, - орк улыбнулся, обнажив желтые клыки. – Она была прекрасна, прекрасна как наша жизнь, как те звезды, что светили нам, как шум дождя и шелест листьев. Да, да. Йави была самой красивой в нашем лесу. И я любил ее, нет, - он замотал головой, - мы любили друг друга.

            Эдельхарн вспомнил Алвирин и невольно потянулся к карману. Азхгур заметил это.

            - Что у тебя там?

            Эльф улыбнулся:

            - Подарок моей любимой – семена меллорнов. Меллорны – это самые прекрасные деревья в Арде, - Эдельхарн вынул сверток и показал собеседнику.

            Орк кивнул и эльф продолжил:

            - Это что-то вроде талисмана, понимаешь? Алвирин верит, что эти семена прорастут там, где я погибну. Этот сверток очень дорог мне.  Не потому, что в нем меллорны, нет. Я бы носил что угодно. Он дорог мне, потому что его подарила моя любимая. А у тебя есть то, чем ты дорожишь?

            - Да, это моя флейта, - орк нежно провел пальцем по инструменту, лежащему у него на коленях. – Она это все, чем я дорожу.

            Эдельхарн понимающе кивнул, и, положив сверток с семенами обратно в карман, спросил:

            - Ты сам вырезал ее?

            - Нет, - Азхгур был полностью погружен в свои мысли. – Мне подарил ее «мастер» – один немой эльф. Многие квэнди смеялись над ним, многие жалели его. «Мастер» пробудился одним из первых, но был лишен голоса. Его звали Улиндо, что означает «Лишенный песни», за то, что он не мог петь. «Мастер» жил один. Как я уже сказал, многие испытывали к нему жалость, но в нем было что-то такое, что отталкивало даже этих сострадальцев. Нечто возвышенное и гордое, нечто, что заставляло нас ненавидеть его.

            Однажды мы сидели у весеннего костра и пели, а Улиндо сидел в стороне и слушал. Внезапно, он резко вскочил и скрылся в темноте леса. После этого происшествия, Йави говорила, что видела слезы на его лице, когда он уходил.

            С тех пор Улиндо стал редко приходить к нашим кострам. Когда же он все-таки присоединялся к нам, то садился, обхватив руками колени, и чему-то улыбался. Мы не понимали его, но не прогоняли.

            Проходило время, и число квэнди росло. Мы полюбили окружающий нас мир, и даже вечная тьма больше не пугала нас. Я стал лучшим певцов в селении и сам Эленихин, наш старейшина, не мог превзойти меня в мастерстве у весеннего костра. Я превратился во всеобщего любимца. Йави и мои друзья гордились мной.

Моя любимая с каждым днем становилась все прекрасней, и мы по-прежнему сильно любили друг друга. В лесной чаще, далеко от озера Куйвиэнн, мы поклялись в вечной любви. Я стал самым счастливым эльфом в мире. У меня был лучший голос, замечательные друзья, а самая красивая эльфийка отдала мне свое сердце. Хонаро, Индильдур и Ромелло негласно признали меня вожаком нашей «четверки», и когда мы отправлялись на охоту или на поиски новых земель, выбирал маршрут всегда я. Индильдур был необычайно силен, Ромелло медлителен и задумчив в противовес вспыльчивому и энергичному Хонаро. А я умел использовать их качества для достижения общей цели.

            Наш маленький отряд открывал много нового в этом загадочном мире. Но чем дальше мы забирались, тем бесконечнее казалась родившая нас Земля.

            Однажды мы забрались очень далеко. Перед тем как повернуть назад, я взобрался на высокий холм, чтобы бросить взгляд на недостигнутые земли. Тогда ко мне подошел Ромелло и, положив руку на плечо, сказал:

            - Придет время, мы отправимся на Запад, и не остановимся до тех пор, пока не достигнем края Арды. Теперь же нам нужно возвращаться.

            - А есть ли он? Есть ли край этого мира, или Арда бесконечна? – ответил я, зачарованно смотря вдаль.

            В ту же ночь я сбежал из нашего маленького лагеря. Мой путь лежал на Запад. Я шел, словно повинуясь неведомому зову. Я не знал, что стало с моими друзьями, вернулись ли они в селение или последовали за мной.

            На третью ночь моего одинокого пути из лесу донеслись странные звуки. Рычание и топот. Внезапно я рассмотрел в свете звезд одинокого всадника. Он махнул рукой, словно подавая сигнал, и тут же из лесу появились жуткие существа. Они двигались словно тени, и я не мог определить их количество. Они набросились на меня. Через несколько мгновений я потерял сознание от боли.

***

            Я очнулся в кромешной тьме. Было ужасно холодно. Очень долго я не мог прийти в себя, вспомнить, кто я и как здесь оказался. Болела голова. Тошнило. Я перевернулся на бок, и меня вырвало. После этого стало легче. Память начала возвращаться, и я вспомнил черного всадника, вспомнил, как какие-то тени вышли из леса и набросились на меня. Я сопротивлялся, но одна из них ударила меня по голове дубиной, и я упал. Теряя сознание, я чувствовал, как мохнатые ноги пинают мое тело. Я закрыл лицо руками, пытаясь уберечь его от когтистых лап. И все... Дальше пустота.... И вот я здесь, во тьме. Один.

            Превозмогая отеки в конечностях, я поднялся. Глаза постепенно привыкали к темноте. Вокруг было пусто. Ноги больно липли к холодному каменному полу. Мне снова стало дурно. Закружилась голова, и я упал на одно колено, упершись рукой в пол.

            Не знаю, сколько времени я провел в этой позе, но мне оно показалось целой вечностью. Боль и тошнота то уходили, то возвращались вновь, обещая разорвать мое тело на части. Когда мне становилось легче, я думал, что это конец, что сейчас я встану и пойду, но мои враги появлялись снова. Я слышал свои стоны, и они казались мне стонами другого существа, будто мой дух уже покинул тело.

            Но вечность боли закончилась. Я хоть и чувствовал себя изнеможденным ею, все же нашел в себе силы, чтобы подняться. С каждым шагом, я чувствовал себя бодрее. С бодростью возвращалась и надежда.

            Я обшарил свою темницу, проверяя каждый уголок, ощупывая каждый камешек, при этом я двигался очень осторожно. Я был в каменном мешке, без окон, без малейших щелей. Единственным выходом была дверь, сбитая из огромных деревянных бревен. Я оказался полностью во власти моих пленителей.

            Завершив свой обход, я сел в углу, который при обследовании показался мне наиболее сухим и чистым, и обхватив колени руками, замер. Я тогда не думал не о чем. Просто сидел молча наедине с темнотой и сомнительными запахами. Я превратился в каменное изваяние, полностью забыв о своем избитом теле.

            Проходило время, а мои тюремщики не давали о себе знать. Может быть, они замуровали меня заживо и теперь единственное, что мне остается ждать это смерть. Я боялся ее. Она казалась в сотни раз холоднее пола, на котором я сидел, намного ужаснее того, положения, в котором я оказался. Я видел несколько раз, как умирали квенди, когда мы охотились, и всегда это было ужасно. Еще сегодня ты разговаривал с ним у костра, шутил, пел и веселился, а вот теперь он лежит, как тюк, набитый сеном, с нелепым выражением лица. И эти глаза... Эти глаза полные тьмы и боли, смотрящие куда-то за пределы жизни. Мы боялись их, и потому всегда закрывали.

            Я очень боялся смерти, и потому решил бороться до конца. Я думал, что если понадобиться, я буду умолять своих пленителей, стоя на коленях, только бы не превратиться в молчаливый тюк с холодными глазами. Только бы еще раз увидеть своих друзей, погреться у костра, пройтись босым по росе перед рассветом. «Не отнимайте у меня жизнь!» - кричало мое сердце.

            Вдруг я услышал скребущийся звук. Я встал и пошел на него. Что это? За мной пришли?

            Неожиданно я увидел впереди нечто черное и невольно отшатнулся.

Крысы! Мерзкие твари были чернее самой ночи. Эти существа нередко появлялись в наших поселениях, и мы всегда жестоко расправлялись с ними. Два существа с длинными хвостами подошли к моим извержениям, и по чавкающему звуку мне стало понятно, что они едят их. Меня чуть не вырвало. Я вернулся на свое место и, усевшись в прежнюю позу, постарался не слышать и не представлять этой отвратной трапезы. Но мой взгляд невольно возвращался в ту сторону, отыскивая в темноте двух существ. Я боялся, что они могут наброситься на меня.

Шло время, а я сидел наедине с моими мерзкими сокамерниками. Закончив есть, они стали носиться по темнице. Одна из них попыталась укусить меня, но я отшвырнул ее ногой. Ответом был пронзительный визг.

Шли часы, за часами дни, а за днями неслась сама вечность. Очень сильно хотелось есть. От безделья я стал вновь обшаривать помещение. Ведь как-то же крысы попали сюда. Мои поиски увенчались успехом. В одной из стен, между двумя камнями я нашел щель размером с кулак. Оттуда веяло нестерпимым зловонием, так пахнут разлагающиеся тела животных. Я попытался увеличить размеры отверстия, но только отбил себе ноги и исцарапал руки. Когда я понял тщетность моих усилий, я вновь уселся на пол, подальше от злосчастной дыры. Очень хотелось спать. Я чувствовал, что голод начинает съедать мои внутренности. Сколько времени я сидел в одиночестве? День, может два, а может и неделю. Не знаю. Мне казалось, что всю жизнь...

Я пытался уснуть, но как только приятное забвение окутывало меня, крысы набрасывались мне на ноги. Я просыпался и отшвыривал их, а они визжали и вновь бежали ко мне. Потом садились рядом, будто выжидая момента, когда я, наконец, сдамся.

Прошла еще целая вечность. Мне казалось, что я схожу с ума. Этот голод, холодный пол и эти крысы, не дающие мне сомкнуть глаз, превратили меня в безумца. Я много раз умолял их не трогать меня.

- Миленькие, дайте мне поспать. Мне так плохо, так больно. Пожалуйста, сжальтесь надо мной.

И ответом мне было молчание двух пар красных глаз.

Тогда я выходил из себя.

- Прочь! Прочь отсюда, пока я не раздавил вас, мерзкие твари! Зачем вы пришли сюда?! Зачем я пришел сюда?! Будьте вы прокляты! Будь, проклята Йавинелле, потому что я не могу лежать с тобой в постели! Будьте, прокляты мои друзья, потому что я не могу обнять вас! Будьте, прокляты все квенди, ведь вы забыли меня! Меня, ваш самый лучший голос! Чтоб вы все гнили здесь также как и я!

И от моей злобы мне становилось легче. Каждое слово, будто снимало тяжелый камень с моего страдающего сердца.

Наступил момент, когда я понял, что если не поем, то умру. От боли в животе, я не мог разогнуться. Тогда из жертвы, я превратился в охотника. Претворившись спящим, я подождал, пока крысы вновь набросятся на мои ноги, а потом, зажав пяткой хвост, одной из них, резко схватил ее. Она грызла меня за руку, а я рычал, нащупывая ее шею. Уцепившись второй рукой за нижнюю часть ее туловища, я быстро крутанул обе руки, сломав крысе позвоночник. Раздался хруст, и передняя полвина жертвы замерла, в то время как задние лапы продолжали дергаться. Со всей силы, я бросил ее на пол и принялся топтать, пока, она не перестала дергаться. После, не осознавая своих действий, я поднял ее с пола и, разрывая на части, принялся к пожиранию. По моему лицу текла теплая кровь моей жертвы, а я упивался ею. В этот момент для меня не было ничего священнее моей жизни.

Когда ошметки кожи и скелет первой крысы упали к моим ногам, я принялся безумно искать вторую. В тот момент мною руководило животное. Я слышал явный приказ выжить и, как верный раб повиновался ему. Я услышал визг у стены, где до этого я нашел щель и бросился туда. Мерзкая тварь судорожно протискивалась в отверстие. Я схватил ее за хвост, и, вырвав из щели, стал бить о стену. Она визжала и пыталась сопротивляться, а я махал рукой и смеялся сквозь слезы. Когда же она замолкла, я сел в угол и как нетерпеливое животное стал рвать ее на части. Я пил кровь, наслаждаясь ее соленым вкусом, вгрызался в горячее мясо, рыча от удовольствия. Если бы кто-нибудь из моих родичей увидел тогда меня, он бы в ужасе бросился бежать.

Насытившись, я повалился на мокрый от крови пол и стал безумно хохотать. Так, извергая из себя дикие звуки, я постепенно уснул.

Не знаю, сколько времени, я пролежал, но проснулся я довольно бодрым, хотя и чувствовал по-прежнему голод. Последние события медленно всплывали в моей больной памяти. Когда же я нащупал окровавленные ошметки у своих ног, меня стошнило. Я вспомнил свою дикую трапезу, и мне стало противно. Воя, я носился по своей темнице. Мне хотелось убежать от себя, чтобы не ощущать этого зловонного запаха из моего рта, не видеть ужасных мыслей в моей голове. Но куда бы я ни бежал, мое тело, мой запах, и мои мысли были рядом. Тогда я свалился на пол и начал плакать.

Меня спасло от отчаяния то, что внезапно я услышал лязг затвора, и яркий луч света резанул мне по глазам. Закрывая лицо руками, и боясь ослепнуть, я медленно встал на ноги.

- Кто здесь? – спросил я. Но ответа не было.

- Помогите мне, – простонал я.

- Эльфийское отродье просит о помощи, - услышал я насмешливый голос.

Кто-то захохотал, и его поддержали другие. Посетитель был не один.

- Что вы хотите от меня? Зачем вы заперли меня?

- Что вы хотите? Зачем заперли? – перекривлял все тот же голос.

По-прежнему, закрывая глаза от яркого света, я подошел и осторожно, словно слепой, стал ощупывать одного из моих мучителей. То, что я ощутил, привело меня в ужас.

- Чудовища! – не выдержал я.

Ответом мне был сильный пинок в живот. Я упал и сложился по полам, хватая ртом воздух. Множество ног стали колошматить меня куда попало. Я чувствовал, как хрустят мои ребра, изо рта лилась кровь. В этом молчаливом избиении было что-то томительно страшное, неестественное. Если бы мои тюремщики бранились, было бы не так ужасно. Но я слышал только напряженное сопение и глухие звуки ударов об мое тело. Вместе со страхом я почувствовал огромную ненависть. Мне хотелось встать и плюнуть им в морду, но я не мог.

- Будьте вы прокляты! – кричал я.

Квенди тогда не знали ругательных слов, а во мне все кипело, хотелось крикнуть что-нибудь оскорбительное, и я не нашел ничего кроме как прохрипеть, захлебываясь собственной кровью:

- Крысы! Мерзкие крысы! Твари! Оставьте меня в покое! Сдохните! Крысы!

И я победил. Они засмеялись. И больше не было этой ужасной тишины. Если бы враги тогда приглянулись ко мне, они бы увидели, что я улыбаюсь.

(продолжение ниже)