С тех пор я жил у Мастера. Маленькая хижина Улиндо находилась далеко от селения, и потому я был свободен от пытливых взглядов квэнди. Мне было непривычно спать в мягкой постели, после тех многих лет, что я провел в темнице и на цепи. Ночами я ворочался не находя себе места и покоя, а уставая слазил с постели и засыпал на полу. Улиндо боялся, что я заболею, и потому убрал с моей кровати матрац и подушку. С тех пор я спал на жесткой деревянной постели, укрывшись теплым перьевым одеялом.

Казалось, моя внешность нисколько не смущала Мастера. Мы жили в одной комнате, ели за одним столом и он вел себя со мной так, словно я был самым обыкновенным эльфом. За это я очень любил его. В его действиях по отношению ко мне не было и тени тщеславия. Он не гордился тем, что забрал меня с цепи. Не знаю, зачем он сделал это. Может, из протеста эльфам, из призрения к их ничтожеству, а может, Улиндо просто сжалился надо мной. Но иногда, мне казалось, что он следует какой-то неведомой цели, и я в его планах играю не последнюю роль.

Каждое утро Улиндо покидал меня, уходя в чащу леса. Я провожал его взглядом, следил за тем, как тает его силуэт в непроглядной тьме, и мне почему-то становилось тоскливо. Тогда я ложился на мокрую от утренней росы траву и смотрел на небо. Потом Мастер возвращался и бесшумно ложился рядом со мной. Так мы и лежали под пение птиц и шепот ветра. Каждый думал о своем, наблюдая за пушистыми облаками. Очень часто в синем небе я видел образ Эли. Ее чистое лицо плыло вместе с облаками. Казалось, она звала меня за собой, тепло улыбаясь черными как ночь глазами. Я погружался во мрак темницы и вновь чувствовал мою Эли рядом с собой. Слышал стук ее сердца и легкий, как утренний ветерок, смех. Ощущал нежное прикосновение, от которого трепетало все тело и от которого хотелось петь и танцевать. Я разговаривал с моей любимой, словно в бреду шевеля губами. А когда какой-нибудь шум, разгонял мои грезы, я замечал, что лежу с закрытыми глазами, и открывал их. Тогда я видел бездонные глаза неба, которые печально смотрели в меня, казалось, что они проникают в самые глубокие и тайные уголки моего сердца. Может, ты не поверишь мне, мой друг, но у неба есть глаза и они очень печальны. Иногда я видел, как они весело смеются, но и в их радости было много печали.

В одно свежее летнее утро Улиндо не покинул меня. Он жестом показал мне следовать за ним. Мы вышли во двор и двинулись к небольшому саду, который располагался за деревянным домиком Мастера. Оказавшись у огромной ивы, печальные ветви которой нежно гладили землю, мы скрылись под ее сенью. Улиндо сел, скрестив ноги и выпрямив спину. Его руки мирно покоились на коленях, ладонями вниз. Глазами, Мастер попросил меня последовать его примеру. Я молча принял такую же позу.

Мне было не удобно. Спина не желала держаться прямо, ноги ныли, упрашивая вернуть их в естественное для них положение. Я закрыл глаза и попытался отрешиться от боли, но так было еще хуже. Я взглянул на Мастера, тот сидел с полуприкрытыми глазами, казалось, вся его сущность излучала покой и умиротворенность.

- Научи меня играть на флейте, - неожиданно для самого себя спросил я.

Улиндо повернулся и, приложив, указательный палец к губам, призвал к тишине. Я попытался снова сосредоточиться, а боль в ногах и спине с каждым мгновением заявляла о себе все настойчивей и настойчивей. Я решил терпеть. Почему-то умиротворенность Мастера внушала мне трепет. Я чувствовал некую тайну, потустороннюю магию, которая пряталась за завесой полуприкрытых глаз Улиндо.

Чтобы не чувствовать боли, я попробовал сосредоточиться на чем-нибудь из окружающего мира. Зеленые ветви ивы слегка поднимались ветром, напоминая распущенные волосы женщины. Я выбрал один листочек и стал следить за ним. Мои глаза убегали за ним, когда ветер подхватывал ветку, и опускались, когда она возвращалась обратно. Я видел каждую прожилку, каждую неровность его поверхности, видел, как солнечный свет ласково ощупывает его, видел, как этот листочек один из тысячи кружится, танцуя с ветром, и этот танец завораживал меня.  Я больше не мог оторвать от него взгляда. Мое сердце кружилось вместе с ним. Я был маленьким листочком, раскачивающимся на ветке, словно на качелях. Я вертелся, трепетал и ударялся о такие же листочки как я. Моя ветка сплеталась с другими ветками, а потом уносилась прочь к новым веткам, повинуясь воле ветра. Меня наполняло что-то огромное. Я чувствовал, что знаю ответы на все вопросы, что я бог и бесконечность раскинулась передо мной огромным покрывалом. Не проси у меня объяснений, мой друг, я не смогу ответить тебе. Разве можно объяснить то, что объяснить невозможно? Я видел, как уходят и приходят. Видел, как день сменяется ночью, как месяца сменяются годами, а года вечностью. Видел, как рождаются и умирают вселенные, и я был маленькой песчинкой этого огромного мира, и бесконечное множество таких же песчинок как я было рядом. И я почему-то был уверен, что мир не выстоит, что все рухнет, если убрать хотя бы одну из них. Мне казалось, что за этот маленький танец я прожил бесконечное число жизней, которые сливались в один шумящий поток. Я был в этом потоке, и этот поток был во мне. Я видел, как плачут и смеются, видел матерей играющих с детьми и нищих греющихся в канавах, видел повешенных и сожженных и тех, кто оплакивал их, видел мужчин и женщин, держащихся за руки, мирно бредущих в сторону рассвета. Видел много непонятного и необъяснимого. Мое сердце раскрывало объятия, и весь мир летел навстречу ему. На мгновение мне показалось, что я умер и нахожусь на грани между жизнью и смертью, которая как губка впитала в себя то, что когда-либо жило и умирало. А потом наступил покой, тишина и тьма…

Я не помню, как пришел в себя и как добрался до дома. Все моя жизнь казалась мне сном, а то, что я пережил в то утро – реальностью. Я пообещал себе, что обязательно вернусь в ту маленькую вселенную под печальной ивой с ветвями похожими на волосы женщины.

После этого случая, я каждое утро уходил с Мастером в сад. Первое время у меня болели ноги и спина так, что у не всегда получалось погрузиться в желанное состояние. Но со временем мои суставы приобрели необходимую подвижность, и к тому же я научился держать спину прямо, оставляя ее при этом расслабленной. С тех пор я мог очень долгое время просиживать в этой позе, погруженный в собственные мысли.