«Состояние Чёньид – это состояние кармической иллюзии, т.е. иллюзий, которые возникают из оставшихся в психике следов предыдущих существований».
(из психологического комментария Юнга к Тибетской Книге Мертвых)
2
На загробном вокзале, несмотря на ранее утро, было много людей. Точнее, таких как я призраков. Тех, кто умер, но еще не ушел. Внешне обычные люди – глаза, нос, рот, одежда и все такое, а если присмотреться, так призраки призраками. Мертвые какие-то. Такое ощущение, словно они стрелы, выпущенные из лука, которые залетели далеко за приделы жизни и начинают постепенно терять скорость, опускаясь всё ближе и ближе к земле.
И я такая же стрела.
Я сел на поезд до Чистилища. Проводницей оказался ничем не примечательный дух женщины лет сорока. Она озвучила для меня номер места в вагоне и я, поднявшись по ступенькам, вошел внутрь. Вагон оказался купейным. Мне повезло. Видимо моя карма позволяла некоторую роскошь. Неплохо. Я подумал о тех духах, которым придется трястись в общем вагоне целых двенадцать часов и мне стало их ото всей души жаль. Хотя, думаю, это не самое страшное в их загробном существовании.
Вместе со мной в купе оказался призрак мужчины, который ушел из жизни в возрасте около тридцати лет. Когда я вошел призрак читал книгу. Как я потом понял – Булгакова. Не знаю, какое именно произведение он жадно поглощал своими эфирными глазенками, но в том, что это был Булгаков, я был уверен. Твердая обложка серого цвета, на ней белым курсивом выведена фамилия автора «Собачьего сердца» и «Мастера и Маргариты». Если быть точнее, том второй. Наверное, такая есть почти у каждого.
Ну, почти.
У меня тоже была с собой книга. «Хроники Заводной птицы» Харуки Мураками. Я начал читать ее незадолго до смерти, и теперь она в том же виде, что и при жизни, лежала в боковом кармашке моей сумки. Я прекрасно понимал, что это всего лишь эфирная копия, а настоящая книга лежит себе дома на полке и отдыхает от назойливого читателя.
Лежит.
Отдыхает.
Рядом с мирно спящей Лу.
Лу.
Как бы я хотел оказаться сейчас рядом с тобой. Лежать на полке вместо книги и отдыхать, зная, что когда ты проснешься, твои руки возьмут и раскроют меня. Твой взгляд будет трепетно скользить по мне, словно пальцы арфиста. Наверное, каждый мертвый рано или поздно мечтает о превращении в книгу. Или в расческу. Может, даже в гель для душа.
Лу, я хочу к тебе. Хочу быть рядом с тобой.
Но я здесь. На пути к Чистилищу, а ты спишь и даже не подозреваешь о том, что я мертв.
Я обещаю вернуться Лу. Слышишь, я вернусь.
Я нажал в себе невидимую кнопку. Перед моими глазами выскочило невидимое диалоговое окно:
«Программа «Возвращение» готова к запуску. Запустить?».
Не обратив внимания на кнопку «Отмена», я сразу же нажал «ОК».
Программа запустилась.
Я вернусь Лу.
Тут я вспомнил о снофоне. Почти каждый умерший может позволить себе пользоваться снофоном. Это такая вещица внешне похожая на телефон. Не то что бы похожая, а скорее копия. Видно загробные инженеры решили не парится, а взять за основу готовую конструкцию. Зачем изобретать велосипед. В общем, взяли обычный мобильник, слегка подшаманили и пожалуйста – вот вам снофон. На фига спрашивается, эта прибамабсина в загробном мире? Эта штука позволяет призракам через сны общаться с живыми людьми. Конечно, в виду склонности человеческого сознания к проекциям этот аппарат не всегда принимает форму телефона. Я слышал о духах, у которых снофоном была целая приемно-передающая станция с набором огромных тарелок. Но мне с моей кармой такой снофон был бы не по карману.
Передающие станции это еще по-божески. Представляете, какие снофоны могут вообразить себе всякие извращенцы. Лучше и не думать об этом, а то плохо станет. Напрочь аппетит отобьет. У меня он благо пока еще есть. Видно смерть плохо сработала.
В загробном мире существует множество компаний по производству снофонов. Я бы даже сказал, что это довольно прибыльный бизнес для духов, застрявших между Чистилищем и физическим миром. По всему астральному миру ходят байки о призраках, не имевших за душой ни капли положительной кармы, которые на производстве снофонов сделали целое состояние. Теперь они просто купаются в карме, и могут себе позволить все чего пожелает их душа. Так то. Но мне это не грозит. Меня лишь от одного слова «бизнес» воротит. Дорогая туалетная вода, идеальная короткая прическа, пиджак, галстук и белая рубашка, дипломат и брючки со стрелочками, а также чувство власти, рационализм и расчетливость. Нет уж. Нам абсурд подавай. Сумасшествие. Чтоб, расправив руки, броситься с высотного здания или расцарапать грудь ногтями. Странно, что это я такое говорю? Рехнулся, наверное. Точно.
У снофонов есть один существенный недостаток, они работают только в физическом мире. При пересечении границы Чистилища связь теряется и снофон превращается в бесполезную эфирную безделушку. Правда, те, у кого достаточно кармы могут себе позволить общение не только из Чистилища, но даже из райских садов. Но с моей кармой я и не мечтал об этом.
На часах, спроецированных сознанием на мое астральное тело, было 8:46. Если верить расписанию, приклеенному к стенке напротив первого купе, черту, разделяющую физический мир и Чистилище поезд пересечет ровно в 13:00. Так что у меня оставалось еще четыре часа и четырнадцать минут, чтобы дозвониться до сна моей Лу.
Я набрал номер сновидения и в ответ услышал лишь два коротких сигнала и женский голос, который с расстановкой сказал: «Абонент временно недоступен или находится в состоянии бодрствования».
Черт побери! Только не это. Я не могу уехать, не поговорив с моей малышкой. Вдруг мне не удастся вернуться, что же тогда будет.
Тяжко.
Не теряя надежды, я продолжал набирать номер снова и снова, но каждый раз слышал одно и то же. Короткий гудок и холодный голос женщины.
Ну, нечего время у меня еще есть. Попробую дозвониться позже.
Чтобы скоротать время, я достал книгу и начал читать. Тихонько постучав, вошла проводница и собрала билеты. На вопрос, нужно ли постельное белье, я ответил утвердительно, а мой сосед молча помотал головой. Видимо, решил читать всю дорогу.
Я оплатил постель, вручив женщине три тысячные купюры кармы, и сразу же спросил о возможности получить чек. Я собирался вернуться, и потому чек был мне необходим, чтобы перед тем как войти в жизнь вернуть потраченную здесь карму обратно. Проводница сказала, что выпишет его чуть позже, и вышла.
Сосед оказался замкнутым и чрезвычайно молчаливым типом. В другое время я бы обрадовался такому положению дел, с приятной мыслью, что мне никто помешает, взялся бы за книгу, но не теперь. Из-за настойчиво лезущей в сознание тоски я не мог читать. Хотелось, чтобы кто-нибудь своей болтовней отвлек меня от созерцания своих переживаний. Тут еще как назло, до Лу не дозвониться.
Я отложил книгу и попробовал уснуть. Но сон не шел ко мне. Мысли о Лу и страх того, что я могу больше не увидеть ее, не давали мне расслабиться. С час проворочавшись в постели, я снова взялся за Мураками. Мой сосед к тому времени отключился и, расположив раскрытого Булгакова у себя на груди, громко храпел.
Книга оказалась интересной, и мне все-таки удалось погрузиться в нее с головой, отодвинув на время в сторону страхи и опасения. Не знаю, сколько прошло времени, но после того как главный герой в очередной раз побежал застирывать трусы после эротического сна, зазвонил мой снофон.
Это была Лу.
- Лу, наконец-то, - сказал я.
- Здравствуй…, - она замялась.
- Йогурт, - подсказал я.
Дело в том, что умерший теряет свое имя, и ему дают новое. Для обращения в загробном мире. Мои билеты были записаны на имя Йогурта Фруктового.
Глупо, не правда ли? Расстаться с жизнью, чтобы потом каждый призрак называл тебя не звездой, не волком и даже не каплей в море, а Йогуртом.
Тьфу! Глупо.
Но таковым было теперь мое имя.
- Здравствуй, Йогурт, - услышал я шепот Лу.
- Я уже начал волноваться. Думал, не смогу дозвониться до тебя. Как твои дела?
- Со мной все в порядке. Просто я ненадолго просыпалась, а теперь опять сплю и вижу тебя. Как ты?
- Мне…
Я хотел многое сказать, но прервалась связь, и мой снофон отключился. Я быстро глянул на часы. Было еще только 11:48. До Чистилища далеко. Дело в снофоне. Чем дальше я отъезжал от Лу, тем хуже был сигнал и астрально-интерполяционный аккумулятор снофона разряжался за считанные минуты.
Я выключил аппарат и дал ему некоторое время подзарядится. Когда я включил его вновь, он вместо того, чтобы обнаружить сеть сновидений, стал сам включаться и выключаться. Его словно поставили на бесконечную перезагрузку. Я положил снофон перед собой на подушку и долго лежал, не отрывая глаз от экрана, в ожидании появления связи. Иногда казалось, что соединение установлено и я, схватив снофон, выбегал в тамбур. Но как только он пытался подключится ко сну моей Лу, тут же отрубался и начинал заново свой цикл включений и выключений.
На часах было половина первого, когда я смог, наконец, вновь услышать Лу.
- Прости, у меня что-то со снофоном.
- Ничего.
- Скоро мы потеряем связь. Я хочу заранее попрощаться.
- Удачи.
- Спасибо… Лу, я вернусь.
- Я знаю.
- Я тебя люблю, Лу.
- Я тебя тоже, Йогурт.
- Что ты сейчас будешь делать?
- Посмотрю немного телевизор, посплю, а дальше видно будет.
- А я не знаю, что мне делать. Хочу к тебе.
- Я тоже. Вот бы было здорово умереть вместе.
- Да. Мы бы с тобой сейчас ехали в одном купе. Посмотрели бы Чистилище, а потом махнули бы дальше. Без тебя вся эта смерть глупа и бессмысленна.
- А я без тебя не вижу смысла в жизни. Существование обретает смысл и ценность там, где мы вдвоем. Все остальное – мираж, иллюзия. Возвращайся скорей, Йогурт. Я буду ждать.
- Я вернусь, Лу. Обещаю.
Молчание. Стук колес.
- Так много хочется тебе сказать, Лу. Но боюсь, что связь может в любой момент оборваться, а я не хочу потерять тебя на полуслове.
- Тогда до свидания.
- До свидания.
- И не грусти.
- Постараюсь.
- Постарайся.
Лу проснулась, и я отключил снофон.
После разговора с ней, на душе стало как-то легче. Появилось ощущение, что я не уезжаю от Лу, а наоборот еду к ней – смерть уже позади и я возвращаюсь. Голос Лу укрепил мою надежду.
Когда я вернулся в купе, мой сосед по-прежнему громко сопел в две дырки. Не обращая внимания на этот шум, я расположился на своей полке, накрыл ноги одеялом и снова взялся за книгу. Теперь читать было легче. Ощущение того, что я что-то не сделал – исчезло и больше не тревожило меня. Мне все еще было грустно, но эта грусть была не такой тяжкой. Она словно таяла от эха последнего разговора с Лу.
Лу, я тебя люблю и обязательно вернусь. Забавно, сколько же раз Олдивский Одиссей повторял эту фразу на протяжении всей книги. Может, сто, а может, и двести раз. Нет. Наверняка больше. «Я вернусь» - это основа эпопеи «Одиссей, сын Лаэрта». Интересно, удастся ли мне побить рекорд.
Я улыбнулся своим мыслям и погрузился в мир Заводной птицы.
Когда главный герой Тору Окада вот-вот должен был встретиться с отставным лейтенантом Мамия, поезд вдруг остановился. Через несколько минут в тамбуре послышался шум. Мой сосед, проснувшись, вскочил и уставился перед собой невидящими глазами. Потом выглянул в окно и успокоился.
Очередная остановка. Очередные духи. Очередные мертвые.
Дверь в купе отварилась, и на пороге появился мужчина в меховой шапке.
Господи, откуда на том свете меховые шапки? Да и кожаным курткам тут не место. Впрочем, не важно.
Мужчина взвалил увесистую сумку на верхнюю полку и, обернувшись, обратился к кому-то:
- Это твое место?
- Да. Спасибо, папа, - услышал я мелодичный девичий голос.
Из-за спины мужчины возникла темно-русая девушка. Ее глаза были очень голубыми. Даже чересчур. Как поверхности двух безмятежных горных озер. Холодных озер. Я сразу обратил на это внимание. Она была невысокого роста. Маленькая. Как моя Лу.
Девушка поставила рядом с моим соседом сумку и вышла. За ней скрылся и мужчина, который, судя по всему, при жизни приходился ей отцом. Насколько я понял, она умерла и теперь, как и я, направляется в Чистилище (конечно! куда же еще?). Ее отец, скорее всего, спит и во сне провожает дочурку в последний путь. Я взглянул на большую сумку, скучавшую на верхней полке. Да-а-а, провожают девчушку как в Древнем Египте. Еда, украшения, книги, косметика, только лодки, чтобы переплыть Стикс не хватает. Хотя, на кой черт она нужна. Теперь через Стикс курсирует платный паром. В любое время за несколько монет кармы тебя доставят на другой берег. Причем, со всеми удобствами. Плати и вперед. Так-то.
Пока я думал, в купе нарисовался еще один субъект. Призрак мужчины с густой шевелюрой и широкой челюстью. Войдя, он вежливо поздоровался и сразу же взобрался на верхнюю полку – ту, что была надо мной. Несколько мгновений и сверху полетели ботинки. Еще немного и купе наполнилось громким храпом. Признаюсь, мой прежний сосед, который теперь неловко жался со своей книгой к окошку, во многом уступал этому детине. Если проводить аналогию с голосами в хоре, то бледный призрак, пялящийся в эфирную копию второго тома Булгакова – тянул на сопрано, а мужичидло, аромат носков которого, медленно распространялся по душному помещению – был бы наверно победителем в конкурсе басов.
Кстати, я тут упомянул про носки. С чего это вдруг носки мертвого воняют? Непорядок. Не должно вонять в загробном царстве. Наверное, это мое сознание играет со мной злую шутку.
Нужно избавиться от проекций и привыкать к тому, что я теперь мертвый.
Я закрыл глаза и попытался представить носки усыпанные цветами, и тут же вонь сменилась свежим ароматом. Так-то лучше. Теперь я могу делать с собой все что захочу.
Здорово!
Жаль, только меня почти не осталось. Так, жалкие ошметки, да и только. Вот бы так при жизни. Тогда бы из грязи можно было создавать чудеса искусства, и любой ад можно было бы сделать раем.
Поезд тронулся. Голубоглазая девушка вернулась в купе. Дальше ей, как и всем нам, предстояло ехать одной. Точнее в компании призраков.
Некоторое время она молча сидела рядом с соседом-сопрано, а потом встала и принялась копаться на своей полке. Я не видел что она там делала. Наверно, искала что-то в сумке. Девушка стояла задом и перед моим лицом крутилась плотно упакованная в синие джинсы попка. Не тощая и не слишком полная – в самый раз. Узкая талия и в меру широкие бедра – все, как у моей малышки. Я не заметил, как погрузился в воспоминания. Я любил, когда Лу одевала вот такие синие джинсы, обтягивающие ее бедра и подчеркивающие форму ягодиц. Я помнил все. Запахи, ощущения, крутящиеся в голове мысли, и даже откуда и с какой силой дул ветер, в те моменты когда, я видел Лу в таком ракурсе.
Я вернусь к тебе, Лу, обещаю. Во что бы то ни стало. Вернусь.
Наконец девушка перестала крутиться и вновь уселась на свое место. Расположив на коленях ноутбук, она включила его, и ее пальцы быстро забегали по клавиатуре. К сожалению, я не мог рассмотреть что именно она там делала, так как экран не был обращен в мою сторону, но я был почти уверен, что она просматривает свою кармическую деятельность. Почти каждый уважающий себя мертвец может позволить себе компьютер, на котором устанавливалась кармическая деятельность для презентации этой деятельности Богу, Дьяволу, ангелам и демонам в удобоваримом виде. От результатов презентации зависела дальнейшая судьба духа. Его отправляли в рай или в ад. Подавляющее большинство попадало по распределению в Чистилище или на межсферные работы. Понятие межсферные очень условно. Под межсферьем понимается то пространство в загробном мире, которое не занимается ни адом, ни раем, ни Чистилищем. Короче, все остальное. Ни то, ни сё. В межсферье, как правило, попадают те, кто не заслужил быть наказанным, и в то же время ничем хорошим не отличился при жизни, а также те, на окончательное исправление или на бесповоротную испорченность которых нет никакой надежды. В общем, ни то, ни сё пространство справедливо предоставлялось тем, кто ни тем, ни сем и являлся.
Так вот, презентация, проведенная на компьютере, давала духу намного больше шансов занять достойное место в Царстве мертвых, нежели тем, кто по старинке пользовался доской и мелом. Жизнь не стоит на месте. Не стоит на месте и смерть. «Времена меняются, и мы меняемся с ними». Темпоро мутамур тра-ля-ля, тра-ля-ля. Не помню, как вся эта лабуда произносится на латыни. Но суть такая.
В общем, загробное царство тоже погрузилось в эру новых технологий. Я знал об этом и запасся ноутбуком. Я, конечно, влетел в кругленькую сумму, но на такое дело кармы не жалко. И дураку понятно, вещь нужная. У меня не брэнд (сборка тайванских призраков), но все же. Для представления своей кармической деятельности вполне достаточно.
Пока я думал, девушка продолжала стучать по клавиатуре (наверное, репетировала свое выступление), сосед-сопрано буравил глазами замусоленные страницы Булгакова, а курчавый обладатель великолепного баса демонстрировал свои голосовые способности. От этой суеты (хотя, вряд ли это можно было назвать суетой) становилось как-то легче. Мое «Я» отвлеклось от созерцания своего горя и внимательно изучало внешний мир. Так я просидел около часа. Потом снова взялся за книгу. На этот раз герой от снов перешел к реальности. Я говорю про пастельную сцену. Слава богу, хоть трусы не пришлось застирывать.
Не мне, герою.
С моими трусами все в порядке. Я хоть и умер, но обещал вернуться, поэтому мое эфирное тело, так же как и душа надеялись в скором времени соединиться с Лу. Всему свое время. Будет и на мое дворе праздник. И перед моим домом перевернется грузовик с печеньем. Хотя нет, лучше с мясом. А да ладно, хоть с чем-нибудь. Согласен даже на женское белье. Трусики с кружевами и без, лифчики, корсеты, пеньюары, боди, пояски с подтяжками и чулки.
Прелесть!
Ух, и куда ж это меня понесло. Все ближе и ближе к сексу. Начал с пряников, а окончил бы… Ну да ладно не будем об этом.
По-крайней мере вслух.
Вернусь к книге.
Итак, «он обнял обнаженное тело Криты Кано…».
За чтением я не заметил, как быстро пролетело время, и я оказался на вокзале в самом центре Чистилища. У меня было мало времени на то, чтобы успеть перебраться на другой вокзал. До отправления следующего поезда оставалось 50 минут. Нужно было спешить. Выпрыгнув из вагона, я закинул сумку на плечо и помчался к метро. Благо, оно от вокзала совсем недалеко.
Честно говоря, мое мнение о Чистилище было несколько иным. В основном оно складывалось из картин, которые я рисовал в своем воображении при прочтении «Божественной комедии» Данте. На самом деле все оказалось далеко не так. Может, во времена Данте Чистилище было иным. Не знаю. Если так, то за промежуток практически в восемьсот лет по земному времени, оно здорово изменилось. Я бы сказал, претерпело глобальную трансформацию. Во-первых, название Чистилище никак не вязалось с тем местом, где я сейчас находился. К заваленным мусором мостовым, затхлому воздуху, к дорогам, кишащим разношерстными машинами, и вообще к царящему здесь хаосу, скорее подходило название «Грязнилище».
Почему-то дав в мыслях это название, я успокоился.
Справедливость восстановлена, можно двигаться дальше.
Что касается воздуха, нам духам он, конечно же, не нужен. Но недавно умершие еще могут его ощущать. И то, что они ощущают для них немаловажно. Со временем эти иллюзорные ощущения должны исчезнуть вместе с остальными привычками. Но это потом, а пока я еще недавно умерший и к тому же не собираюсь здесь оставаться. Я обещал вернуться и я вернусь.
Итак, я сломя голову бежал к метро. Вокруг в большом количестве сновали духи, ангелы и демоны. Все спешили по своим делам. Кто-то спасать и поучать, кто-то мучить, а кто-то мучаться.
Я купил регистрационную карту. Быстро отметился у молчаливого автомата, который брезгливо выплюнул мою карту, оставив на ней необходимые отметки, и нырнул в прожорливую пасть подземки.
Не автомат.
Я.
Даже в загробном царстве автоматы еще не умеют жить, как призраки. А тем более ездить на метро. Обычные жестянки. Не больше.
Встав на язык-эскалатор, я вместе с другими обитателями загробного мира медленно поехал вниз. Стены были увешаны рекламными плакатами, и чтобы чем-то занять себя, я принялся разглядывать их.
«Гауда «Орфей». Никогда не оглядывайся назад».
На плакате был изображен молодой парень с курчавыми светло-русыми волосами. Его взгляд, прикованный к плывущей во мрак тени, был полон отчаяния. Здесь следует кое-что пояснить. Гауда – это загробный аналог водки. Тот же градус, тот же вкус, только изготавливаются по-разному. К тому же гаудой не брезгуют даже ангелы. Здесь это божественный напиток. Если в мире живых, многие бояться признаться, что объектом их поклонения является спиртной напиток, то здесь это не считается зазорным. Для меня это явление навсегда останется загадкой.
Тот отчаянный парень на плакате – Орфей. Он жил давным-давно в Древней Греции и до коликов в животе обожал Эвридику. Беда в том, что в расцвете своей жизни, не помню по какой причине, девчушка «приказала долго жить». Орфей был по натуре бунтарем и, похоже, такой расклад ему не пришелся по душе. Затратив уйму сил и энергии, парнишка проник в царство мертвых и повел свою возлюбленную к жизни. Но здесь была одна подковырка. А как же без нее. Подковырка, блин, есть всегда и ничего тут не поделаешь.
Закон Мерфи.
Так вот подковырка заключалась в том, что бедный Орфей ни в коем случае не должен был оглядываться на плывущую за ним тень Эвридики. Таково правило. Вывел в жизнь, там целуйся, обнимайся, хоть в кусты тащи; ну, в общем, что угодно. А пока в царстве Аида будь добр мил человек – не оглядывайся. Так получилось, что парнишка не выдержал. Сдали нервы. Боялся он, что Эвридика отстанет. Забыв про гребанное правило, обернулся и всё – потерял свою девчушку навсегда. Тень уплыла обратно во мрак смерти и лучший музыкант Древней Греции ничего не смог поделать. Вот эта сцена, сцена бессилия и отчаяния – как раз и была изображена на рекламном плакате. В принципе суть девиза: «Не оглядывайся» на рекламе спиртного, мне понятна. Это то же самое, что и «не останавливайся». Мол, квась, квась добрый молодец, а тем временем твоя карма будет течь в наши толстые кошельки.
Погрузившись в мысли, я не заметил, как оказался на платформе. Подошел поезд и я, скинув с плеча сумку, чтобы никому не помешать, вошел в вагон. Там, усевшись, на свободное место, принялся наблюдать за мирно сопящими напротив меня призраками. Они не были ничем примечательны, просто надо же было куда-то смотреть. Парни дрыхли, и мой взгляд нисколько бы их не потревожил.
На следующей станции вошел какой-то юноша, вынул из сумки небольшие рекламные листочки и, обильно поливая их клеем, принялся лепить по два над каждой дверью. Невольно я пробежался по тексту рекламы.
«Если вам надоела плохая кармическая деятельность, если она собирается большими отложениями у вас на животе, ягодицах и бедрах, спешите. Для вас не все потеряно и у вас есть шанс».
Внизу большими красными буквами был выведен лозунг: «Почувствуй себя бабочкой». Дальше список телефонов.
Почему-то этот буклет не внушал мне доверия. От него пахло дешевым шарлатанством, но я был уверен, что есть те, кто обязательно на него клюнут, отжалев от себя немалую сумму хорошей кармы, лишь бы избавиться от апельсиновой корки на призрачной заднице.
Когда я вышел из поезда, ко мне сразу же подбежал молодой дух кавказской национальности и начал жестами предлагать свои услуги. Насколько я понял он просто с ума сходил, так хотел подвезти на своей убогой тачонке мою сумку.
До поезда или к себе домой? Я решил не проверять.
- Нет, спасибо. Я справлюсь сам.
Призрак злобно на меня покосился и что-то недовольно буркнул. Мгновение и он кинулся окучивать другого клиента.
Когда я вышел из метро, то сразу же оказался на вокзале. Из динамиков, развешанных на столбах, лилась оркестровая музыка Пахельбеля. Насколько я знаю, «Канон». Очень оптимистичная мелодия. Я почувствовал неожиданные бодрость и воодушевление.
Так то лучше.
У меня не было времени ползать по вокзалу, поэтому я сразу же направился к своему поезду. Так, что там у нас: вагон десятый купейный – неплохо. Место двадцать пять. Нижнее. Замечательно.
В моем купе было тихо и темно. В жидком свете, проникающем из тамбура, я увидел своего спутника. Молодой дух, примерно моего возраста. Маленькое личико, миндалевидные глаза, короткая стрижка и хрупкое тельце – больше мне нечего сказать. Парень болтал по снофону. Наверное, он дорого заплатил, чтобы позволить себе вести разговоры прямо из Чистилища.
Я достал книгу, запихнул сумку под полку и, включив ночник, залёг читать. Благодаря мягкому свету ночника, в купе стало немного светлее.
Поезд тронулся. Меня стало укачивать, и я задремал.