Мокрый асфальт вдоль серых сталинок укрыли желто-красные листья, кокетливо припудрившись утренним инеем поздней осени. Спрятавшись под уродливыми зонтами от дождя, который не идет, но вот-вот начнется, советские граждане спешат выполнить долг перед Родиной. Ветер холодный, но ленивый, - не бежит, а сонно волочится за нами, - мной и мамой, которая ведет меня в школу. Но я не замечаю унылости пейзажа. Не замечаю, потому что мама, сама того не зная, готовит меня к триумфу силы слова над умами одноклассников, - к политинформации.
- Кто готов? - сторого спрашивает первая учительница и, в ужасе схватившись за сердце, отчаявшись привить семилеткам зачатки политсознательности и задавить зачатки политкорректности, с надрывом в голосе констатирует: "Никто! Неужели никто ничего не знает про Великую Октябрьскую Революцию, ребята?"
Подавившись яблоком, которое я втихаря жую, сидя на третьей парте, оживаю. Великая Октябрьская Революция? Какие знакомые слова! Ах, да! Это же то, о чем мне только что рассказывала мамуля!
Поднята вверх детская рука! Взвейтесь кострами синие ночи!
- Алиса? - удивляется учительница.
Дожевав яблоко, я выхожу на авансцену и слово-в-слово повторяю мамин рассказ: про Владимира Ильича, Аврору и Зимний Дворец.
Одноклассники застывают с недожеванными яблоками в руках и недоумением в глазах, а учительница, подавившись бутербродом с докторской колбасой, начинает плакать в экстазе.
Меня ведут по классам: из 1-А в 1-В. Из 1-В в 3-Г. Из 3-Г во 2-Б. И везде я повторяю услышанный утром мамин рассказ.
Итого: подавившаяся бутребродами кучка советских учителей и благодарственная запись в моем дневнике, прочитав которую папуля катался по полу в приступе смеха. Мы с мамой думали, что мы его теряем.
В карьере политинформатора я достигла невиданных высот - почетной грамоты и присовения мне гордого звания "Лучший политифнорматор дружины". Честно было бы присвоить это звание мамуле, которая каждый понедельник, провожая меня в школу, рассказывала о политической ситуации в стране.
И никто не знал, что в тот смутный период, у меня появилась первая детская тайина. Нет, не про то, как мы с Мишкой Гусевым трусы друг перед другом за школой снимали! Все было намного хуже и страшнее, - я не любила Владимира Ильича Ленина.
Ситуация, прямо скажем, была патовая. Все вокруг его любили, одна я - нет. Я не могла спать ночами! Проводила часы, разглядывая портрет любимого вождя пролетариата, пытаясь внушить себе хоть каплю любви к всенародному любимцу! Но, сердцу не прикажешь. Любовь не шла! Владимир Ульянов - не мой тип!
Именно поэтому, рассказывая уже подросшим одноклассникам об очередных победах и достижениях коммунистической партии, я чувствовала себя обманщицей. Именно в этом одна из причин моей нелюбви к разговорам о политике...
21 год назад, в понедельник, мамуля вела меня в школу и репетировала со мной очередное политинформационное выступление.
- Скукотища какая! - возмущалась я. - Расскажи что-нибудь интересное!
Чернобыль не был для меня интересной темой. Я любила Шеварнадзе и хотела выйти замуж за Рыжкова.
Чернобыль заинтересовал меня много позже, когда, в середине июля, я увидела желто-красные листья не на асфальте вдоль серых сталинок, а на киевских каштанах Крещатика.
Чернобыль наступил тогда, когда бабушка не разрешала мне гулять под дождем под страхом лишения меня внучковских прав (мысль о лысой внучке была для бабули невыносима) с сохранением внучковсих обязанностей.
Чернобыльский реактор взорвался в моем сознании тогда, когда я вместе с другими одноклассниками сдавала деньги на похороны отца Мишки Гусева - ликвидатора аварии на Чернобыльской АЭС.
Чернобыль до сих пор живет рядом со мной на первом этаже моего подъезда. Там, в первой квартире направо, живет сороколетний мужик, служивший в Чернобыльской зоне. Квартира не его. Съемная. Своей квартиры у него уже никогда не будет, потому что работает он на государство, а "чернобыльское удостоверение" оформить себе не успел.
В трудную годину государство нашло его, а он государство найти до сих пор не может, - и это главная причина моей нелюбви к разговорам о политике... Сорвусь! Не дожую яблоко! И подниму вверх когда-то детскую руку!