Вот еще один отрывок:
« …А ведь он был верующий человек, подумал вдруг я. Ему было легче, гораздо легче. Мы-то знаем твёрдо: нет ничего ДО и нет ничего ПОСЛЕ. Привычная тоска овладела мною. Между двумя НИЧТО проскальзывает слабенькая искра, вот и всё наше существование. И нет ни наград нам, ни возмездий в предстоящем НИЧТО, и нет никакой надежды, что искорка эта когда-то и где-то проскочит снова. И в отчаянии мы придумываем искорке смысл, мы втолковываем друг другу, что искорка искорке рознь, что одни действительно угасают бесследно, а другие зажигают гигантские пожары идей и деяний, и первые, следовательно заслуживаю только презрительной жалости, а другие есть пример для всяческого подражания, если хочешь ты, чтобы жизнь твоя, имела смысл.
И так велика и мощна эйфория молодости, что простенькая приманка эта действует безотказно на каждого юнца, если он вообще задумывается над такими предметами, и, только перевалив через некую вершину, пустившись неудержимо под уклон, человек начинает понимать, что всё это – лишь слова, бессмысленные слова поддержки и утешения, с которыми обращаются к соседям, потерявшим почву под ногами. В действительности, построил ты государство или построил дачу из ворованного материала к делу это не относиться, ибо есть лишь НИЧТО ДО и НИЧТО ПОСЛЕ, и жизнь твоя имеет смысл до тех пор, пока ты не осознал это до конца…
Склонность к такого рода мрачным умопостроениям появилась у меня тоже сравнительно недавно…Сначала такие приступы меня даже пугали: я поспешно прибегал к испытанному средству от всех скорбей, душевных и физических, опрокидывал стакан спиртного и спустя несколько минут привычный образ искры, возжигающий пламя, - пусть даже небольшой, местного значения, - вновь обретал для меня убедительность непоколебимого социального постулата. Затем, когда такие погружения в пучину вселенской тоски стали привычными, я перестал пугаться, и правильно сделал, ибо пучина тоски, как выяснилась, имела дно, оттолкнувшись от коего я неминуемо всплывал на поверхность.
Тут всё дело в том, что мрачная логика пучина годилась только для абстрактного мира деяний общечеловеческих, в то время, как каждая конкретная жизнь состоит вовсе не из деяний, к которым только и применимо понятие смысла, а из горестей и радостей, больших и малых, сиюминутных и протяжённых, часто личных и связанных с социальными катаклизмами. И как бы много горестей ни наваливалось на человека единовременно, всегда у него в запасе остаётся что-нибудь для согрева души…»