Ночью мы, конечно, не спали. Я к тому же был слегка нетрезв. Это некрасиво проявилось еще в аэропорту. Контора нам выделила невесть откуда взявшиеся билеты, без страхового талона. Пришлось все оформлять на месте, когда уже началась посадка. И тут еще я заупирался. Начал горячиться, дескать мне плевать, получит ли кто-нибудь страховку, когда я разобьюсь. А стоимость была, надо сказат, просто космическая – сто рублей. Благообразные дядечки, каких полно в очередях на посадку, начали переглядываться, глупо улыбаясь. Но я ведь всегда принципиален, могу сцепиться даже с кондуктором в троллейбусе. Всем было понятно, что я валяю дурака, хоть своя правота у меня была – страховку нельзя навязывать насильно, тем более свои деньги у меня кончились (купил Ирине журнал Вог на последние), а брать из командировочных мне не хотелось – в смету расходов страховка не входила. Кончилось тем, что Слава заплатил за двоих из своего кармана, говоря мне что-то нелестное. Ну и черт с ним. Ответственный за командировку – он, а хранитель кассы я, и пусть он знает, как я рачителен на ответственной должности.
Кстати, нужно признать, что аэропорт в Новосибирске – говно. В нем ничуть не прибавилось комфорта еще со времен, когда в нем вперемешку толпились ударники труда и подозрительные брюнеты-азиаты в пуховых кепках. Тот же цементный пол в белый горошек, поделенный на квадраты бронзовым прутком. Те же засиженные деревянные кресла. Один буфет обновили – поставили современный, пластмассовый, белый. Зато кормят там все равно отвратно, хуже чем в какой-нибудь вшивой закусочной.
Скука в аэропорту смертная. Сама атмосфера действует угнетающе. Окна второго этажа выходят на летное поле, поэтому там специально все сделано так, чтобы было не видно, как самолеты садятся, взлетают и маневрируют на ВПП. Аэропорт у нас так устроен, что самым флегматичным человеком овладевает поросячья радость, когда наконец можно убраться вон. Вот мы и радовались, вместе со всеми ..
А там, зале ожидания, оставалась Ира. Я сказал ей напоследок какую-то невнятную глупость. Врядли мы еще встретимся. Не знаю, сколько она там просидела – может быть, не один час . В полпятого утра из аэропорта у нас без не выберешься, а ей впридачу до дома ехать чуть ближе, чем нам лететь.
Но разве волнуют земные дела, когда ты уже в воздухе?
Летчикам можно позавидовать.

В самолете

Мне досталось место возле иллюминатора, и я знал это заранее. Заранее я даже выстроил целую эйфорию - как я по-штурмански отмечаю курс: Ангара-Байкал-Лена-Яна. Облом открылся незамедлительно: через полчаса после взлета мы неожиданно оказались над плотной, как стол, облачностью, освещенные дурным, резким солнцем...
"Не спи - замерзнешь "
Понедельник и так пропадал. Взлетев в без четверти пять, направившись против хода часовых поясов, мы должны были прилететь к обеду. Чтобы не начинать первый же день первой своей серьезной командировки вареными раками, надо было спать, но спать никому не хотелось.
"Так и будешь пялиться в иллюминатор?"
Слава, оказывается , невыносим..
Это оказалось настоящим испытанием – провести четыре часа в полуметре от человека, с которым давно знаком, но которого почти не знаешь. У таких людей могут оказаться неожиданные качества. Неожиданные свойства. И странные люди: как же легко в них угадывается навязчивость... Я предчувствовал, что так оно и выйдет.
Книжка хорошая, и читается легко, а я мусолю ее полгода. Представляю, как хмурится Хайнрих Бёлль в своем гробике. Пускай он с меня не взыскивает. Я честно и искренне рассчитывал в этом перелете хотя бы на чтение…
Реакция у Славы оказалась как у хищника. Догадался, каналья, что я оставляю его одного. Как только он увидел в моих руках книжку, так сразу схватил меня за рукав.
"Ты видел этих типов в аэропорту?.. "-заговорил он оживленно.
"Каких еще?" - спрашиваю
"Да всех. По ним видно , что они из самолетов не вылазят. Не хуже пилотов. Только пилоты работают, а эти дрыхнут. Наслаждаются сервисами между спячками..."
"Что-то я не заметил никакого сервиса. Ты уже забыл , как мы в аэропорту чуть не подохли за час ожидания.."
"Так это с непривычки трудно. Такая у нас работа, что волка кормят ноги. Вот такие, как мы, и маются. А эти дрыхнут даже там, ты разве не видел?.."
Спорить с ним было трудно. Я видел там множество граждан, беспечно спящих в нечеловеческих условиях, что никак не сочеталось с их пристойным видом.
Проезжала стюардесса с тележкой. Слава взял рюмку какого-то "Бастиона", коньяку, и соблазнил меня своей лихостью. Я попросил вина Саперави, но стюардесса сказала, что есть только "Старый Тбилиси", и я ответил, что не гнушаюсь даже напитком "Чебурашка", поэтому давайте что есть.
Слава опять открыл рот и начал бредить дальше.
"Шоб я так жил" - сказал он, сделав из своей рюмки увесистый самогонный глоток.
"Ну живи - кто тебе не дает.."
"Они же сами и не дают. Это поколение прибрало к рукам все ценное, пока мы еще по гаражам прыгали "
Самолет качнуло, и я поперхнулся. Но на секунду раньше - не от шаткого самолета, а от Славиных слов.
Хмурый покойник-Бёлль полетел в портфель. Мне стало интересно.


Мое внимание Славу подбодрило. Он продолжал:
"А ты что же, раньше об этом не думал? Тысячу лет военные и дипломаты собирали огромное государство. Тысячу лет люди создавали города, формировали промышленные центры. В начале века люди строили железные дороги, мосты через реки . В тридцатые годы руками стахановцев и заключенных проводилась индустриализация, и что бы там ни говорили, работу они провели колоссальную. Почти вся энергосистема, разработка недр, вся современная промышленность, дороги, гидротехнические сооружения, мелиорация земель - создано ими. А сколько драматических событий связано с послевоенным восстановлением! В пятидесятые и шестидесятые комсомольцы осваивали целину. В шестидесятые и семидесятые мы совершили прорыв в науке и технике - и все силами современников. Люди много лет трудились и, не смейся, приумножали. Делали общее дело. За одно это им можно сказать спасибо - они делали не для себя, а для всех. Вот ты мог бы что-то делать для всех? Я так - не мог бы..
Версий много, как оно вышло - то ли себя исчерпала политическая система, внешний долг виноват, или там цены на нефть подвели в неподходящий момент, то ли просто устали люди. Говорят даже, что все это происки ЦРУ. Но с одним никак не поспоришь. Что предшествовало бардаку в СССР? Когда лет за десять, пока страна не подошла к концу, люди начали просто забивать. Вместо работы стали толпиться в курилках. Тебе неохотно, но подтвердят это любые очевидцы. И вот , когда в курилке один-двое, это еще ничего. Но когда там собираются лучшие производительные силы страны - это уже бесследно не проходит.
Принципиально: не так уж и важно, почему происходит что-то. Важно, что именно происходит. Не важна даже правда, кто виноват. Важно положение дел. Но все-таки, если мы посмотрим, выясняется, что бардак в стране по времени совпал с приходом в зрелую жизнь поколения пятидесятых. Вот они-то и были теми, кто засел в курилках.
Они родились и выросли в благополучной среде. В лучшей, чем даже мы. Они не застали послевоенной разрухи. При них доллар стоил шестьдесят копеек. Они могли каждый год отдыхать в благоустроенном профсоюзном пионерлагере детьми и ездить на Черное море, став взрослыми. Ты меня слушаешь?"
Праздный вопрос! Уверен: на моем лице было написано крайнее восхищение. Я не успел ничего ответить, когда Слава заговорил снова.
"Их родители всю юность проходили в фуфайках и брали хлеб по талонам. Они же, пятидесятники, уже жили на нефтедоллары. Заводы уже ничего путного не выпускали, колхозники жили на дотации и без студентов не могли справиться с урожаем, а страна не бедствовала! Как бы ты это объяснил? Зато именно в эти годы - в семидесятые-восьмидесятые, были истощены самые лакомые куски рентабельно разрабатываемых недр. Они еще в молодости проели то, что причиталось другим, в том числе и нам. А знаешь, что было дальше? Отсидев задние места в курилках..."
Я его перебил.
" Ты несправедлив. На их долю пришлось кое-что, что нам и не снилось. Ты забываешь всякие сухие законы, ЛТП, борьбу с тунеядством, шмоны в кинозалах.."
"Это мелочи. В кинозалах шманали только одно лето. Больше разговоров. Тунеядцами можно было прекрасно оставаться и на рабочем месте. А сухой закон - это не то, что тогда. Это то, что сейчас, когда вроде бы все разрешено, но ты не можешь себе позволить расслабиться."
Слава одним глотком допил оставшееся в рюмке. Я возразил: "Все-таки ты неправ. Нельзя говорить одно про всех. Среди целого поколения должны быть и хорошие люди. Тем более это поколение до сих пор самое многочисленное. К тому же и наши с тобой родители относятся туда же ..."
Слава ответил не думая.
"Исключения несущественны. На каждом шагу оговариваясь, никогда не подойдешь к сути и не уловишь тенденцию. Я ехал как-то в купе с бабулькой. Древняя-предревняя, непонятно даже, почему еще жива. Так она мне призналась, что нынешняя молодежь во многом лучше, чем была лет двадцать назад.. Ничего себе признание! Но ты меня не сбивай.
Отсидев себе жопы в курилках, пятидесятники захотели перемен. Захотели себе джинсы, видаки Кока-колу. Им было уже лет по сорок, и они в своей массе обладали достаточным влиянием, чтобы угробить свою страну. Знаешь , куда провалился СССР? Его принесли в жертву видаку и джинсам. Старичье уже никто тогда не слушал. Это они, пятидесятники, раздербанили страну, которая до этого тысячу лет только увеличивалась. Они же выбрали себе алкаша первым руководителем.
Но знаешь, что самое худшее? Когда все посыпалось, они захапали, что только смогли. Ты спросишь - как? Просто в силу возраста именно они имели в руках влияние."
Я перебил:
"Слава, ну так же нельзя! Скажи еще, что все до единого стали олигархами..."
"Ты не понимаешь. Я не говорю про людей аутичных. Я имею ввиду людей деятельных, как мы. Такие есть в любое время, но история несправедливо раздает людям возможности. У них было куда больше. Нам же не досталось ни хрена. Конечно, кто-то из них остался ни с чем, но шанс ухватить был у всех. Вот и потащили, до чего могли дотянуться. Их младшим братьям - поколению шестидесятых, достались самые малые крохи. Ты мне не веришь? Тогда сделай пару-тройку простых расчетов и поймешь, сколько лет было уроженцу пятидесятых в начале девяностых. Самый начальнический возраст. И обрати внимание сейчас, по скольку примерно лет тем, кто подписывает самые главные бумаги. Вокруг вьются, все устраивая, наши с тобой ровесники. А те только бумажки подписывают, да еще пинают тех, кто медленно движется. Если бумагу подписывает человек лет тридцати пяти - сорока, значит либо он невелика птица вместе со своим делом, либо сам на кого-то работает.
Это реальные вещи, Костян. Каждый в своей сфере они забрали все. Все материальное и все еще несуществующее, но перспективное. Они забрали нашу возможность самостоятельно развиваться. Они кинули всех. Поколению начала семидесятых пришлось еще хуже, чем нашему. Их молодость пришлась на самое темное время. Студентами именно они лезли в Мосве под танки, не вполне понимая даже, надо ли им это. А в награду им было дано право вместе с нами лизать чьи-то задницы. Мы, молодежь нынешняя, никому не нужны! Нам приготовили роль безнадежных вассалов и подмастерий. У поколения восьмидесятых положение еще похуже. Им уже не дают учиться. Не дают те, кто сами учились на халяву! Кто схватил на халяву жилье, теперь высказывает нам, дескать вы себе даже на угол заработать не можете! Это полный финиш вообще!..
Они заранее забрали все возможности, притом осознанно. Десять лет, пока все делилось, даже самый активный человек, заполошно не пробегает. Есть и минуты наедине с собой, когда можно поразмыслить об абстрактном. И каждый из нынешних хозяев жизни когда-то думал (точные сведения - мне признавались сами люди!), что вот: если я сделаю так, то в сферу моих интересов придут самостоятельные, свежие силы. Это будет выгодно молодежи. А если я поступлю вот так-то, то без моей воли не пролезет никто. Подумал так человек, одну сигарету сентиментальную выкурил, и остановился на втором варианте.
Мы можем только работать на хозяина за кусок, который нам кинут, и еще должны его за это благодарить. Нас посылают на нелепые войны, из наших младших братьев делают придурков с помощью телевидения, из нас самих делают наркоманов, а все-таки ждут преданности Отечеству, ждут трудолюбия , ждут умножения дядькиных достояний, ждут , наконец, что мы закроем при всем при этом все демографические дыры !.."
Слава горячился, махал руками .. На нас уже начали поглядывать, поблескивая золочеными оправами очков, соседи по салону. Правда, возражать или спорить не стал никто.
Поразительный человек Слава. Еще один идеалист. Я слегка улыбнулся. Вон как завелся!..
Поразительный человек с поразительной памятью. Он далеко пойдет, не сомневаюсь. Говорит, как пишет. Поразительная память! Кое-что, разумеется, грубо переврав, но местами с поразительной точностью, почти слово в слово он пересказывал мне... мою собственную теорию. Это я, а не он, ехал с бабулей в поезде. Неделей раньше, за бутылкой, мы говорили с Емельянычем именно об этом. Ясно - Петр рассказал ему, Славе. А Слава - сегодня - мне..
Слава - то ладно.. Обидно за Петра. Почти три года я считал его неглупым. А он, оказывается, без меня сам разболтался со Славой о том, о чем и говорить-то не стоит.
Слишком поздно говорить ...

По крылу за иллюминатором поползла тень. Самолет накренился, приподнял туманный горизонт и, слегка провалившись, начал поворачивать влево.

Магадан , 5.X.04