Мы видели боль. Мы помним ее соленый вкус. Мы помним ее прозрачный цвет, почти совсем и не алый.

Мы помним небо. Разрезанное, распаханное пополам небо. Распаханное на до и на после высокое небо. Запрокидывающее навзничь небо.

Мы помним сумрак. Ночь без цвета глаз. Потолок чуть отделяется, выпадают светлым пятном и простыни. Кажется будто в раскрытые настежь окна внесёт сейчас сиреневый запах, но ветер где? мёртвый штиль. Сумрак.

Мы помним свет. Солнце заполняющее все вокруг плотно сомкнутых ресниц. Жаркий свет нездешнего летнего огня. Свет как материя. Больше чем материя.

* * *

Соленый вкус боли словно полутона в полумраке. Когда рассвет только посылает сигнал наиболее чувствительным, более не скованным яркими цветами дня, дремлющим под стеклянно блещущими яблоками черных как ночь глаз, огромным, бесконечным зрачкам. Наиболее чутким, оголенным проводам, технически расположенным где-то там, слаб я в ней, в анатомии ночи. Скрытым под прохладной темной во всеобщем сумраке коже. Которой больше нет. И если бы я мог что-то различать в этом мраке, я бы скорее всего увидел, что кожи больше нет. И все это пульсирующее, несущее холодный электрический, магнетический огонь. Чувствительное к вспышке случайной пылинки. Вспышке яркой пылинки в луче Бетельгейзе, долетевшем наконец сюда, после стольких лет в еще более холодном и полном мраке, пробившем свою тропу сюда, в эту комнату, налитую сумрака до краев. Или не Бетельгейзе, я уже говорил, что слаб в анатомии и астрономии ночи. Полной до краев ночи. И магнетический клубок холодно-голубоватых силовых линий, отзывающийся на дуновение, на легкий эфир, на вспышку сверхновой -- огонь твоих внезапно запылавших щек и губ. Эти холодные комки электрического света и горячий ток жил. Несущих черную в сумраке, и такую прозрачно алую, почти бесцветную...


...небо словно рассечено, разрезано жестоко скальпелем на две половины. Еще серая, половинка "до". Начало. Мы помним его? Первая ступень. До всех полутонов и тонов. До цвета. А после -- такое высокое, синее небо. Оглядывать его не устаёт глаз. Никак не устаёт глаз. Не может никак насмотреться, насытиться этой синевой. Лечится. Лечится. Лечится от памяти, цветной памяти, прозрачной, почти бесцветной. Какое улётное небо. Запрокидывающее на спину небо. Сбивающее с ног, лишающее равновесия и основ. Самые основы, тона, полутона, лишающее... или дающее... Резких контрастов просит память, но не глаз. Глазу приятно однообразие. Одинаково хорошо. Память не та уже. Устает она. Она очень устает. ...на голубом такой верной линией идет соломенно-желтый. Нет пока других цветов. Слишком рано. Рано пока еще. Цветов нет. Еще только март, и снег пропал в одночасье, и виден прошлый год. Земля. Старая, бог ты мой, какая же она старая!.. Прошлая, из прошлой жизни трава. Высокие гордые (прошло-гордые) стебли. Несущий ввысь свой бело-голубой... да нет, что это я, бледно-золотой росчерк. Но глаз обманывается. Всегда врет. И видит не то, что есть. Где была земля -- все в голубом. Небо вывернуто вверх-тормашками. И хлюпает под ногами. Звездное когда-то, под ногами. А травы уносятся вверх и вниз -- тоже вверх. А травы уносятся вверх. Мертвые уже травы, все еще вверх. Навсегда уносятся вверх.

...сумрак и запах -- всегда вместе. Только глаза могут почуять этот нежнейший бриз. Чуть холодит щеки -- это просто дыхание. А бриз сумрака ненаступившего утра не почувствовать кожей. Надо слушать. Он звучит как верхнее си и на октаву выше и холодит стеклянно блестящие яблоки черных как ночь глаз. Его можно еще узнать по запаху сирени, какая сирень, что я несу,... по запаху пятилепестковой сирени. В каждой ветке, ты помнишь, была одна, счастливая, пятилепестковая. Она выполнит все. Поймай струю ее запаха, она пахнет настолько иначе, настолько пятилепестково, настолько пахнет счастьем, улётная пятилепестковая судьба.

... короткий свет. Короче чем выстрел. Выстрел стрелы звездного огня через пространство Минковского, которого нет ночью, больше нет. Ну, это все блажь, все блажь сумрачной страны, страны теней, полутеней, полутонов, полузапахов, полунадежд... Солнце заполняющее все вокруг -- это то, что есть на самом деле. Не веришь? -- открой створки плотно сомкнутых ресниц. Перед тем как оно поглотит все твои цвета, блеснув короткой радугой, слёзной, соленой радугой, ты можешь успеть понять, что это и есть то, что есть. Жаркий свет летнего дня. Материя света. Дух света. Дух дня. Больше чем материал памяти. Больше, чем часть моей лимфы, крови, обновляющейся каждые семь лет, и где теперь она. И где теперь она. И где...

* * *

Сумракк. СВЕТ.

...небо, распаханное попола