[показать]


На Коринфе мне мало смотреть
        на зеленые волны бегущие
                        к краю пустынной лагуны,
слишком шустро за ними бежит
        неспокойный мышленья поток.
                        И шумят, и зовут, и томят
злые образы нимф, от которых
        и тени уж нет в разорённых
                        альбомах в застежках латунных.
Не спасает ни свиток, ни пенный
        напиток, ни вид на прибой.
                        Волны так же идут и идут. Говорят
нет постыдного в том, что года, проходя,
        оставляют дорожки.
                        Поскольку не видно их боле под тканью.
По канве златотканной вечерней зари
        прошивается дальнею строчкою
                        редкою черный корсаж
остужающей Ночи. На взгляд дальнозоркий
        приход её необходим, и
                        в голодном предвиденье раннем
поисчезла дневная пернатая мелочь, пятнавшая
        (в лишних деталях)
                        классический, в общем, пейзаж.
В прошлом тёплых камней,
        в поэтической мелкой неволе,
                        в (затмившемся в сумерках) виде на скалы,
в недалёком раскаянье в слишком
                                высокого лёта словах,
                                        в опустевшем вокруг пустыре,
разливается (хочется верить)
        покойная, (точно) объявшая
                        небо и море, усталость.
Разрумянив дорожку Луны -
                пешеходный проект,
                        анахронный, как кто-то в коринфском дворе.