[показать]

В своей новелле "Допущение реальности" (цит. по сб. Борхес, 1991. т.1) Х.-Л. Борхес приводит сравнение концепций романтизма и классического реализма, где последнее показано как направление авторства, исконно полагающегося на неизменность литературного стиля, да и языка в целом, то есть их незыблемую значимость, постоянную и непогрешимую, на фоне проходящих поколений читателей. Серьезный удар по этой концепции был нанесен романтизмом, который поставил, вполне в духе метода эпохи Возрождения, в центр мира автора, как Человека -- основу Микрокосма, и возвел в принцип психологичность изложения, неминуемо случайную, подвеженную опасности старения и неузнавания. Такой литературный метод скоротечен, жизнь его неизбежно коротка, завязана на стабильность самого языка и его ключевых понятий, на культурную общность круга лиц, связанных общим делом, или по крайней мере общей ответственностью по отношению к _их_ эпохе (ср. "общинников" и "поколение победителей" в романах М. Павича).

Литература эпохи модернизма почерпнула у обеих тенденций их самые слабые черты, что несомненно было связано с общим стремлением интеллигенции к неживлению (ср. "танатос" З. Фрейда), неучастию в бытии, пропитанном нечеловечностью, и неумением и невозможностью для себя его переменить, развернуть к радостной жизни. В свою очередь, релятивизм, проистекующий из личностной, сугубо призматической раскладки романтизма был химерически сочетаем с ахроматическим подходом классического реализма, безыскусностью двуцветной раскраски (с вкраплениями третьего цвета, если того сугубо требовала политическая компонента текущего момента). На этом, довольно грубом грунте, как недокормленные стебли осенних трав, клонились во всех возможных направлениях литературные кружки и клубы, перепевая старые темы, методы, подходы, недоповторяя или, наоборот, выкидывая себя протуберанцами крайностей, создавая для лингвистики нового и новейшего периода прекрасный, хоть и неполный, гербарий.

Для нас, в данном случае, более интересны опорные факты, увязывающие весь этот зоологический сад с литературным циклоном интернета, замусорившего горизонт внимания читателя, ака пользователя социальных сетей всемирной паутины (ССП). Репост -- наиболее "классический" элемент "творчества" типичного автора ССП -- несомненно является ближайшим потомком реалистической прозы, в ее самом крайнем проявлении. Если релистам первоначальной эпохи накопления духовного капитала необходимо было прекрасно знать накопившийся к моменту их писания литературный багаж, сравнительно небольшой и разрозненный, уметь умело привести скрытую цитату из "правильной" инкунабулы, дабы снискать благоволение критиков, в том числе и читателей того времени, куда больше похожих на критиков, чем критики нынешнего на читателей. Да в самом деле, как уточнил один из персонажей У. Эко, все книги пишут о других книгах.

В свою очередь неореалисту начала 20 в. уже не хватило бы внутреннего ограничения интеллектуального поля списком ранее разработанных тем,-- сам язык произведений должен был быть редуцирован к той или иной классической схеме, концепции ранее обсуждённой и принятой в своём кругу, залитованой и в этом смысле расперсонифицированой. В рассматриваемом нами современном варианте, в репосте, мы встречам, пожалуй, наиболее эффективный способ устранения в зародыше всех потенциальных конфликтов с эталоном: копирование образца, не по частям, а в целом, без помарок или купюр.

С другой же стороны, сам процесс выбора "своего круга" стал не то чтобы не принят, а как бы неактуален и бесполезен. Полная и приципиальная открытость ССП сообществ (оставляя в стороне "закрытые клубы", которые нас самом деле являют лишь гордыню и неумение своих хозяев создать альтернативу открытым сетям) обеспечивает ССП автору -- потенциально -- невообразимый простор для творчества и самовыражения, ограниченный ("всего лишь") ничтожностью усилий _одного_ пользователя по сравнению с размером всего "муравейника" в целом. В сетях невозможен "поручик", идущий не в ногу со своим полком -- полк протсто не заметит такой "отваги". Только сложная система взаимоотношений _большого_ числа юзеров, в идеале приближающегося к полному числу пользователей одной конкретной сети, может обеспечить настоящее распространение творчества ССП автора и достигнуть эффекта покорения Читателя.

В такой самоорганизующейся системе, в принципе, могли бы возникать и чрезвычайно интересные как литературные, так и интеллектуальные феномены (та же Борхесовская "библиотека" с бесконечными (многочисленными) вариациями апокрифического текста, раскрывающего всё новый и новый смысл по мере перелицовки и переосмысления множеством авторов). Могли бы, но не случаются. Социальная сеть не оказывается сложнее каждого (единого) из своих элементов (ср. понятие "синергетики"), а в общем и целом становится проще самого примитивного из них, или точнее, их усредненного общего знаменателя. В такой среде распространение живой мысли невозможно, слишком велик порог прочтения, размышления. Слишком большой труд необходимо было бы взять на себя первому Автору, посылающему в сеть удар такой мощи, что смог бы не растерять свою энергию в вязкой серой среде ССП. Но труд такой, к тому же, был бы сизифовым в силу наличия определенной аудитории (производной от слова "аудитор") социальных сетей, которая (очевидно за государственную зарплату) осуществляет эффектиный контроль контента. Боже упаси, не путем удаления ненужных постов, а скорее путем рандомизации, погружения ценной информации в море хлама, рекламого мусора и интеллектуальной брехни.

Таким образом, из всей концепции романтизма автору ССП остается лишь персонифицированный выбор того, с кем "дружить" и кого репостить. Вот и закономерный удел, финита ля двух литературных направлений совсем недалекого прошлого, их мусорный ящик и письменный стол. Писателя. Автора. Человека.