[показать]
Мой "Разговор в 25 верстах от проселочной дороги" задумывался как попытка сделать путевые заметки, кроки к территории моего пера. На новый мир ей пока не дотянуть, но поскольку креэйтор понабрался маленько всяческого багажа, рассчитывать охватить взглядом всю "землю" нельзя, без распространения некоторых комментариев или подсобных текстов.

Сегодня таким текстом открывается новогодняя феерия. Не знаю, на сколько кадров феерии у меня хватит духу (точнее времени за штервалом "этого старого пылесоса - один аллах знает, куда девается ресурс у этого выродка в благородной семье процессоров производства Интел").

---

Новогодний праздник требует основательной подготовки. Я не знаю, с чего начинаете подготовку вы, но я предлагаю начать ее с тоста "Да не оскудеют наши погреба, даже если все друзья одновременно сядут за этот стол и сдвинут бокалы с игристым )...вставить нужное...( " -- потому что какой же праздник без вина -- In vino veritas.

И все же это не был гимн алкоголю, как могли подумать уже начавшие встречать Новый Год -- это был гимн молодости и смелости - потому, что именно то, чего не хватает для того, чтобы пить "айгешат" как будто это коньяк КВВК и закусывать...

Впрочем, зачем пересказывать. У нас же есть еще пара верст по пути...




Глава XLIII. Бодрость и пустота



Не сразу, далеко не сразу разобрали мы, что это за прямоугольники стоят повсюду на взгорках, дорогах и просто на траве открываемого нами нового острова.

К прямоугольникам же, большей частию деревянным, приделаны были какие-то штуки, вроде дверей с ручками бронзового литья.

Только потом мы догадались, что это действительно двери, а прямоугольники - дверные косяки.

К удивлению, никаких сооружений - домов, гаражей или сараев, - к которым эти косяки были бы пристроены, видно не было. Косяки стояли сами по себе, и двери были распахнуты. Они поскрипывали под морским ветерком, раскачиваясь на петлях.

Кое-где над открытыми дверями прямо в небе висели окна, также раскрытые настежь. На окнах колыхались занавесочки.

- Обычная островная чертовня, - сказал Пахомыч, зевнув в сторону острова. - Какой-то болван понаставил всюду косяков. Но вот как он в небо окна подвесил?

- На вашем месте, старпом, я бы поостерёгся называть болваном неизвестное пока лицо, - сказал Суер-Выер. - А вдруг да это Божественный промысел?

- Свят-свят, - дрогнул Пахомыч. - Да зачем же Господу заниматься такими пустяками, как дверные косяки?

- Косяки здесь ни при" чём, - сказал Суер, - главное - двери. Открытая дверь - это знак, это приглашение войти. Давайте же войдём в эти двери, раз уж нас приглашают.

- Ломиться в открытую дверь... - поморщился лоцман, - да нет... неинтересно...

- Извините, кэп, - сказал Пахомыч, - я тоже останусь на борту, меня немного беспокоит наш суперкарго.

- Чего такое? - не понял капитан.

- Да разве вы не помните, сэр? Суперкарго, заведующий

грузом.

- Груз - дело серьёзное, - согласился капитан. Так на этот раз и получилось, что вместо старпома и лоцмана с нами на остров отправился мичман Хренов.

Оказавшись на берегу, Хренов взбудоражился.

- Мои ноги чуют сушу! - потрясённо вскрикивал он. Спотыкаясь, мичман вбежал в ближайшую открытую

дверь, кругом обежал косяк и кинулся нам навстречу.

- Я вошёл в открытую дверь! Я вошёл в открытую дверь! - кричал он, подпрыгивая, как ягнёнок.

Вслед за мичманом и мы с капитаном вошли в открытую дверь.

- Ну и что ты чувствуешь? - спросил меня капитан, когда мы оказались по другую сторону.

- Пока неясно, сэр. Кажется, прибавилось немного бодрости.

- Вот именно! - кричал надоедливый Хренов. - Именно бодрости! Бежим к другой двери!

Посетив следующую открытую дверь, мичман почувствовал совсем необыкновенный прилив бодрости.

- Мне чего-то очень хочется! - вскрикивал он. - Я чувствую такую бодрость, такую зверскую бодрость!

- Чего именно хочется? - строго спросил капитан.

- Сам не знаю точно. Но, пожалуй, я бы хотел иметь почётный диплом Королевского общества дантистов, два чемодана барахла, мулатку дезабилье и собрание сочинений Декарта.

- Вполне понятные желания, - сказал Суер. - Даже удивительно, к каким великим замыслам приводит порой прилив бодрости. А тебе, друг мой, - обратился Суер ко мне, - ничего не хочется?

- Хотелось бы ясности, сэр. Обычно, когда входишь в открытую дверь, - тебя что-то ожидает. Ну, скажем, бифштекс с луком или девушка с персиками. А здесь нету ничего - только бодрость и пустота.

- Но это тоже немало, - отвечал капитан. - Бодрость и пустота - целая философия. К тому же пустота, наполненная бодростью, это не совсем чистая пустота, это пустота взбодрённая.

- Извините, сэр, - возразил я, - но на хрена мне бодрость в абсолютной пустоте? В пустоте я и без бодрости хорош. Бодрость всегда хочется к чему-нибудь применить.

- Да, да, кэп! - закричал и Хренов. - Давайте применим нашу бодрость, чего ей зря пропадать?

- Пожалуйста,----сказал Суер, - применяйте. Вон ещё одна открытая дверь, можете войти.

Хренов, а за ним и мы с капитаном вошли в очередную открытую дверь.

- И здесь ничего нету, - сказал мичман, - а бодрости до хрена. Прямо не знаю, что и делать.

Мичман пригорюнился и сел на порог, подперев щёку кулачком.

- Сломать к чёртовой матери все эти двери! - сказал он. - Вот и применение бодрости! - И он пнул ногою косяк.

- Стоп! - сказал капитан. - Это уже бодрость, переходящая в варварство. Ладно, мичман, закройте глаза и считайте до двадцати семи. С окончанием счёта прошу войти вон в ту открытую дверь.

Мичман послушно закрыл глаза, а капитан подмигнул мне, и мы обошли следующий дверной косяк и уселись на травку. Я достал из бушлата бутылку "Айгешата", лук, соль, крутые яйца и расставил бокалы.

Аккуратно просчитав положенное, мичман открыл глаза и вошёл в открытую дверь.

- Ага! - закричали мы с капитаном. - Хренов пришёл!

- Вот это дверь! - восхищался мичман. - Яйца! "Айгешат"! Вот уж бодрость так бодрость!

Мы хлебнули, съели по яйцу.

- Ну а теперь, мичман, ваша очередь ожидать нас за открытой дверью!

- Идёт! Считайте до десяти и валите вон в ту квартиру напротив.

Честно прикрыв глаза, мы с капитаном досчитали до десяти и вошли в дверь, за которой таился Хренов. Он лежал на травке и, когда увидел нас, засиял от радости.

- А вот и вы! - закричал он. - А я-то вас давненько поджидаю! Скорее выкладывайте, что принесли.

- Погодите, в чём дело? - сказал я. - Мы вас встречали по-честному, а у вас даже стол не накрыт.

- А зачем его накрывать? Я же знаю, что у вас есть остатки "Айгешата".

- Мы его допили по дороге, - мрачно сказал я.

- Да как же это вы успели? - расстроился мичман. - Надо было до трёх считать.

Мичман поник, прилив бодрости сменился отливом.

- Всё, - сказал он, - больше я ни в какую открытую дверь не пойду.

Он уселся на песочек на берегу, а мы с капитаном всё-таки прошли ещё несколько дверей, и за каждой нас ничто не ожидало, кроме травы и мелких цветочков, океанской дали и прохладного ветерка.

- А это куда важней, чем "Айгешат" с яйцами, - пояснял капитан.

- Я с вами согласен, сэр, - говорил я, - но остатки "Айгешата" всё равно Хренову не отдам.

- Давай сами дольём его за какой-нибудь дверью.

И мы вошли в очередную дверь и чудесно позавтракали, овеваемые ветром и отделённые от мичмана десятками открытых дверей.

- Мы совсем забыли про окна, - сказал Суер-Выер, допивая последний глоток креплёного напитка. - Надо бы заглянуть хотя бы в одно окно, посмотреть, что там, за окном. Всё-таки интересно.

- Высоковато, сэр. Никак не дотянуться.

- Давай-ка я заберусь к тебе на плечи.

И капитан забрался ко мне на плечи, заглянул в окно.

- Ну, что вы там видите, сэр? - кряхтя, спрашивал я. -o Много-много интересного, - рассказывал капитан.

- Я вижу камин, в котором пылает полено, вазы с цветами, бифштекс с луком и девушку с персиками.

- Ну а девушка-то, что она делает?

- Улыбается, на бифштекс приглашает.

- Так залезайте в окно, сэр, а мне потом какую-нибудь верёвку кинете.

- Подсади ещё немного.

Капитан подтянулся, повис на подоконнике и скрылся в глубинах окна.

Я, конечно, чрезвычайно опасался, что достойный сэр свалится по другую сторону подоконника и расшибётся о землю. Но подобного не произошло.

Сэр Суер-Выер исчез, а окно по-прежнему висело в воздухе, и колыхались его занавесочки.

Некоторое время я растерянно стоял под окном, осознавая исчезновение капитана.

Вдруг из окна высунулась рука и кинула мне верёвочную лестницу.

И я полез по этому трапу наверх.