Сентиментально до жути, бред еще тот... Но мне срочно захотелось "выблевать" весь мой романтизм и творческий маразм а какой-нибудь бездарный рассказик, воть))) Хотя, может вам и понравится ^_^ Буду рада объективной критике *Лина, я в тебя верю!*

На границе пустоты и дождя, звезды и слезы, руки и губ, желаний и смерти, свесив ноги в безграничное пространство моря эфира, сидели два человека. Маленький мальчик и девушка. Они разговаривали… Или пели. А может, они всего лишь играли в театр теней, махая крыльями, сотканными из горячего снега и ледяных перьев. И не понять, чего они хотели больше – продолжать петь или начать разговаривать, а быть может, они всего лишь готовились взлететь и закружиться в легчайшем танце под этим тяжелым небом, не граничащем с землей. Почему именно мальчик и девушка? Почему люди? Ведь не все живое имеет облик человека. У них не было плоти, но почему-то сразу ощущалось, какое выражение лица у мальчика, какого цвета глаза у девушки. И не важно, что ни лица, ни тела, в общем, у них не было и быть не могло – каждая клеточка организма ощущала настроение этих непостижимых существ, в воздухе чувствовалось тепло их рук, а свет проходил сквозь их прозрачную, несуществующую, по сути, кожу. Наверное убогое воображение, для легкости понимания данной ситуации, вырисовало мне их в человеческом обличие, кто знает.

Девушка перекидывала из одной руки в другую сухую и яркую радугу, а мальчик разрисовывал небо – соединял розовые звездочки линиями и долго смотрел, как одна звезда бежит к другой по этой импровизированной тропинке.

- А что, если они разобьются? – спросила девушка, заметив чем занимается мальчик.

- То они взорвутся и разлетятся на тысячи осколков.

- А смысл?

- Смысл в том, что благодаря этому взрыву становиться больше звезд, а значит больше света.

- Зачем тебе свет? Как глупо с твоей стороны предпочитать что-то одно среди тьмы или света!

- Ты не понимаешь, мне нужен свет чтобы делать свет… Для радости, что ли. Вобщем, смотри. – улыбнулся он и уселся поудобнее. Он выставил вперед указательный палец правой руки, а большой направил вверх, обхватил правую руку левой, и получилось некое подобие «огнестрельного оружия».

- Бах! Бах! Бах-бах-бах-пабах-бах… - он целился в звезды.

С каждым «выстрелом» очередной огонек срывался с места и падал на колени мальчику. Вскоре у него на коленях образовался большой холмик светящейся массы. Он положил руку на нее, и уже через мгновение ничто не свидетельствовало о свершившемся недавно деянии.

- И это все? – девушка с презрением покосилась на мальчика – его руки как всегда были прозрачны и вовсе не светились от поглощенных ладонями звезд.

Мальчик сложил руки, как будто в них пряталась пойманная секунду назад бабочка.

- Сейчас я дам тебе чудо, а ты его возьмешь. Только осторожнее, хорошо?

Девушка сложила руки, готовясь принять «бабочку». В ее ладошки упал теплый камешек бархатистого янтаря.

- Дунь на него – сказал мальчик.

От нежного дыхания девочки янтарь изнутри загорелся, и теплый свет озарил пустоту.

- Это и правда чудо – улыбка девушки заставляла сиять изнутри лицо мальчишки.

- Мне нужен свет, чтобы делать свет – теперь ты понимаешь? – пространство вокруг зацвело от нежной улыбки мальчика. Он обнял девушку за плечи и робко поцеловал ее в щеку.

- Я хочу, чтобы этот свет навсегда остался со мной. – Девушка стала поглаживать мягкий свет, ей нравился теплый бархат сияющего света.

И мальчик собрал звезды в ладонь и превратил их в блестящую нить. Он сделал кулон из светящегося камня.

Прошло Время. Мальчик рисовал созвездия, соединял звезды, дарил свет существу, которое любил. А камень горел, сиял. Камень сгорал – иначе быть не может. И вот на шее у девушки, на серебряной нити из звезд, вместо солнца, вместо янтаря счастья и любви висит уголек.

Еще сотни тысяч звезд были убиты на создание новых камней. Но однажды девушка исчезла. На месте, где она обычно играла с радугой лежала куча углей.

И мальчик придумал дождь. Он придумал тоску и печаль, просто потому, что не для кого было придумывать счастье. Он придумал бумагу, просто потому, что звезды устали разбиваться, а рисовать больше нигде, кроме как на небе, было невозможно.

Теперь уголь разбивался о бумагу, а сердце мальчика разбивалось от света картин, изображающих его чувства.