«Миллионы огней Мегаполиса порой кажутся людям такими прекрасными. Как идиоты стоят недалеко от Эрмитажа люди – ждут, когда же начнется разведение мостов. Что ж, возможно именно этим и примечателен город. Но ни один приезжий не сможет понять всех красот моего города… И пусть. Пусть все, даже некоторые постоянные жители, навсегда запомнят эту картинку – обманку. Пусть все считают Питер таким, каким хотят его считать».

Возможно, говорить самой с собой не так уж и увлекательно, но зато не так одиноко… Она закрыла свой дневник – это уже триста четырнадцатая запись. Позвольте представить ее: девушка с черными длинными волосами, либо распущенными, либо заплетенными в два длинных тонких хвоста; низенькая, хрупкая, можно даже сказать миниатюрная девчушка двенадцати лет. Сегодня из очередной командировки должен был приехать отец. Нет, он приехал, но видимо опять забыл, что дочь всегда ждет его в аэропорту… Наверно опять уехал к любовнице… Или к дяде Саше – лучшему другу. Что ж, если второе, то его и завтра, и послезавтра можно не ждать – купят вина, пива, водки, наймут проституток, обкурятся и будут валяться так до самого папиного отъезда… Зря она готовила мясо в духовке, зря убиралась, зря покупала подарок ко Дню Рождения. Все зря.

Застегнула куртку, закуталась в огромный бежевый шарф и побрела… Куда? К метро, конечно. Хотелось, чтоб было побольше народу. А самое оживленное место Питера – это оно, место, где ночуют бомжы, целуются парочки, где все время пищит автомат, и рассержено и хрипло кричат бабуси: «Какого черта ты, придурок, встал тут? А ну пошел в жопу, сра** ебн****!!!»

Дом приветствовал ее грязными, исписанными в стиле граффити стенами, пустыми окнами и крепким матом, доносящимся откуда-то со двора. Там, на сломанных качелях, гуляли гопники. Несколько раз, попавшись в их загребущие лапы, она решила обходить стороной их общество – мало ли педофилов встречается на улицах нашего города? Развернувшись, она тихо пошла знакомыми дорогами, напевая под нос Пилот: «И если дан тебе талант писать на стенах в сартире, в Питере ты художник в апнграудном стиле…».

Было погано. Мерзко оттого, что живешь в таком сраче. А где счастливое детство? Где друзья? Где мать – шалава? Сдохла от СПИДа? Вряд ли… Это отец рассказывал так. Мать, будь она проституткой, отказалась бы от ребенка, элементарный аборт…

Из кармана была изъята сигарета. Думаешь, она собиралась курить? Да думай, ради бога… Что… Сложно понять? Действительно хочется почитать о реальной жизни? Дело твое…

Ее обычным делом было гулять по крышам, сидеть на самом краю, шатая ногой из стороны в сторону. Она была жителем джунглей, грязных, темных, смрадных джунглей, в которых хищник ест хищника лишь потому, что все пушистые крольчата по ночам прячутся в своих норках. Ее неоднократно пытались изнасиловать. Но она то уж точно не даст себя в обиду. У таких кроликов, как она – стальные когти и острые резцы. Зачем я все это рассказываю? А чтобы ты понял, что эта девушка могла так и погибнуть однажды ночью. Могла бы, но не погибла.

- Пытаешься спрыгнуть? И правильно. Внизу лучше. Но знаешь, такие многоэтажки оснащены лифтами. Конечно, лифтом гораздо медленнее, но приятнее.

Поворот головы.

- Ого. Да с такими глазками ты кого угодно заморозишь заживо.

- Мешаешь. Свали.

- Хм. А мне уж было показалось, что ты немая. Не глупи, - он схватил ее за руку и рывком отбросил ее хрупкое тельце

подальше от края. Поймал.

- Ну все. Успокоилась?

Она сжала свои нежные ручки в кулачки и начала бить его взрослую грудь.

Какого черта она плачет?

- Отпусти!

- Ладно. – Она упала.

- Кирилл.

- …

- Не хочешь говорить – не надо. Просто успокойся и не делай так больше.

Он повернулся, закинул шарф на плечо. Достал сигарету.

- Будешь.

Молчание.

Закурил. В темноте вспыхнул красный огонек.

- Держи. Хорошие.

Она взяла сигарету.

Кирилл выглядел лет на двадцать. Щетина, потихоньку перерастающая в аккуратную бороду по низу овала лица, волосы по плечи, неряшливо разбросанная по лбу длинная челка. И даже в этой темноте было заметно, как сияют его серые глаза.

- Холодно? Кто же зимой в осенней курточке ходит. Да еще без перчаток.

Он снял с себя шарф и обмотал ее шею. Стало теплее – она буквально утонула в этом бежевом шарфу, от него еще отдавало теплом Кирилла. Белые от холода пальцы тут же спрятались в складках этого своеобразного подарка.

- Еще увидимся. До встречи.

История одной любви? А разве может быть любовь между дядей и девочкой? Что? Любви все возрасты покорны? А про «героя не моего романа» слыхали?.. Какая любовь. Этот молодой скрипач, спящий на лавке в парке или в оркестровой яме просто пожалел эту девочку – она так похожа на его сестру… Сестра… М-да… Жизнь несправедлива. Уносит таких хороших людей (детей)…

- Опять здесь? Отец снова про тебя забыл?... Черт… Ну что за урод… Пригреешь? А что сегодня?

- Мясо.

- Ну не знаю… Пошли быстрее!

В кармане она сжимала ту самую сигарету. Она очень часто грела ее, как - будто кончик ее полыхает этим красным огоньком, который она так часто видела неподалеку от губ Кирилла.

Они сидели в столовой, как обычно молча. По телевизору показывали «Спокойной ночи, малыши». По неизвесной причине Кириллу нравилась эта передача.

- Это уже наша десятая встреча… С годовщиной!

Кивок.

Тишина.

- Меня зовут Лиза.