После войны многие подолгу лежали в госпиталях, заживляя свои ранения, порой за день в госпитале даже после войны умирали десятки человек… Но многим пришлось залечивать раны иного характера… И даже маленькие девочки могли попасть в дурдом…

- Том… Ах, как я рада, что мне вернули тебя! Ты не представляешь, маленький, как я скучала. Я каждый день вспоминала тебя, честно! Ведь я люблю тебя! Люблю, мой маленький щеночек…
А меня никто не любит. Меня только кормят таблетками и колют шприцами. Иногда так больно колют, что я плачу. Но теперь ты со мной и я рада…
Том, Томми! Я люблю тебя… Я не могу повернуть голову… Больно… Поэтому не могу увидеть тебя. А вторая рука не работает. Ты знаешь, мне кажется, ее нету вовсе. И нога в гипсе. Болит сильно. И я не могу ходить… А так хочется, Том…
У меня шевелится только правая рука, но я не буду ею шевелить, потому что она тебя обнимает… А если ты нечаянно упадешь, то придется ждать санитарку, чтоб подняла. Но она редко вслушивается в мои слова. Да и приходит она раз в день, ближе к вечеру, чтобы дать поесть… Я не смогу так долго ждать! Я не смогу больше одна! Я боюсь, когда никого нет.
А еще я боюсь темноты. Только ты не говори никому, Том! А то вдруг Тени услышат… Знаешь, они каждую ночь прокрадываются сюда вместе с холодным ветром. Они меня запугивают! А когда мне страшно, то я плачу…
Том… Что с тобой сделали? У тебя нету глаз? И хорошо… Я бы тоже хотела не видеть… Видеть страшно… А еще я плачу глазами… Знаешь, Том, если санитарка еще раз оставит здесь вилку, то я выколю себе глаза! Пойми, мне это нужно. Нужно не видеть. Знаешь, тут серый потолок и грязный пол. А еще много трубок и шприцов. Кажется, здесь есть окно. Я его не вижу, но каждую ночь оттуда дует.
Наверно, сейчас лето. Наверно, сейчас зеленые листья. Нет, Томми, я не выколю себе глаза, пока не увижу цветок! Любой, но чтобы был живым… Живым… А еще я хочу увидеть солнце… В моей комнате всегда темно и серо. Даже лучики не пробиваются в окно. Может, его и нет?
Томми… Твои лапки… Они порваны? Значит ты тоже не можешь сам есть… Хотя есть то и нечего… Я знаю, меня должны хорошо кормить, но эта санитарка сама съедает мои завтраки и обеды… А свое мне сносит… А вдруг мне нужно есть шоколад? Вдруг она ест мои печенья? Нет, не нужно об этом говорить… Вдруг она услышит и разозлится? Ведь она и вовсе перестанет мне приносить еду… Том, а там, на воле, ты ел хлеб? Он наверно так замечательно пахнет… Не то что каша на воде, от которой пахнет клеем… Хлеб… Томми, прости, что я попросила тебя принести ко мне, там на воле было так хорошо!
Хочешь, я попрошу, чтобы тебя заново наполнили ватой и зашили? А еще я попрошу пришить новые глазки… Пуговки зеленого цвета… Ты будешь таким красивым… А ты все еще белый? Странно, но ты уже не такой пушистый и скорее колючий…
Томми… Томми! А на свободе ты видел маму? Помнишь ее? И я тоже. Помню только, что руки были такие грубые, но теплые, а еще волосы… Томми! Ее волосы пахли сиренью! Нет, Томми, я не выколю себе глаза, я хочу увидеть сирень! И ты будешь видеть, милый. Я попрошу… Они не смогут отказать, так сильно я буду просить… Я люблю тебя, Том…
Томми, а когда я засыпаю, то мне снится ЭТО. То, что произошло со мной и мамой… Ты ведь помнишь? Помнишь бомбу? И кровь? И крики мамы? Тебе страшно? Не бойся, я помню, но не боюсь… Уже не боюсь… И… почти не плачу…
Томми, а у меня был… папа? Я тоже не знаю… Но наверно был, разве можно без папы? Наверно папа умер на войне… А после этого мама уехала со мною туда… В убежище… Томми, разве это не похоже на правду? Ты так думаешь? А мне иногда кажется, что папа – король большо-о-ого королевства, где много травы, цветет сирень и где… мама жива… Что ты, Томми! Конечно же я не плачу… Я разучилась плакать, я сильная! А когда папа узнает, что я здесь, то он примчится ко мне на большом огнедышащем драконе… Драконе с большими кожистыми крыльями и голубыми глазами. Нет, Том, его не собьют самолеты, война закончилась. Ведь больше не слышно взрывов и криков боли. А это – больница, но я никогда не видела здесь раненых. Войны нет. Она закончилась. Вот только маму не вернуть…
Я люблю тебя, Томми…

Ту би континиед.