УЛИЧНЫЕ БОИ В ПАРИЖЕ
К 10 мая 1968-го число раненых во время столкновений на улицах Парижа перевалило за тысячу, число арестованных - тоже. Обуздать полицию требовали уже не только студенты, но и большинство преподавателей, виднейшие деятели культуры и лауреаты Нобелевской премии, крупнейшие профсоюзы и левые партии. Но президент Франции генерал де Голль стоял как скала, заявив, что не уступит молодёжи. 10 мая 20-титысяч-ная демонстрация студентов была заперта с двух сторон французскими омоновцами на бульваре Сен-Мишель. На беду властей, бульвар был мощён булыжником и к ночи студенты соорудили около 60 баррикад - в дело пошла не только брусчатка, но и припаркованные по соседству автомобили, вообще всё, что могло препятствовать продвижению спецчастей полиции. Сражения на баррикадах продолжались до шести утра.
С13 мая начались захваты университетов студентами в крупнейших городах страны, с 14 мая - захваты заводов рабочими, без всякой на то санкции профсоюзов и традиционных левых партий, более того - к их паническому ужасу. 15-го студентами был захвачен театр "Одеон", превращенный в дискуссионный клуб. Стены Латинского квартала покрылись многочисленными плакатами и граффити. Наиболее известные лозунги парижского Красного Мая: "Запрещено запрещать!" "Будьте реалистами - требуйте невозможного!" и "Воображение - к власти!" Но, кроме того: "Под мостовыми - пляжи", "Граница - это репрессия" "Нельзя влюбиться в прирост промышленного производства" "Всё хорошо: дважды два уже не четыре", "Оргазм - здесь и сейчас!" Конечно, это не вписывалось в привычные концепции традиционных левых, угнездившихся на своих позициях за два с половиной послевоенных десятилетия. Зато очень попахивало мышлением в духе Ситуационистского интернационала, выступившего одним из главных интеллектуальных провокаторов революционных событий.
О РОЛИ БУНТУЮЩЕГО ИНТЕЛЛЕКТА И ИГРАЮЩЕГО САМОСОЗНАНИЯ
Маленькая группировка на стыке политики и искусства (вспомним, во избежание вредной мешанины, слова Вальтера Беньямина о том, что на эстетизацию политики фашистами левые отвечают политизацией искусства. Вспомним и не забудем - это важно), возникшая в конце пятидесятых на обломках дадаизма, сюрреализма и радикальной политической левизны середины XX века, была мало кому известна до тех пор, пока почугунной голове мирового капитала не жахнул индейским томагавком 68-й. Их было всего несколько человек (по другой версии, всё-таки - несколько десятков человек), и, помимо занятий искусством, они, что важнее, издавали ежегодник "Ситуационистский Интернационал" в котором в полной мере проявился теоретический дар Ги Дебора и Рауля Ванейгема, авторов двух важнейших для понимания современного революционного процесса книг, соответственно - "Общества зрелища" (также переводят как "Общество спектакля") и "Революции повседневной жизни".
Если сказать кратко (свести тонны житейской мудрости, переведённой ситуационистами на килограммы печатного текста, к миллиграммам экстракта, "заварки" которая всегда с собой, под крышкой чайника, именуемого "череп"), то они полагали, что современный капитализм научился превращать любые факты жизни, будь то искренняя эмоция любви или яростный порыв протеста - в зрелище, а зрелище - в товар, который, будучи расфасован в выпуски теленовостей, подборки рекламных роликов, в навязываемые через СМИ привычки и настроения, теряет какие-либо черты своей первичной, "предпродажной" подлинности, а заодно все признаки опасности для господствующего экономического, идеологического и политического порядка. Поэтому, считали ситуационисты, для настоящего революционера мало толку в создании больших политических партий, пусть самых радикальных, или в долгом и трудном формировании профсоюзов, пусть и самых борющихся - все эти институции уже не могут быть инструментами бунта, инструментами революции.
Инструментом бунта может быть лишь каждая, отдельно взятая, человеческая личность, а также добровольные союзы этих личностей, формирующиеся для единственной подлинно весёлой и подлинно освобождающей человеческой игры - революции повседневной жизни. Одним словом, никакая партия не поможет тебе, никакой комсомол, никакой профсоюз, никакая, fucking shit, террористическая организация. Только сам. Только своей головой. Только собственным усилием. Только в своей собственной жизни.
Теперь перечитаем:"Нельзя влюбиться в прирост промышленного производства", "Оргазм - здесь и сейчас!" Звучит немножко по-другому, не так ли? Впрочем, довольно здесь теории (страждущие - не пропустите готовящуюся "Антологию Ситуационистского интернационала" или разыщите уже сейчас - в сети, в книжном магазине - книжку Кена Нэб-ба "Радость революции"; вышедший же несколько лет назад перевод "Общества спектакля" настолько плох, что лучше читать Дебора на иноязыках).
1968-Й: ВОССТАНИЕ СМЫСЛА
Вернёмся в Париж, во Францию. Во Франции бушевал общенациональный кризис. Вспыхнувший из ничего? Из какой-то одной акции леваков? Из одного смелого поступка студентов, захвативших деканат? Из глупости министра просвещения? Из упрямого маразма господина президента? Да, из всего этого, но также из того, что старый мир перестал выдерживать новые смыслы, новые порывы жизни, её горячее дыхание, её горячечный блеск в глазах.
Вот что вспоминает кинорежиссёр Элен Шателен, недавно снявшая фильм о "нашем" сталинском ГУЛаге, а тогда, в 68-м, бывшая парижской студенткой: "...Взрыв, который тогда произошёл, был взрывом внутри смысла. Главный вопрос был не "как организовать движение?", а "почему?" и "что значит?" Это был глубокий семантический взрыв. Политический язык был абсолютно не адаптирован к возникшей ситуации. Он оказался вне рамок того, о чём люди, спонтанно вышедшие на улицу, хотели сказать. (...) Только потом, когда профсоюзы увидели, что все заводы во Франции остановились (что показалось им невозможным и невероятным!), они стали формулировать требования. Ведь нельзя же на вопрос: "Чего вы хотите?" - ответить: "Мы хотим жить", "Мы не знаем, чего мы хотим". Тогда-то профсоюзы и подсуетились: "Мы хотим больше зарплаты" - и потом всё это ушло в "нормальную профсоюзную деятельность".
"Куда вы пойдёте? Куда будет двигаться демонстрация?" - спрашивали на пике движения запуганные охранители у студенческого вожака Даниэля Кон-Бендита. "Маршрут демонстрации будет зависеть от направления ветра!"- не без позы ответил им молодой наглец с огненно-рыжими волосами. И был при этом абсолютно, стопроцентно, математически точен. Ибо только так в мае 68-го можно было озвучить "фразу, которую писала улица".
ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА ТОЖЕ БУРЛИЛА
68-й не был бы тем, чем он был, если бы события, какими бы грандиозными, прекрасными и вдохновляющими они ни были, происходили только во Франции. 68-й (мы договорились вначале, что это объёмный, комплексный термин, а не просто составное имя числительное) широко распространился и по ту, и по эту сторону "железного занавеса".
Хочется рассказать про всех, но это долго, так что назову только страны и, может быть, некоторые вехи.
В Чехословакии - Пражская весна. Общество, давно готовое взорваться, реагирует на малейшие перемены в курсе партийного руководства и, не дожидаясь команды сверху, начинает освобождать себя самостоятельно. От слов переходили к делу, правда, уже параллельно начавшейся советской оккупации. В Чехословакии тоже были захваты заводов, тоже были толпы людей против танков на улицах, какое-то время действовало даже второе, подпольное руководство ЧССР, прошёл даже (вдумайтесь - в официально социалистической стране!) нелегальный съезд (!) правящей (!!) коммунистической партии (!!!) - под охраной рабочих, на одном из захваченных заводов.
Потом, как и в Западной Европе, был откат. Впрочем, в 68-м времена не были ещё столь свинцовыми ("Свинцовые времена" Маргарете фон Тротта надо посмотреть обязательно, хотя они и про другой этап революционного движения в Европе; про 68-й же, вернее, про то, почему произошёл 68-й, смотрите великолепные фильмы Жана Люка Годара, прежде всего -"Weekend"и "Китаянку") - и потому молодёжь бунтовала, в том числе и на Востоке.
Польша. Март 68-го. Студенческие выступления в Варшаве и Кракове, столкновения с милицией, около 1200 студентов арестовано.
В Югославии - массовые студенческие демонстрации в июне 68-го. Лидер страны маршал Тито вынужден перейти к широким общественно-политическим реформам (кстати, ещё один важный для понимания эпохи фильм был снят именно в Югославии в 1968-71 гг. Это "В.Р. Тайны организма" Душана Макавеева, подробно, насколько это вообще возможно в игровом кино, излагающий и иллюстрирующий теорию сексуальной революции этого самого В.Р., то есть Вильгельма Райха. Райх погиб в американской тюрьме в конце пятидесятых, но дело его вдохновило бунтарей 68-го).
В ТЕЛЕГРАФНОМ СТИЛЕ: ALL OVER THE WORLD
Германия. Бурные студенческие бунты, оккупация университетов, появление новых, вне закостенелой левой традиции, революционных объединений (запомним для поиска в интернете: "Коммуна-1" "Социалистический коллектив пациентов").
Италия. Бастуют 95 процентов населения страны!
Вьетнам. Знаменитое партизанское Тет-наступление (то самое, в честь которого назвали ребёнка в недавнем фильме "Вместе" шведа Лукаса Мудиссона - тоже смотреть, смеяться и плакать, - про то, кем стало поколение 68-го лет через семь после революции).
США. Бушующее море событий, всего даже не перечислить. Дам лишь масштаб: бунты более чем в 170-ти городах, 27 тысяч человек арестованы - это несколько "дивизий" повстанцев!
А ещё: Мексика, Нигерия, Перу, Португалия, Израиль, Япония, Испания, Китай...
НУ И?
Опять проиграли? Это как посмотреть. Если считать "выигрышем" революцию 1848 года (забыв про 1852-й) или - революцию 1917-го (забыв про 1921-й) - тогда, может, и так. А если отключить штампы и включить воображение, которое одно только и достойно власти, тогда...
68-й не победил и не проиграл. Он сформировал тот мир, в котором мы сейчас живём. Впрочем, некоторые считают, что эпоха та окончилась 11 сентября 2001 года. Окончилась? Посмотрим.
Влад Тупикин [апрель 2003]
68-Й БЫЛ ГОДОМ ПОИСКА. НИКАКИХ ОТВЕТОВ ЕЩЁ НЕ БЫЛО Интервью с Ульфом Хеферле, которому было 14 лет в 1968 году
С Ульфом Хеферле мы познакомились несколько лет назад в клубе "Дом". Знакомство стало теснее, когда мы стали обнаруживать себя на одних и тех же концертах всё чаще. Оказавшись у него дома, мы нашли там большую коллекцию пластинок 60-70-х и старую электрогитару "Fender Stratocaster" которая до сих пор ещё "на ходу" - и в смысле сохранности, и в смысле того, что Ульф на ней регулярно играет, назло соседям. Когда же наш взгляд упал на одинаковые красные корешки под потолком, Ульф немного смутился: "А, это моя молодость, ранние 70-е..." Выяснилось, что он - "революционер со стажем", мы проявили интерес и ещё несколько часов просидели над подшивками молодёжной газеты гамбургского Коммунистического союза. Когда же пришло время подумать об очередном юбилее мировой революции 1968 года, первой революции, не приведшей к власти новый класс, но полностью изменившей облик доброй половины планеты, кандидатура Ульфа Хеферле в качестве собеседника всплыла сама собой. Во всяком случае, это единственный москвич, про которого мы доподлинно знаем, что он был участником событий 68-го на Западе.
Уьлф начинает:
Это, в принципе, история, поэтому можно всё это откровенно рассказать.
Ну да, вопрос, как делать революцию, мы, наверное, сейчас всё равно не разрешим... На самом деле, юбилей-то не круглый, 35 лет. Вот когда было 30-летие, во многих русских молодёжных журналах были публикации. Но наверное, каждые пять лет полезно напоминать, потому что за это время вырастает целое поколение.
Ну, знаете, мне было 14 лет в 1968 году и я не был участником какого-то руководящего органа, я был всего лишь симпатизирующим движению человеком и у меня самые яркие воспоминания - личные, а не строго политические...
Ну, это не страшно, - сказали мы. И дальше из Ульфа полился монолог, в который мы иногда лишь вставляли свои уточняющие междометия, для краткости здесь опущенные.

ДРЕВНИЕ ГРЕКИ В ТРУСАХ
В 68-м я учился в гимназии и моим любимым преподавателем был учитель немецкого языка. Этот человек, ему тогда, наверное, было уже лет сорок, он до 1-го мая 1968 года всегда рассказывал нам длинные истории про то, как он ездил с женой в Грецию и смотрел на античные руины - он очень ярко всё это описывал, он вообще был хорошим рассказчиком. Он рассказывал, а мы все с интересом слушали. Про его "Опель" и про жену, про домик на колёсах, про Грецию... Почему-то именно 1 мая 1968 года он случайно оказался в Париже и участвовал там в демонстрациях, видел всё это. И после Парижа его жизнь изменилась на 180 градусов! Немецкий гуманист, влюблённый в древнеримскую и древнегреческую историю, он стал другим человеком, начал выступать за какие-то политические ценности, за антифашизм, против чрезвычайных законов, которые у нас в это время принимались... И значительная часть нашего класса, человек 15-20 из 30-ти, все вместе с ним перешли тогда эту границу - от буржуазного гуманизма к антифашистским настроениям, вместе мы прошли этот путь... А ведь нам было по 14 лет! Мой отец был вообще в шоке от этого, он сильно ревновал меня к этому учителю, он чувствовал, что теряет влияние на сына и потому вскоре отправил меня на три года в интернат. Для меня это была настоящая депортация.
Я ещё помню - это был, может быть, 67-й или 66-й год, - я учился тогда в другой гимназии, в которой главным языком был древнегреческий. У нас был большой музыкальный зал и там на стенах имелась здоровенная такая роспись - голые мужчины занимались спортом в "типично древнегреческих позах". Однажды утром нас всех позвали в этот зал и мы увидели, что на них полились... шорты! Кто-то краской дорисовал, "одел* их. Для того времени это была очень антиавторитарная акция! Они нас собрали, там же был и автор росписи, какой-то знаменитый художник. Там сидели 300 мальчиков и администрация очень надеялась, что кто-то из нас откроет тайну, скажет, кто нарисовал трусы. Но никто не сказал! Было такое внутреннее чувство: "Мы делаем то, что мы хотим!"
Подобных ситуаций было много... Например, мой друг - это уже двумя годами позже, - он был такой панк. Он играл музыку, ну, тогда уже была такая музыка, немного похожая на панк (например, американская группа МС 5). Он ходил в чёрной кожаной одежде, с длинными волосами, весь проклёпанный... И он, мне кажется, хотел мою сестру. У нас был большой дом, но мой отец ему всё время мешал. И вот однажды он моего отца запер в одной из комнат! Отец, который для нас был олицетворением такой мощи, такого страха, оказался заложником в собственном доме!
Да, в это время словно бы появилась какая-то новая, самопровозглашённая власть -на улице, в школах... Такая нелегальная власть, которая всего лишь раскрашивает что-то или делает какие-то маленькие провокации.
Вы просто не представляете, как мы жили до этого времени - там никакого знака вопроса не было, нигде! Человек, у которого были длинные волосы, автоматически строго наказывался. Я помню, моя сестра и её подруги ходили в вельветовых штанах, - мои родители были в ужасе! Мы бы сегодня ничего этого не заметили, внешность - это уже не так важно сейчас, но тогда это воспринималось как крайне неадекватная одежда. Как, наверное, в Советском Союзе, где тоже была такая ситуация, когда длина волос и фасон брюк были запрограммированы сверху. А ты старался показать свою индивидуальность.
Эти два момента - рисунок в школе и учитель, полностью изменившийся 1 мая 1968 года, - вот мои самые яркие воспоминания о той эпохе.

НОВАЯ СИЛА НА УЛИЦАХ
Ну, вот ещё одно очень яркое воспоминание - это был, наверное, 68-й год. В центре Гамбурга была большая демонстрация против вьетнамской войны и там было тоже такое ощущение, что есть какая-то новая власть, что действует какой-то новый порядок... Мы были на центральной площади, перед ратушей, там выступал, кажется, Вилли Брандт, известный социал-демократический политик и тогдашний немецкий канцлер, а мы ему мешали, мы что-то кричали против войны во Вьетнаме. Потом в тот день мы пошли к местному правлению социал-демократической партии, там были трамвайные рельсы, и люди наклонялись, поднимали со шпал камни и кидали их в это самое здание! А ведь наш город к тому времени уже 20 лет был под управлением социал-демократов! Я только смотрел на это, я сам не бросал камней, но для меня это было... Я честно скажу, я никогда не был таким радикальным милитантом, повстанцем, но внутри я чувствовал большую симпатию к этому движению, а главным, наверное, было ощущение этого появляющегося нового порядка, ощущение того, что старый порядок уже ослаб и люди на улице устанавливают свою собственную власть, делают всё по-новому, как хотят.
Потом в тот же день мы пошли к центральному вокзалу, там есть такой гигантский зал, который вмещает несколько тысяч человек, под крышей звук как в церкви... Мы кричали: "Хо-хо-хо-ши-мин!" быстро перемещались по залу и бюргеры вынуждены были освободить пространство для нас. Но это было такое ощущение! Трудно это описать! Это было чувство страха, потому что ты действуешь на совсем другой территории, разрушаешь все законы, ты боишься, что тебя увидят, но одновременно - это было чувство огромной силы, которая есть в тебе и в людях! - ты захватываешь эти чужие до того места, одно за другим, (глубоко вздыхает) Я, наверное, вообще очень эмоциональный человек и всё это принимаю чисто эмоционально.
ПРОТИВ ВОЙНЫ И ГОСБЕЗОПАСНОСТИ, ЗА САМОУПРАВЛЕНИЕ
Три главные темы 68-го - протест против войны во Вьетнаме, протест против принятия законов о чрезвычайном положении - эти законы позволяли использовать погранвойска во внутренних конфликтах, а также давали другие чрезвычайные возможности для сил подавления, и третье, за что мы боролись, чего мы требовали - больше самоуправлении в школах. Например, появились полулегальные газеты школьников. В нашей школе был журнал "Искра", но это, конечно, был не большевизм, как у Ленина, это было такое небольшое антиавторитарное издание. В редакции, в основном, были ребята лет 16-ти, года на два старше меня. Состоять в редакции "Искры" было очень престижно! Ну как сейчас престижно иметь какую-нибудь самую новейшую куртку от "Benetton" или другой модной фирмы, так тогда было престижно состоять в этой редакции. Ну, я немножко утрирую, конечно, (смеётся) В этом журнале часто фигурировала пятиконечная звезда, были портреты Маркса, статьи о вьетнамской войне, но и о советской оккупации Чехословакии - тоже.
Вообще, это была такая вспышка, в эти месяцы появилось несколько разных новых течений. Я тогда был в интернате и ещё не решил, в какой фракции я буду участвовать, но я помню, что я выписывал несколько левых газет. Одну лево-социал-демократическую, одну промосковскую и одну пропекинскую - этого было уже достаточно для широкого спектра. Мы сидели там, в интернате, в большом зале столовой и каждый раз после обеда нам приносили почту - и я каждый день получал пачку газет! (смеётся) Мой отец думал: "Ах, мой мальчик, он успокоится, он далеко от этих событий!" (всеобщий смех: все участники разговора ржут в голос). Но я получал эти газеты...

ИДТИ ВПЕРЕДИ ВЗРОСЛЫХ. ВПЕРЕДИ ВСЕХ
Это было очень хорошее время, потому что всё было в плавающем состоянии, каждый день случался какой-то новый сюрприз. Все учителя, все наши родители - они только реагировали на события. А мы - действовали, мы каждый день осваивали какое-то новое пространство. Была очень большая готовность к новому, общество сотрясалось, все ценности были под знаком вопроса, всё, включая общепринятую одежду, идеал "красивой жизни", сексуальное поведение, аборты, которые тогда были ещё запрещены и люди выступали с протестами против этого запрета...
Общество было тогда очень пуританским. То, что сейчас стало привычным, например то, что мы видим на любом углу голых людей - в рекламе или на пляжах, - это тоже было то пространство, которое освоили мы. Были такие акции, например, когда в немецких судах люди начинали вдруг раздеваться в знак протеста, особенно женщины - протестовали против каких-то реакционных законов.
Многое, конечно, изменилось. Многого мы добились. Начиная с того, что у женщин есть права, как и у мужчин, участвовать в общественных процессах, учиться в университетах, получать какие-то посты, - ведь до 68-го все руководящие должности были у мужчин. Тогда не было такого, как сейчас, что на заводах или в офисах больше смотрят на результат, а не на то, кто подчиняется лучше - это тоже достижение 68-го. Или, например, теперь ты не обязан создать семью, ты не обязан по воскресеньям ходить в церковь, у тебя есть право жить, как ты хочешь. Мы тогда собирались группами и жили отдельно от родителей. Мы меняли партнёров. Мы легализовали и признали гомосексуализм, который очень строго до этого был запрещён. Мы начинали интересоваться другими культурами - азиатской, африканской. Сейчас люди просто слушают африканскую музыку и всё, а тогда это было связано с политическими интересами и чувством солидарности - ведь в 60-е каждый год происходила какая-то революция - в Африке, в Латинской Америке, мир был полон движения, во всех сферах!
А из того, что не удалось - мы, к сожалению, потерпели провал с организацией новых коллективных форм жизни. Коммуны держались шесть, максимум - десять лет. Коллективная жизнь, коллективное воспитание детей - чтобы ребёнок воспитывался неавторитарно, чтобы он не был частной собственностью своих родителей, - вот задание для будущих поколений.
МОРАЛЬНЫЙ МЕХАНИЗМ РЕВОЛЮЦИИ
Нет, это была не революция. И даже не революционная ситуация. Мы анализировали потом... 8 принципе, тогда не было смертельной опасности для правящего класса. С чего всё началось? Может быть, вьетнамская война была таким катализатором? Может быть, эта невозможность для американцев победить маленькую страну, - а ведь США - это был наш партнёр, наш "отец" - всё это и разрушило внутреннюю уверенность нашего общества?
Если твой старший брат воюет - и неуспешно воюет, если он использует против маленького народа ужасное оружие, то возникают моральные вопросы. Если он успешно уничтожает маленький народ и побеждает, то, может быть, об этом и не задумаешься, как сейчас в Чечне, когда русские почти победили и моральные вопросы не возникают. А когда супер-держава не может победить... В принципе, что-то подобное, наверное, было в конце Первой мировой войны - на этом фоне и произошла русская революция. Царизм не мог обеспечить военную победу и не мог дать ответов на моральные вопросы... А когда обученная молодёжь начинает ставить моральные вопросы и не получает ответов, всё, как в домино, падает. Один вопрос обрушивает другой, второй обрушивает третий - и так далее. Война - потом культурные ценности - потом одежда - потом межполовые отношения - потом всё. Всё!
Мы хотели всё убрать. Социализм не был тогда ругательным словом. Были споры - какой социализм, кубинский или вьетнамский? Были люди, которые симпатизировали советскому социализму... Но это было не самое главное, мне кажется, главное было, что ты
- против. Очень важно ещё понимать - я сначала забыл об этом сказать, - что очень много было тогда нацистов на руководящих должностях - судей, политиков, важных персон в христианско-демократической партии... Мы были против фашистов, которые остались в обществе на руководящих постах. Мы были против войны. И мы особенно не задумывались, какое именно общество мы хотим. Главным тогда была не наша утопия, главным было то, против чего конкретно мы протестовали.
ПОТОМ, ПОСЛЕ 60-Х
Я вспоминаю это время как большую свободу, большую личную свободу. После этого я попал в политическую организацию и опять началась строгость. По-другому, но всё же. Моменты свободы - может быть, они хаотически выглядят, но лично для меня, наверное, это было самое большое впечатление. Потому что действительно это был момент поиска, ответов тогда ещё не было, никаких ответов не было. Что можно сравнить с этим? Были политические успехи, например, был 74-й год, когда Вьетконг захватал Сайгон. Я помню, какая радостная демонстрация Первого Мая тогда была. Мы шли и кричали: "Erster Mat, Saigon ist freii" - "Первое мая, Сайгон освобождён!" Ну, это было, может быть, лично для меня, это не типично... Может быть, как я уже сказал, этот толчок для меня был недостаточным, я недостаточно участвовал и я недостаточно взял этой силы, этого анти-звторитарного импульса, который тогда был, и потому попал слишком быстро опять в строгую организацию. 74-й год, Kommunistischer Bund...
..Лично я сожалею, что моё поколение очень уж успокоилось, вписалось в Систему. Но хорошо, что мы видим сейчас в Европе новое молодёжное движение, оно возникает, постоянно приходят новые люди, все эти гигантские акции против войны - они что-то дадут...
Беседовали Ут» Вайнманч к Влад Тупнкми
[апрель 2003]
ПРИЛОЖЕНИЕ Б. ВПЕРВЫЕ НА РУССКОМ: ИЗБРАННЫЕ КНИГИ 2004
НЕ РАБОТАЙТЕ. НИКОГДА НЕ РАБОТАЙТЕ!
Боб Блэк. Анархизм и другие препятствия для анархии. М., Гилея, 2004
Для начала: речь в книге не только об анархии и анархистах и даже не столько о них. Скорее - об американской и международной андерграундной полит-тусовке, тесно пересекающейся с тусовкой радикального искусства. Ситуационистский интернационал, панк-рок и только потом уже - анархизм и анархия. Герои этой книги - не только почти никому не известные у нас авторы и редакторы журнала "Processed World" или малопонятные либертарианцы {это такие американские сторонники свободного рынка -до того свободного, что отрицают необходимость государства и потому иногда сказываются анархистами, анархисты же их обычно за своих не считают; от Боба Блэка достаётся и тем, и другим), автор помнит о Малькольме Макларене и Джелло Биафре, о "Maximum-rocknroll" и "Sex Pistols", о неоистах и Стюарте Хоуме - и всем, решительно всем раздаёт пизды. Немного не поняли? Пиздюлей всем навешивает. Жестоких. И при этом всё это не просто "забавно" читать. Какой-то (и немалой) своей частью книга претендует на роль теоретического анархистского сочинения. И это ещё увлекательнее мочилова. Но - обо всём по порядку.
Боб Блэк - почти что маниакальный склочник, едкий критикан, укатывающий своих идейных противников словно гусеницами тяжелого танка, занялся политикой и (контр)-культурой в 70-х. Клеил плакаты, писал памфлеты, разоблачал глупости и срывал маски с "авторитетных представителей андерграунда", поссорился со всеми, с кем было можно и с кем было нельзя, скакал по журналам и издательствам, и при этом постоянно хуячил, хуячил и хуячил (у нас в стране нет такого, мы с ребятами долго думали и поняли, что сравнить, при всём обилии скандалистов, не с кем). И вот, наконец, разменяв шестой десяток, удостоился книжки на русском. Немногочисленное русскоязычное общество фанатов Боба Блэка, до этого довольствовавшееся англоязычными сайтами (и одним русским переводом одной статьи, одноимённой с заглавием данной книжки и побывавшей и на "Анархиве" и в "Воле" и на "Индимедии", и на "Автоном-орге"), встретило новинку рукоплесканиями и принялось всячески радоваться. Взвешивали книжку на ладони, любовно поглаживали, кто-то даже понюхал. А потом раскрыли и слегка оторопели.
Батюшки светы: автор предисловия - Михаил Вербицкий. Уж он-то что тут делает с его излюбленным "лево-правым" синтезом? Решил подверстать к своим идеям Боба Блэка, отчётливо критиковавшего левых, но столь же отчётливо не приемлющего правых? Прикинул, что Блэк будет полезен для его дурацкого "лево-правого" синтеза? Хм, не раз ведь уже говорилось, что "лево-правый" синтез не даёт на выходе ничего нового. Точно так же, как при смешивании одного килограмма варенья и одного килограмма говна получается два килограмма говна, результатом "лево-правого" синтеза оказывается не что-то новое, а что-то правое - иногда это называют "новым правым" а иногда не находят никакой новизны.
Ладно, если пропустить предисловие и вчитаться в саму книгу, то... То и тут есть одна заковыка. Книга Боба Блэка, вышедшая по-русски, составлена так, что большинство статей страшно интересны тем, кто следил за анархистским и ситуационистским дискурсом - тем, кто читал "Аспирин не поможет", "Наперекор" или "Утопию" тем, мимо кого не прошла изданная в позапрошлом году "Радость революции" Кена Нэбба, кто посещал лекции Джорджа Катсиафикаса во время его недавнего российского турне или скачивал из сети книги этого ветерана йиппи, тем, для кого не пустой звук имена Ги Дебора, Рауля Ваней-гема и Асгера Йорна, тем, кто знает, что такое "Crimethink" и следит за дискуссиями в американском журнале "Anarchy". Такие люди испытывают радостное клокотание, близкое к предоргазменной тряске, уже при одном известии о выходе Боба Блэка по-русски. Всем остальным, пожалуй, тоже интересно будет познакомиться с полемическими достижениями великолепного склочника. Но всё-таки главная конфетка для неискушённых в тонкостях анархистской, ситуационистской и про-ситуационистской политики, это, конечно, бобоблэковская критика работы, или, лучше сказать, уничтожение работы, которое Боб Блэк столь искусно проделывает теоретически, что начинаешь верить, будто и практика не за горами.
Фундаментальная критика работы - это то, ради чего всем, интересующимся социальными идеями, стоит-таки купить книгу Блэка и то, ради чего стоит её прочесть. До сих пор на русском языке мне не попадалось столь ясного, яркого, страстного, трезвого и убедительного нападения на работу, на идею работы. Наконец-то знаменитый ситуаци-онистский лозунг"Никогда не работайте!" уже мелькавший на страницах пост-советской анархистской и панковской прессы (вспомним, к примеру, "Евробутылку"), обрастает плотью и кровью, наконец-то становится очевидно, что выдвигающие его - не идиоты, не абсурдисты и не бездельники, а, наоборот, очень адекватные люди, адекватные прежде всего нашему времени, как были адекватны своему времени Маркс и Бакунин, Кропоткин и Эмма Гольдман, Нестор Махно и кронштадтские повстанцы. "Игрушечность", пустяко-вость многих анархистских рассуждений последних лет объясняется в первую очередь невниманием к современности, неумением её анализировать и, в результате, перенесением в современность пропагандистских клише XIX или, в лучшем случае, - начала XX века. Критика работы, обосновываемая Бобом Блэком (и не только им - но я говорю пока только о текстах, доступных по-русски), даёт шанс русскоязычным анархистам немного подтянуть теорию до уровня XX! века, немного придти в себя и осознать, на каком они находятся свете, в каком мире живут и чего имеет смысл требовать и добиваться, потому что требовать и добиваться этого НЕОБХОДИМО. Всем остальным она ясно показывает: современная утопическая теория - есть. В зачаточном, не вполне прописанном виде, но есть. Но на то она и живая ещё, чтобы быть не до конца прописанной. Так что не удержусь от повторения лозунга: "Никогда не работайте!" А что же вместо работы? Как же можно без работы? Э, так я вам и объясню это в двух строчках... боб Блэк об этом целую книжку написал - и не одну. Читайте Боба Блэка. Не читайте Михаила Вербицкого. Впрочем, неважно. Читайте всё, что хотите. Думайте сами. Авторитетов не существует.
[март 2004]
RAF. ВСКРЫТИЕ НЕ СОСТОЯЛОСЬ
Том Вэйг. Телемечтатели. Фракция Красной Армии, 1963-1994. Гродно,
ГОУПП "Гродненская типография" 2004
Благородное чувство революционной романтики и приподнятости духа иногда толкает людей на необдуманные поступки. Один такой поступок совершил житель Гродно Олег Сивко, опубликовав в ГОУПП "Гродненская типография" свой перевод книги Тома Вэйга "Televisionaries".
Не зря в выходных данных этой книги отсутствует фамилия корректора: очевидно, что корректор совсем не приложил своего глаза ни к рукописи, ни к вёрстке. Многочисленные опечатки, ошибки, несогласования падежей и т.п. встречаются здесь СОТНЯМИ. Не помешало бы также перед сдачей в типографию показать перевод книги и англоязычный оригинал и кому-нибудь, кто хотя бы в школе, хотя бы на тройки, но учил немецкий язык и знаком с элементарными правилами написания и произношения. Тогда бы не было чехарды с "эй"-"ай" в одних и тех же именах собственных на разных страницах, тогда бы знаменитая Бригитта Монхаупт не превратилась бы в Бригитту Монгайпт, Астрид Пролль - в Астрид Пролл, а тюрьма Штаммхайм, где отбывали сроки и были замучены до смерти лидеры первого поколения RAF, не оказалась бы Стаммхаймом. Впрочем, от позора с Монхаупт, Пролль и Штаммхаймом спас бы переводчика простой русский интернет -благо статей о RAF понаписано довольно много, все основные имена и географические названия упоминались в русскоязычной прессе начиная с 70-х годов и обычной пятиминутной прогулки по ссылкам хватило бы, чтобы избежать особо идиотских ошибок.
Но главная беда всё же не в этом (и даже не в закрадывающихся подозрениях: а так ли чел перевёл книжку? а перевёл ли вообще, или насочинял "по мотивам"? - увы, бывает и такое - вспомним сокращённый вдвое-втрое пересказ книги Джорджа Кзтсиафикаса о немецких автономах, выданный перекладачом за перевод, и вздохнём глубоко). И не в том, что предисловие и послесловие ровным счётом никуда не годятся, демонстрируя, помимо революционного пыхтения, большие пробелы не то что в понимании революционного процесса, но и в обычных знаниях (а ведь теоретики сулят, что следующая революция будет постиндустриальной и информационной, что основным средством производства после её победы окажется ЗНАНИЕ). Главной бедой является то, что эта книга вообще вышла сейчас на русском языке, оказавшись первой у нас общедоступной работой, специально посвященной RAF, - самой известной террористической организации всех времён и народов.
Беда в том, что эта книжка, являясь первой и, боюсь, на долгое время - и единственной по теме, очень уж смахивает на рекламный проспект RAF. На Западе существует обширная литература по этой теме, гигантское количество книг, статей, фильмов. Живы, в конце концов, многие бывшие участники RAF, отсидевшие за это своё участие кто почти 20, а кто и больше, чем 20 лет. И эти люди не молчат. Они высказываются, они оценивают свой опыт. Есть и заявление о самороспуске RAF, сделанное в 1998 году. И итог всех этих текстов, а главное, итог 30-летнего (всё-таки, с 1968-го, а не с 1963-го года) существования самой RAF состоит в том, что это была, хоть и героическая, но ПРОВАЛИВШАЯСЯ попытка. Всего, чего они пытались добиться, встав в 1968 г. на путь вооружённой борьбы с Системой, они не добились. Им не удалось спровоцировать революцию в Германии и в Западной Европе. Им не удалось помочь странам Третьего мира в их борьбе с западным империализмом. Им не удалось вести параллельно боевую и политическую работу, как они хотели, - пришлось ограничиться боевой. Да, они убили нескольких выдающихся сволочей, но они не смогли этими убийствами изменить мир. Они не смогли изменить ничего. Они рассчитывали на массовую поддержку, но не нашли её. А получили поддержку лишь от немногих интеллектуалов - тех, кого, на самом деле, должны были бы, по их логике, презирать. А вот чего им удалось добиться, так это принятия новых людоедских законов, серьёзно осложнивших существование политзаключённым, а также "потенциальным политзаключённым" то есть всем, кто сопротивлялся, сопротивляется и будет сопротивляться Системе и капиталистическому государству на немецкой и европейской земле. А вот опыт других организаций и боевых групп, лишь мельком упомянутых в этой книге, таких, как "Движение 2 июня" или "Революционные Ячейки" (RZ), дал что-то ещё.
Знание о тотальной провальности опыта RAF рассыпано во всём, упомянутом выше, многообразии источников. Но всего этого нет на русском. И скоро, наверное, не будет. Первичная жажда информации удовлетворена самым неправильным образом - переводом и изданием лишённой аналитики книги Вэйга, фактически, просто хронологического списка акций и арестов. Вне контекста немецкой политики тех лет такой список не даёт нам никакого реального знания, он не даёт нам ничего, кроме иллюзии знания и, благодаря этому, неправильной оценки опыта Фракции Красной Армии.
Есть ошибки, которые совершать нельзя. Просто нельзя, и всё. Очень плохо, что своё первое прикосновение к миру левого радикализма Олег Сивко начал именно с такой ошибки.
[август 2004]
ПОДГОТОВИТЕЛЬНОЕ ОТДЕЛЕНИЕ УЛЬРИКЕ МАЙНХОФ
Ульрике Майнхоф. От протеста к сопротивлению. М., Гилея, 2004
Для государственной пропаганды террорист - исчадие ада, человек, недостойный звания человека, человек без чувств, без собственной истории, который должен быть стёрт из памяти поколений как оруэлловские"нелица"из газетных архивов. Но если отвлечься от пропаганды и обратиться к анализу, то получится, что у каждого террориста, как и вообще у любого человека, есть своя история, которая и привела его в ряды вооружённого подполья.

Я начинаю рецензию с этого, а не с того, что перед нами - сборник прекрасной политической публицистики, впервые напечатанной по-русски, - потому, что автор сборника Ульрике Майнхоф снискала всемирную славу прежде всего не как журналистка и политическая полемистка, а как одна из создательниц Фракции Красной Армии (Rote Armee Fraktion, RAF), одной из самых известных террористических организаций (наряду, скажем, с российской Боевой организацией Партии социалистов-революционеров (БОПСР), итальянскими "Красными бригадами" (BR) и Ирландской республиканской армией (IRA); "Аль Каиду"же стоит исключить из этого списка, ибо пока это скорее медиальный миф, нежели реальность - не потому, что нет терактов, а потому, что ответственность за них именно "Аль Каиды" кажется весьма сомнительной; но это так, между делом).
Вечно неумытые искатели рецептов "как сделать бомбу из спичечного коробка и куска изоленты" могут заранее обломаться - никакого специального технического знания здесь не изложено; на "Учебник городской партизанской войны" Карлоса Маригеллы книга Ульрике Майнхоф также непохожа ничуть. Книга вообще не имеет отношения ни к терроризму, ни к РАФ, так как составляющие её статьи были написаны до ухода их автора в подполье. И одновременно, конечно же, имеет.
Потому что если политическая журналистка Ульрике Майнхоф годами писала о постоянных нарушениях конституции со стороны правительства, об идеологии потребительства, залившей дешёвым жиром, общественную совесть и индивидуальные мозги граждан, об участии бывших, нераскаявшихся, а, значит, в каком-то смысле - и нынешних фашистов в управлении государством и экономикой, о царящей в западном политическом классе двойной морали в отношении стран "третьего мира" (любить богатых "третьемирских" диктаторов, не замечать бедствий народов "третьего мира") и т.д., и т.п., а при этом все бичуемые журналисткой (и не только ею одной) общественные язвы продолжали цвести пышным цветом по воле вполне определённых людей (с конкретными именами, фамилиями, партийной принадлежностью и счетами в банках), то всё это, конечно, имело отношение к терроризму в том смысле, что подготовило её переход на нелегальное положение, переход к вооружённым методам борьбы с государством и капитанами индустрии.
Террористами не становятся просто так, от придури, от нечего делать или от буйного ндрава - во всяком случае, не становятся создателями и руководителями таких терроистических организаций, как РАФ. У терроризма есть свои причины - социальные, политические, ментальные (относящиеся к сфере сознания и самосознания). Недостаточно просто денег каких-то иностранных спецслужб, которые, возможно, захотят финансировать террористов на "чужой' территории. Надо, чтобы было, куда вкладывать эти деньги, надо, чтобы были готовы люди, которые займутся терроризмом. А откуда берутся эти люди, что и кто их готовит? Тайные структуры, тайные знания, тайные силы? Нет, ничего подобного. Их готовят страдания, которые они сами перенесли или которым они стали свидетелями, их готовит созерцание и осознание чудовищных несправедливостей, заложенных в текущем общественном устройстве и не только не излечиваемых правящими кругами, но и поощряемых, насаждаемых сознательно, их готовит, одним словом, повседневная политика государства и тех, на кого оно опирается - не только так называемых "силовиков" но и крупных держателей и распорядителей собственности и финансовых потоков.
Является ли терроризм разумным, адекватным, справедливым ответом на угнетение и издевательство - это вопрос, который нельзя решать в целом, тут надо рассматривать отдельные случаи. Например, партизанское движение на территории, оккупированной гитлеровцами в 1939-45 годах, вполне можно назвать терроризмом. Гитлеровцы и называли. Партизанское движение на территории, оккупированной "федералами" с 1994 по 1996 годы и с 1999 года по настоящее время, терроизмом тоже было названо - и вы знаете, кем. Однако в рамках одной и той же доминирующей системы исторических координат, в рамках одной и той же официально провозглашаемой морали один терроризм принято рассматривать как героизм, а второй - как бандитизм.
Сама Система учит нас подходить к явлениям жизни дифференцированно, вычленяя в них не только схожее, но и различное. Поэтому сейчас, когда нам говорят о том, что страна подверглась атаке международного терроризма, разумно и правильно будет прежде всего спросить, какого именно, международного ли вообще и где, собственно, доказательства (сколько было сказано, например, про убитого в Беслане негра, но публике и прессе его так и не предъявили; или, может быть, это был особый негр, самоотбеливающийся после смерти? как известно, таких "негров" и таких 'арабов" целыми пачками разводит официозная пропаганда).
Это всё мысли, не имеющие непосредственного отношения к рецензируемому сборнику, но которые в нынешней обстановке нельзя не высказать, когда говоришь о книжке женщины, вписавшей своё имя в историю в качестве известной террористки, даже если и женщина эта, и организация, ею созданная, больше не существуют на свете, даже если современный терроризм совсем другой, даже если он плохой тотально.
А сама же книжка больше пользы составит не террористам или кандидатам в террористы, а демократическим и оппозиционным журналистам, издателям панк-, хардкор-, хиппи- и прочих фэн-зинов, а также писателям в интернетовские форумы и гостевые книги. Учитесь, господа и товарищи, что такое политический анализ и что такое политическая журналистика на самом деле. Учитесь, пока не поздно, учитесь, пока ещё выходят в нашей стране считанные издания, в которых есть место и анализу, и журналистике. Учитесь, пока у вас остался какой-то ещё выход, кроме перехода на нелегальное положение. Учитесь и реализуйте изученное.
Я намекаю не на судьбу Ульрике Майнхоф, а на судьбу Михаила Кольцова, Осипа Мандельштама, Карла Радека и многих миллионов наших соотечественников, которые перейти на нелегальное положение не успели. И были убиты. Вы знаете, кем.
[сентябрь 2004] тексты рецензий - Влад Тупикин