Вчера мне сделали третью операцию на мочке уха, так и не смирившейся с ношением в ней сережки. Но теперь я умный, и ехал обратно не за рулем, а в маршрутке, ежась от запаха паленого мяса *(от меня) и от пронзительно глупых разговоров *(от попутчиков).

Когда заморозка отходит, весь мир, кажется, собирается прямо под твоим темечком. А несколькими сантиметрами левее – подожженное и замороженное ухо… Все-таки надо продавать лицензию на право разговаривать, хотя бы в общественных местах. Задорого.

В повязке я теперь похож на парусник с белым гордым парусом. Или на флюгер. Почему-то женщины не могут оторвать взгляд. Так и хочется наклониться поближе, обдав паленым, и участливо спросить: ничего не беспокоит?
Ксюша тоже смотрела вечером не в глаза, а чуть левее. Но к вечеру аромат поутих, и мир снова разбежался из моего черепа наружу, причудливо устроившись вокруг неповторимым зюзинским ландшафтом.
Сережку никому не отдам. Пусть лежит рядом с часами, у которых уже полгода надо сменить батарейку.