я проснулась с чувством крайнего отвращения к жизни, к себе, к себе в жизни и к жизни в себе.
Зеркало в ванной, перед которым я безуспешно (не хрен столько курить и пить кофе потому что) отчищала зубы, поведало, что жизнь проходит, мне уже сто пятьдесят лет, мешочки под глазами и морщинки вокруг глаз не маскируются легкой и тяжелой штукатуркой, а требуют капремонта.
Натягивая чулки, я ощутила, КАК у меня болит спина.
Брюки застегнулись со второй попытки не на талии, а на выдохе.
В полупустом троллейбусе какой-то хорек наступил на ногу именно мне, и один сапожок превратился в бомжа по сравнению со своим начищенным соседом.

На работе меня ждал импортный начальник со своим импортным видением действительности, не соответствующим русскому взгляду ни разу; куча кретинов, гордо именуемых сотрудниками; список из 150 неотложных дел, которые нужно было сделать в прошлом месяце, и ничего радостного.
Пересекая улицу на светофоре, я окончательно и бесповоротно поняла, что жизнь не удалась, и не поняла, кой черт меня понес на те галеры. В смысле, почему из всех профессий на свете я выбрала наименее привлекательную по оригинальности решаемых задач и наиболее омерзительную по геморроидальности их решения.
В полдень с еженедельной мантрой зашел главный айтишник, с которым мы в конце концов подружились, и, заведя глаза в веки, спросил:
- Скажите, почему меня окружают одни дебилы? Как наш отдел кадров обнаружил их месторождение и почему решил принять на работу именно к нам?
- Бедненький Д.! Что, спрашивают, как работает компьютер? Коротенечко, минут на 40, основные принципы работы и все такое?
- И это тоже. Почему только ваш отдел не создает мне проблем? У вас ничего не ломается или вы все чините сами?
- У нас ничего не ломается потому, что наш отдел – это святое место. А если и ломается, то мы чиним сами потому, что мы…(хором: я, коллега и главный айтишник) святые люди!

Интересно, это в воздухе рассеяны миазмы всеобщего отвращения и несварения, или только со мной проблемы? Погода мне противна, мою голову тошнит, руки у меня опустились, и наступило состояние за гранью отчаяния, когда мозг, попытавшись распределить решение 150 неотложных дел на ближайшие два часа, отключился, не в силах оценить масштаб катастрофы. В общем, все сломалось и все стало плохо. Я чувствовала себя так, как чувствует себя простая русская барышня средних лет, проживающая в мегаполисе, со всеми вытекающими.

Я вышла в курилку в поисках то ли медленного убийства мозга методом ввода никотина, то ли открытого окна, как средства моментального ответа на все вопросы. Следом за мной вперся импортный начальник. Я заглянула ему в глаза и увидела в них слезы и отчаяние.
- Скажите, коллега, - его голос дрожал, - у вас не бывает так, словно вокруг сгущаются тучи отвращения, вашу голову тошнит, на рабочем столе вас ждет список из 150 неотложных дел, которые нужно было сделать еще в прошлом месяце, а мозг отключился, не в силах оценить масштаб катастрофы? В общем, аллес шайсе, аллес капут? Я готов прямо сейчас взять обратный билет на родину и стать там простым бухгалтером! Или выйти в это открытое окно…
- Знаете, что я вам скажу, коллега, - ответствовала я. – Наконец-то вы стали настоящей простой русской барышней средних лет, проживающей в мегаполисе, со всеми вытекающими. Что вам не нравится? Вы здесь всего два месяца и только-только погрузились в наши проблемы с головой, а я живу в этом стрессе постоянно. Но, в отличие от вас, у меня нет возможности взять билет на вашу родину и стать там простым бухгалтером. Однако ж между нами есть небольшая разница - я не сдаюсь. Потому что у меня нет выбора. Так что не нойте, а работайте давайте.
Мой импортный начальник заплакал от справедливости моих слов и безысходности своего положения.
Я же с улыбкой отправилась трудиться.
А по пути домой поняла, что мое настроение улучшилось. Простая русская барышня средних лет, проживающая в мегаполисе, оказалась круче, чем непростой европейский мужик средних лет, проживающий в непоследнем европейском городе.
И знаете, почему круче? По-любому!