который мы посетили, показался очень злобным. Верней, не так. Жители его были очень неприветливы. Все, как один, косо смотрели на нас и закрывались рукавами, газетами, платками от наших фотоаппаратов. Может, до сих пор считают, что фотография уносит кусочек души?
И торговцы, налетевшие на нас, не улыбались, а трясли тряпками так ожесточенно, что не купить у них дивной красоты парео было невозможно. Что запомнилось? Пышный губернаторский дворец, памятник – старинный ржавый подъемный кран, «Елисейские поля» - когда-то красивый, а теперь пыльный и какой-то потертый бульвар с разгуливающими козами,
необыкновенно изящное и столь же необыкновенно разрушенное здание монастырской французской школы с прекрасной витой лестницей, которую прекрасно видно через разбитое окно и пролом в стене. Совершенно неожиданной конфеткой оказался чудный ресторан, где мы ужинали. Сначала мы долго поднимались по лестнице вокруг внутреннего проема здания, поглядывая то вниз, на закручивающуюся квадратной спиралью многомаршевую лестницу, то вверх, на звездное небо; потом на открытой террасе пили джин, закусывая местными крошечными пирожками; потом снова спустились вниз в абсолютно французское колониальное заведение, увешанное старыми рекламными плакатами. Присмотревшись, я обнаружила на них изображения самолетов, чуть ли не райтовских кукурузников, бипланов и прочих древних машин. Сердце дрогнуло, так это было похоже на плакаты с рекламой восточного экспресса в сирийском «Бароне». А потом нам рассказали, что это ресторан при отеле, в нем питались постояльцы, в том числе Сент-Экзюпери. Ну конечно же, кто мог подумать иначе!
На выезде из Сен-Луи нам показали автовокзал, осуществляющий сообщение между городами. Даже не представляю, рискнула бы я воспользоваться тамошними рейсами в одиночку.
Потихоньку мы выехали из города.
