Начало романа здесь
Предыдущая часть
1963,
в конце июня
(продолжение)
Я хотел возразить: в чём я не прав? Но Лёва опередил меня:
- Ты неправильно убеждаешь. Всё дело в том, что мы не понимаем "эту" музыку.
Лёва произнёс эти слова с сожалением. Сергей же продолжал упорно возражать, хотя в его словах уже не было прежней уверенности.
Прошли дни. И однажды Сергей сказал:
- Вот когда я слушаю серьёзную музыку в кино, она мне иногда нравится.
- Это потому, Сергей, сказал я, - что в кино музыка тебе понятна. Так как в кино ты не только слушаешь ухом, но и видишь глазами. Одно дополняется другим, и всё становится понятным. Я уверен: ты бы понял музыку и по радио, если бы у тебя было желание слушать. Но почему ты выключаешь радио сразу же, как только услышишь серьёзную музыку?
- Да ну её, эту музыку, - говорит Сергей и опять начинает спорить со мной.
Но хотя я его окончательно не убедил, но уверен, что мои слова не пройдут для него даром. Главное - он не остался к ним равнодушен. Он спорил со мной - это уже хорошо. И когда-нибудь, - может пройдут годы, - эти слова дадут свои ростки....
Монолог о музыкальных вкусах
Мой друг! Я не против джаза, не против эстрады! В моей записной книжке музыкальные произведения, которые мне нравятся, уже около ста названий. И наряду с "Апассионатой" Бетховена в ней записана английская студенческая песня "Лоли-пап", "Ямайка" в исполнении Робертино Лоретти, многие эстрадные и джазовые произведения из серии "Вокруг света".
Рядом с "Неоконченной симфонией" Шуберта - "По ночной Москве" Бабаджаняна.
В этой книжке произведения самых различных жанров. Все они доставляют мне большое удовольствие. Здесь и революционная песня "Беснуйтесь, тираны" и "Четырнадцать минут до старта" Фельцмана, и "Гимн демократической молодёжи" Новикова, и русская народная песня "Выхожу один я на дорогу"... Много произведений современных иностранных авторов и... Я просто не в состоянии всё перечислить.
Каждый жанр, каждое произведение вызывает во мне свои мысли и чувства. И как мне иной раз жаль становится, что Сергей и другие, подобные ему, остаются равнодушны, слушая музыку, о которой я пишу. Они ловят по радио "Голос Америки" (или Голливуд, у кого посильней приёмник) и слушают упаднический, бьющийся в предсмертных конвульсиях, джаз. Мне иной раз тоже доставляет удовольствие слушать его. Но это удовольствие иного рода. Я испытываю смешанное чувство превосходства и презрения, послушав перед этим Бетховена или Листа или лирическую песню советских композиторов, или ту же "Ямайку", исполненную прекрасным, жизнерадостным голосом юного певца Робертино Лоретти. И чувствуешь себя сильным оттого, что ты находил прекрасное в лучших образцах классической, джазово-эстрадной музыки, в песенно-лирическом жанре. Но о буржуазной музыке хочется сказать словами Горького, которые я перечитываю третий раз в лежащей передо мной книге. Как правильны они!
"...Вдруг в чуткую тишину начинает сухо стучать какой-то идиотский молоточек - раз, два, три, десять, двадцать ударов, и вслед за ними, точно кусок грязи в чистейшую прозрачную воду, падает дикий визг, свист, грохот, вой, рёв, треск: врываются нечеловеческие голоса, напоминая лошадиное ржание, раздаётся хрюканье медной свиньи, вопли ослов, любовное кваканье огромной лягушки; весь этот оскорбительный хаос бешеных звуков подчиняется ритму едва уловимому, и, послушав эти вопли минуту, две, начинаешь невольно воображать, что это играет оркестр безумных... Нечеловеческий бас ревёт английские слова, оглушает какая-то дикая труба, напоминая обездоленного верблюда, грохочет барабан, верещит скверненькая дудочка, раздирая уши, крякает и гнусаво бубнит саксофон... Это радио в соседнем отеле утешает мир толстых людей, мир хищников... Это музыка для толстых".
В современной буржуазной формалистической музыке если где-то чувствуется ритм, то он носит судорожный конвульсивный характер - бьётся, словно в агонии и откровенно развязен. Поймёт ли это Сергей? Но это не так важно. Важнее, чтоб он научился понимать и любить хорошую серьёзную музыку. Тогда и сам поймёт, что к чему.
(В более поздней сноске в дневнике, в 77 году, я раскритиковал сам себя за схематичный пропагандистский стиль "в лучших традициях средств массовой информации того периода" - Б.К., февраль 2016 г.)
Я в отчаянье
Дело в том, мой уважаемый читатель, что СЕГОДНЯ - 4 ОКТЯБРЯ 1963 года, а я всё еще описываю события, происходившие в конце июня 1963 года.
Событий происходило так много, что я не успевал их записывать и теперь опаздываю на три с лишним месяца. Столько изменений произошло с тех пор...
(Примечание. Свободного времени почти не оставалось на дневник - занимался в училище, ходил на консультации, сдавал экзамены и т.д. - Б.К., февраль 2016).
Но не буду забегать вперёд. Даю себе, своему дневнику слово к октябрьским праздникам нагнать самого себя!
Всё-таки мне придётся писать короче, чем я бы хотел.
Консультации
С 26 июня начались консультации. Первая консультация была по специальности. Утром я пришёл в училище. В коридорах толпилось множество абитуриентов. В классе, где должна была проходить консультация для поступающих на фортепьянное отделение, было шумно и весело. Девчонки от 14 до 18 лет, очевидно, знакомые между собой, оживлённо переговаривались. Одна из них повторяла на пианино этюд, но из-за говора и шума её почти не было слышно.
Я заметил среди них только одного мальчика. Все остальные - девчонки. У мальчика была выделяющаяся внешность: полная, широкая фигура, высокий рост. "Тумба" или "будка" - так бы сказали о нём ребята.. Как потом оказалось, он родился 4 сентября 1948 года - почти на 9 месяцев позже меня, я же тоньше его раза в три!
Но не буду отвлекаться.
Когда девочка кончила играть и встала со стула, за инструмент сел я, чтобы вспомнить свои вещи перед консультацией. На минуту девочки стихли, вслушиваясь в первые звуки пьесы, но потом опять заговорили все разом о чём-то своём. Заговорили весело и шумно.