А о том, что было после спектакля, я писать не буду. Нет, для тех, кто слишком хорошо, хотя и незаслуженно, думает о Бесе, скажу сразу – не спешите радоваться, ничего такого не было. Просто было… было… было чудесно и замечательно, но вся ценность – именно в чувствах и ощущениях. И я не буду их описывать – потому что мысль изреченная есть ложь, и, описанные и зафиксированные, они застывают в раз и навсегда приданной им форме и умирают, как язык пламени, отлитый в стекле, как бабочка в коллекции – неподвижна и ярка, но неизменна и мертва, утратившая самое ценное – эфирность, изменчивость, переливы и оттенки красок и ощущений. Тем более, что писатель из Беса весьма хреновый.
Так что то, что было – пусть оно сохранится в неприкосновенности в тайниках души Беса, неописанное и неоскверненное.
А дорогому дневнику остается лишь порадоваться очередному возврату весны среди осени, да удовольствоваться очередной констатацией того, что Бес вновь раздираем противоречивыми чувствами. С одной стороны, он счастлив, кажется, снова счастлив, во всяком случае, почти, с другой – до ужаса, до головокружения и дрожи в коленках боится загадывать наперед, боится того, что все это может неожиданно и внезапно закончится. И не помогают цитаты из Шварца и самоубеждения. Но Бес изо всех сил заставляет себя забыть обо всем, и просто наслаждаться, и не думать о том, что будет после. Просто наслаждаться, и помнить лишь о том, что даже если все закончится – никто не отнимет у него того, что уже было, эти мгновения довольства и здоровья счастья останутся с ним навсегда. И он благодарен, от всей души благодарен…