Настроение сейчас - хо-ро-шо!

Вчера Бес снова культурно развлекался и просвещался. Рос, можно сказать, над собой. В театре был вчера Бес. И не один. Потому что порядочные девушки в театр одни не ходят. Хотя Бес, конечно, тут не при чем, и буде такая беда приключается, ходит и один, входя в этом случае в ипостась современной девушки и героини нашего времени - интеллектуалки, феминистки и эмансипе. Бес весь такой внезапный и шизофреничный противоречивый… Но вчера все сложилось удачно :)

Молодежный театр на Фонтанке, «Плутни Скапена», кто интересуется.

Что Бес может сказать по поводу прочитанного спектакля?
Бес прекрасно отдает себе отчет, насколько трудно в наше время ставить Мольера, равно как и прочие так называемые классические пьесы – просто потому хотя бы, что в силу давности лет и древности пьес все, казалось бы, что можно было прочесть между, за и перед строками, давно уже прочитано, вытащено и обыграно. Поэтому слава тем отважным, что находят в себе силы любить, зная, что этому придет конец замахнуться на Вильяма нашего Шекспира на этот подвиг.



В общем и целом – мне понравилось. Да, местами грубовато, но комедия вообще, и Мольер в частности – местами грубовата. Что поделать – низкий жанр плюс местная и временнАя специфика. Хотя режиссер со своей стороны мог бы этого и не акцентировать, а, наоборот, чуть сгладить. Чуточку не доработаны мизансцены – два молодых дарования, Леандр, натурально, и Октав, по молодости и горячности, или по задумчивости и раздолбайству частенько в общие мизансцены то не успевают, то, наоборот, раньше выскакивают. Но бог с ними, простим горячке юных лет, как говорило Солнце Поэзии и Наше Все. Костюмы еще у них весьма условные и потасканнные, а еще, а еще – в театре нет сцены! То есть абсолютно! Сцена то есть решена как в древнегреческом, скажем театре, или там цирке. Народ Бес не любит такие сцены, народу Бесу нужна сцена, над уровнем пола возвышающаяся, такие уж у Беса комплексы и ограниченное мышление. Чтобы все-таки артисты и пьеса – на возвышении и от публики и обычной жизни отделена. Да, и симпатичных в глазах Беса артистов нет – и не с кем говорить, и не с кем танцевать ни влюбиться, ни эстетизм потешить. Это о плохом что касается недостатков и «что не понравилось».
Теперь о хорошем. Среди достоинств сразу нужно отметить главного героя. Чтобы потом не возвращаться. По-разному можно относится к режиссерским находкам, трактовке пьесы и игре актеров, но главный герой – прелесть и умница. Потрясающая мимика, пластика, игра. Замечательно, великолепно, чудесно, превосходно! Сергей Брызгу. Прошу любить и жаловать.

Ну, конечно, великолепная сцена «Кой черт понес его на эту галеру?», одна из лучших у Мольера, люблю.

О находках режиссера. Что до режиссерских находок, то их есть. Они не могут не есть. Их не может не быть, тем более, что театр позиционирует себя в чем-то где-то как экспериментальный. То есть подразумевается, что они в постоянном поиске. Не могу сказать однозначно, понравилось или нет. Чувства смутные и неопределенные. Но, с другой тсороны, это и неплохо – разве цель искусства вообще и театра в частности не в том, чтобы пробуждать мысль и заставлять задуматься? Основная режиссерская находка – это привнесение в комедию положений лирической нотки и темы маленького человека. Смешение жанров, которое мы на данном этапе своей жизни не можем одобрить, поскольку ретрограды и враги прогресса на контрасте пробивающее. Идея очень неплоха – среди буффонады вдруг пронзительные мгновения, звуки скрипки и флейты, тема маленького человека в огромном мире, тема одиночества каждого и ощущение того, что ты чужой на этом празднике жизни. Это сильно и цепляет. Единственное замечание – ну, не надо так в лоб, не надо считать зрителей совсем уж клиническими идиотами, не надо разжевывать все до такой степени! Должна, особенно в такие лирические моменты, удачно подчеркнутые и тишиной, и музыкой, и светом, непременно должна оставаться некая недосказанность, недоговоренность, простор для мышления, возможность домыслить самому, самому сделать этот последний шаг. Его сделают правильно, ведь к нему подвели, и поставили перед, и мягко подталкивают в спину – его невозможно сделать неправильно. Но я хочу сделать это сам! Не надо всему давать имена, не надо облекать в слова все мысли до единой. Ценность некоторый идей зачастую именно в том, что они остаются невербализованными – и обретают в этой невысказанности силу и пронзительность.

Отличная, кстати, идея – Скапен начинает и заканчивает спектакль одной и той же фразой, блестяще, своеобразная рамочная конструкция, эффект рондо, создающая ощущение завершенности и законченности пьесы, ее цельности.
Еще один неоднозначный момент – выход на бис после финальной сцены. С одной стороны, для цельности впечатления Бесу бы хотелось, чтобы на этом все закончилось – для цельности, повторяю, впечатления. Но режиссер рассудил иначе, и, в принципе, нельзя не признать, что в его позиции есть свой резон и рациональное зерно. Бес, любитель и ценитель противоречий и парадоксов, предпочел бы уйти с комедии печальным и задумчивым, унося в душе образ несчастного и покинутого Скапена, маленького человека, одинокого и никому не нужного, покинутого неблагодарными влюбленными после того, как он стал им не нужен – мавр сделал свое дело, мавр может уходить. Да, это больно, но именно через боль и проникают в нас лучшие мысли и чувства. Уши мальчика на спине его, он слушает, когда его бьют. Режиссер же рассудил иначе, и, возможно, он прав – люди пришли смотреть комедию, развлечься они пришли, жизнь у них и так тяжелая, и нечестно было бы грузить их и в театре, да еще и без предупреждения. Так что после пронзительной лирической сцены (гениальное завершение спектакля, если бы не лишние, по мнению Беса, фразы, о коих он писал выше) актеры как бы выходят на поклон и следует бодренький хореографический этюд. Не могу не признать – молодцы, люди уходят довольные и веселые, в хорошем настроении. Что тоже ценно, не па?

Общение со зрителем и вовлечение его в спектакль, что провоцируется и сценой, и концепцией театра, решено очень изящно, ненавязчиво и скромно – пару раз за спектакль, довольно мягко и ненастырно. Уважаю.

В этой связи не могу не отвлечься и не сказать несколько слов о себе (хотел в конце, но получилось – здесь). Бес очень собой доволен и приобрел в то же время очередную тему для рефлексии в часы досуга. Повод, как водится, ничтожен, но много ли надо Бесу, чтобы впасть в рефлексию? По концепции спектакля персонажи, произнося монологи, по нездоровой и ставшей весьма популярной в театральных кругах традиции выбирают себе в зале жертву, фиксируют ее взглядом и едят глазами, обращаясь как бы непосредственно к этому, отдельно взятому зрителю. Бес, по природе своей крайне застенчивый и скромный я человек, который по природе честен (с), с босоного невинного детства терпеть не может эту гадскую манеру и, попадая в такой просак, всегда чувствовует себя крайне неуютно, делает морду кирпичом и вид, типа это не с ним и плевать он хотел, внутренне же сжимается в комок, забивается в дальний угол за шкафом и проклинает уродов, которые не могут оставить его в покое. То есть это раньше от так делал. Вчера же, когда Октав, рассказывая о красоте, изяществе и прочих неземных прелестях достоинствах своей возлюбленной теперь уже жены, устремил свой взгляд на Беса (не обольщайтесь, отнюдь не неземная красота Беса, блещущего во втором ряду, «как в ухе мавра жемчуг несравненный», подвигла его на это – просто по стечению обстоятельств в этом самом втором ряду был Бес на первый и беглый взгляд (а поди сделай выборку в таких условиях, много ли заметишь, бегая по сцене и разыгрывая из себя эмоционально и психически нестабильного трусливого идиота) самой подходящей на сей счет кандидатурой – не школьница и не дама бальзаковского возраста, с крашеной укладкой и праздничными сережками, а вполне себе относительно юная девушка, внешностью не ужасающая, тем более, в мягком приглушенном свете, одетая, льстю льщу себя надеждой, скромно и прилично с некоторой претензией на стиль), так вот под горящим любовью вдохновением взглядом Октава Бес не отвел глаз, ответив на взгляд, и улыбнулся актеру – чуть-чуть, самыми уголками губ, и даже поклонился в знак признательности – чуть-чуть иронично и опять же едва заметно, на пару миллиметров склонив изящную головку, словно британская герцогиня на приеме. Кому-то сей эпизод покажется мелочью, недостойной внимания и описания. Не говоря уже о столь бурных переживаниях по поводу, но Бес горд собой, очень горд собой. Он даже не покраснел, во всяком случае, заметно для постороннего глаза, лишь сам Бес почувствовал краску, горячей волной прилившую было к скулам, но тут же и отхлынувшую. Что это было? Вырос ли Бес, развился ли, наконец, настолько, что научился не смущаться такими пустяками, владеть собой и вести себя в обществе, по крайней мере, иногда? Есть ли это показатель подкравшейся незаметно старости или же только зрелости и развития? Как бы то ни было, Бес горд собой и рад. И можете смеяться.

И снова о себе, любимом, единственном и замечательном. Воистину, многие знания – многие печали, и умножающий знания умножает скорбь. Но что поделать, что поделать, если знания – это такой наркотик, раз вкусив который, человек остановиться не в силах, и вкушает, и вкушает, и чем больше вкушает, тем больше жаждет, и скорбь его возрастает беспредельно. Не говоря уже о том, что умных вообще не любят. К чему я все это? А к тому, что Бес, отягощенный гуманитарным образованием, был весьма удивлен и даже слегка шокирован пасторальной невинностью, проявленной его согражданами в зрительном зале. Народ и не подозревал, как выяснилось, чем кончится дело, и очень радовался столь счастливому разрешению дела, и смеялся давно известным (и избитым сто лет назад) поворотам сюжета и шуткам… Культура по-прежнему в большом долгу.