Я всегда любила дождь. Ну, то есть не осенний, кончено, противно-моросящий и холодный, но летний – сильный, падающий густой стеной воды, скрывающий обзор, звонко разбивающийся о нагретую мостовую, омывающий листья и траву. Любила спать под ровный шум дождя за окном, любила вдыхать напоенный влагой прохладный свежий воздух, любила купаться в дождь, чувствую легкие щекотные удары капель по спине и плечам…
Но сейчас я его ненавижу! НЕНАВИЖУ ДОЖДЬ! Всеми фибрами своей души. Доколе, я спрашиваю, доколе будет это продолжаться?
В очередной раз вместо того, чтобы кататься на роликах в хорошей компании и получать свое маленькое удовольствие, Бес злобно метался по квартире, являя собой превосходную иллюстрацию на тему «тигр в клетке». Часа через полтора Бес уже никуда не метался, а лежал на кровати, с тоской глядя на ролики, сиротливо стоящие в прихожей.



А какие были планы! Какие, черт возьми, были планы! Какие надежды! И кровь уже закипала, и сердце замирало в сладостном предчувствии. Фиг! Все хрупкие девичьи мечты грубо накрылись баальшим медным тазом. Я его очень четко себе представляю – большой такой, с плоским донцем и острыми бортами, начищенный до блеска.
Еще днем Бес, поглядывая в окно на беременные дождем тучи, нависающие над самыми крышами и постепенно исчезающие лужи на асфальте, метался от отчаяния к надежде, и надежда неизменно побеждала. Часов в пять, глядя на сухой асфальт и стараясь не замечать туч (хорошо, кроме того. зная, что такие тучи и без всякого дождя могут висеть месяцами – слава богу, коренной житель, не первый год замужем) Бес уже питал большие надежды на вечер. Эти же надежды питал с ним вместе еще с десяток роллеров – в интерактивном режиме. Но к шести часам все четче и четче рисовался на горизонте призрак того самого таза. Надежда, как известно, умирает в последнюю очередь, и когда Бес под легким, но многообещающим дождиком бодро рысил к метро, она еще была уверена в скором выздоровлении и предстоящей ей долгой и счастливой жизни. Когда же Бес вышел из метро дома, надежда умерла в страшных муках.
Но грянул град, завяли гладиолусы,
Их качественность снижена была.
Собака взвыла ненормальным голосом
И умерла!
- некстати вспомнилась Бесу цитата из Шефнера.

Дождь, словно издеваясь, ровно шумел за окном, создавая столь любимый Бесом фон для мирного досуга – чтения книжки на уютном диване, обработки фотографий, просмотра фильмов, и прочая, прочая, прочая – но этим вечером тихие семейные радости претили Бесу. Ему все рисовалась прогулка по Петродворцу в обществе роллеров, бесчисленные поребрики, с которых нужно съезжать, неровности асфальта, которые нужно объезжать, длинные участки с идеальным асфальтом, на которых можно развить огромную скорость, а потом попытаться резко затормозить – а если не получится, тебя поймают за куртку и в тысячный раз объяснят, как нужно тормозить. Ты, собственно, и сам прекрасно все знаешь, просто теория, как всегда, от практики еще дальше, чем декабристы от народа…
Часов в девять дождь перестал, и умершая было надежда шевельнулась, готовясь разыграть воскрешение из мертвых (вечер четверга, понятно, пропал безвозвратно, но впереди еще пятница и выходные!). Увы, через полчаса дождь собрался с новыми силами и снова обрушился на город. Бес уже не злился и не бросал небу горькие упреки в несправедливости, а просто лежал на кровати, с немой тоской глядя в потолок и чувствуя, что мечты его разбиты, надежды поруганы, лето – и вместе с ним сезон кончилось, и нет в этом мире счастья.
А за окном все шумел и шумел дождь…