[показать]
Вот мы и вернулись! Две недели нас не было нигде – ни в дневнике в частности, ни в Интернете вообще…
Нас угораздило заболеть, да еще ангиной, чего с нами не случалось уже давным-давно.
У нас еще хватило ума притащиться на работу с температурой, но, с другой стороны, кто же знал, что все так плохо. Наше маниакальное нежелание брать больничный на сей раз сыграло с нами дурную шутке. Правда, раньше всегда удавалось отлежаться за два выходных, и не хотелось подводить народ, и прочее, и прочее. К тому же был шанс, что Г. Все-таки выйдет на работу и выходных получится аж 4.
Однако все было довольно хреново домой мы приехали с трудом, с температурой и больным горлом, трясясь от озноба, напились ТераФлю (кстати сказать, с яблоком и корицей – очень даже приличный вкус, гораздо лучше лимонного, зря мы расстроились) и завалились в постель, укрывшись двумя одеялами. Ужасно хотелось заплакать от беспомощности, но сил не было.
Следующие два дня, однако, никакого облегчения не принесли, несмотря на усердные полоскания горла, сосание Антиангина и выпивание ТераФлю. Увы, ничего не помогло – становилось только хуже. Горло болело ужасно, не давая не только глотать, но и дышать. Днем сил хватало только на то, чтобы лежать, свернувшись клубком, на кровати под тупое бормотание телеящика, а ночью было еще хуже. Спалось, несмотря на нашу общеизвестную трепетную любовь к этому делу, очень неважно, мы то и дело просыпались и безуспешно пытались заснуть снова. В довершение всего, несмотря не болящее горло, до ужаса хотелось куриного супчика, как в детстве – крепкий бульон с плавающими сверху кружками жира, с тонкими лапшинками, маленькими кубиками картошки и яркими пятнышками морковки и укропа, с кусочками куриного филе. Супу хотелось просто до галлюцинаций, до ощущения в воздухе его запаха. Я просто видела перед собой тарелку, ту самую, мою детскую тарелку с яркими картинками – ворона и лисица. Увы, сварить суп было не из чего – в моем холодильнике давно уже повесились все мыши, крысы и тараканы, и ни картошки, ни курицы, ни лапши в доме моем не было. Не было даже «пакета с петухом», нежно любимого мною в детстве. Не говоря уже о том, что сил что-либо варить не было тоже.
Но самое ужасное – снова стали сниться сны, мучившие меня не меньше боли в горле, сны, не снившиеся уже очень давно, так давно, что я умудрилась почти забыть их, вытеснив в дальний и пыльный чердак памяти. Мой мальчик, моя любовь, моя душа, он все уходил от меня по мосту, широкому и пустому мосту, а я стояла и никак не могла ступить на мост, и крикнуть не могла тоже, должна была, но не могла, но мне было нужно, очень нужно крикнуть – тогда он бы обернулся и все было бы хорошо, но я не могла, и идти не могла тоже, а он все уходил и уходил по мосту, не оборачиваясь, а я все смотрела на него, не в силах пошевелится, и сердце мое рвалось на части, и волны тоски и боли захлестывали меня и это длилось, длилось без конца. А какая-то крохотная часть меня, укрывшаяся где-то глубоко-глубоко, даже во сне знала, что это сон, что все уже кончено, кончено много лет назад, и это к лучшему, все сложилось удачно, и надо просто проснуться, но это ничуть не помогало – все равно было больно, и страшно, и тоскливо, и надо было пошевелиться, и крикнуть, и бежать вслед, но я не могла, и время остановилось, и он все уходил, уходил, уходил, оставляя меня с моей болью, тоской и одиночеством…
А потом стало совсем плохо, как в детстве, когда я тоже болела ангиной – снова черная вода, густая и тяжелая, как расплавленное стекло, окружала меня, затягивала в водоворот, медленно, но неотвратимо… Помнится, когда я читала мифы древней Греции, мне именно такими представлялись воды Стикса – холодная, черная, густая и тяжелая вода, медленно текущая по долинам, заросшим бледными асфоделями. Но тогда, в детстве, мне было страшно, и я билась, пытаясь вырваться из водоворота, подняться наверх, и мама была рядом, а сейчас, сейчас… Темный, медлительный поток уносил меня, но это было даже приятно, и сопротивляться совершенно не хотелось, и было так приятно отдаться ему, раствориться в нем, ни о чем не думать, не знать, забыть, и, кажется, некому было позвать меня, протянуть руку, вытащить из воды, но мне и не хотелось…
Проснулась я часов в шесть, в мокрой насквозь майке, а Би, поскуливая, лизала мне ладонь. Раньше за ней такого не водилось – пока я не встану, дите обычно дрыхнет без задних лап…
В общем, два дня меня не спасли, не спас и третий, на который я поменялась с Томкой. В воскресенье пришлось вызвать врача. Кстати сказать, «Медэкспресс» меня весьма порадовал – пришла вполне себе приятная тетя доктор, навыписала лекарств, дала больничный... А в понедельник приехала мама, привезла лекарства, витамины, продукты, пыталась накормить сыром и ветчиной, а потом сварила не суп, но крепкий бульон из куриного филе. Уж не знаю, что подействовало – антибиотики с витаминами и убивающие микробов полоскалки для горла или бульон, который мы с удовольствием прихлебывали весь вечер, или все вместе, но на следующий день нам полегчало. Мы, конечно, не выздоровели враз, но горло уже болело гораздо меньше, и спалось гораздо лучше, и сны тоже перестали нас мучить… А потом все было совсем неинтересно – мы валялись в кровати, ели таблетки, полоскали горло, потом начали потихоньку читать… Ничем полезным, надо признаться, за все эти две недели мы так и не нашли в себе сил заняться, только спали, смотрели телеящик и читали… С одной стороны, обидно – две недели вычеркнуты из жизни, с другой – отоспались, отдохнули…
А сейчас, сейчас… Иногда кружится голова, и слабость, но так всегда бывает. Так что мы снова работаем, снова пишем в дневник, жизнь продолжается…